Татьяна Гармаш-Роффе - Роль грешницы на бис
– Она не захотела рассказывать. Знаю только, что там описаны ее отношения с целым рядом мужчин, занимавших крутые посты во времена ее молодости.
– Иными словами, с бывшими випами?
– Да, причем почти все до сих пор ими и являются. И пятеро из них убиты. Но Измайлова клянется, что ей не известно ничего, что могло бы послужить сегодня поводом для их устранения.
– Ты ведь, Алеша, имеешь обыкновение не доверять чужому мнению и составлять собственное о предмете!
– Не могу же я заставить женщину рассказывать о вещах, при воспоминании о которых она краснеет, как школьница! Как я, по-твоему, должен у нее выпытывать подобные признания? Возможно, в ее дневнике имеется ценная информация, уцелевший том у меня, но… Я обещал к нему не прикасаться.
– Понять не могу, как ты только ухитряешься зарабатывать деньги со своей патологической честностью? Это нонсенс! Деньги и честность – две вещи несовместные, ты в курсе?
– Честность – это не только мой врожденный дефект, за который ты ко мне питаешь необъяснимую слабость, но и товар, – отшутился Кис. – Люди мне платят, потому что доверяют. А доверяют, потому что я держу слово.
– Слушай, ну ты сказал! «Честность – это товар»! Зеленею от зависти! Можно, я у тебя эту фразу стащу?
– Бери, воришка, плагиаторша, вечно ты норовишь устроить свои дела за мой счет… – проворчал Кис.
…«Бестселлер», как сказала Александра… Почему нет? А вдруг и впрямь какой-нибудь Катин ретивый студент-сокурсник (или ее любовник, друг, бойфренд, как нынче говорят) решил поживиться за счет актрисы? Диссертацию написать о жизни и творчестве? Книгу выпустить со скандальным душком и бабки хорошие заработать? Но покушение – при чем тут оно? Ну, блин, история, ничего не связывается…
* * *– Цветик, а когда ты совсем большая будешь, ты женишься?
– Надо говорить: «замуж выйдешь». Это мужчины женятся.
– Ну, выйдешь замуж… Да?
– Наверное.
– А ты тогда будешь с мужем жить?
– Ну да.
– Не со мной?
– Ну, нет.
– Я не хочу, чтобы ты женилась! Или забери меня с собой!
– Вот глупый же какой! Да ты ведь тоже вырастешь, полюбишь девушку и женишься!
– А она меня будет любить?
– Конечно.
– Как ты?
– Как я. Спи.
* * *На следующий день в два часа пополудни, как ему было назначено Измайловой, Кис явился в квартиру на Тверской для встречи с Катей. Кроме того – или важней всего, – актриса обещала ему список всех випов, с которыми у нее имелись близкие отношения в те годы. Вопросик его был тот еще, Алексей вполне отдавал себе отчет, что он не просто неделикатный, а и совершенно беспардонный. Но, не имея пока возможности установить, связаны ли смерти випов с Аллой Измайловой, он не имел права сбрасывать такую вероятность со счетов. А следовательно, бывшим любовникам актрисы необходимо сейчас уделить самое пристальное внимание… И усилить их охрану.
Однако встречен он был Ирочкой, которая сообщила, что Алле Владимировне неможется, в силу чего она к детективу не выйдет. Просила извинить.
– Список! – почти вскричал Кис. – Она должна была подготовить для меня список!
– Какой? – невозмутимо поинтересовалась Ирочка.
– Она знает, – отпарировал Кис.
– Сейчас спрошу, – пожала плечами Ирочка и направилась в спальню Измайловой.
Вышла она оттуда через минуту:
– Недомогание не позволяет Алле Владимировне сейчас писать. Обещала завтра.
Чертыхнувшись про себя, Кис направился в гостиную, где его ждала секретарша Измайловой.
Катя оказалась девицей весьма разбитной и уверенной в себе. Высоченная и худющая, как макаронина, она была довольно миловидна: аккуратный носик, маленькая родинка над немного вздернутой верхней губой, русые волосы, местами выгоревшие (или подкрашенные?) до льняных, – но при этом совершенно не женственна. Широкие штаны, едва державшиеся на выступающих костях чересчур узкого таза; короткая рубашка то и дело выбивалась из-под грубого мужского ремня, небрежно застегнутого, приоткрывая то там, то сям загорелую кожу; размашистые жесты, крупные шаги, никакого кокетства, но вызывающая раскованность. Кажется, такой стиль и называется унисекс? Это когда не поймешь, какого оно полу? Какого бы оно ни было полу, оно вело себя довольно нахально. По-мужски заложив ногу в незашнурованной кроссовке на колено, Катя смотрела на детектива с насмешливым превосходством, сложив при этом губы так, как если бы она собралась послать детективу воздушный поцелуй. Раскованная манера унисекс довольно неожиданно сочеталась с провокационной сексуальностью. «Вежливая, но без излишеств, без фальши», – вспомнил он характеристику, данную Измайловой Кате. Вот уж да, излишеств тут и не намечалось! О фальши и не говорим: исключительная, сражающая наповал естественность! «Держится уверенно – но не нагло; проста в поведении – но не развязна»… Угу, остановилась, можно сказать, на пороге. Странно, что Измайлова назвала это чувством собственного достоинства…
Хотя… В Катиной манере себя держать было много самоутверждения, по-детски откровенный вызов, требующий принять ее индивидуальность, которую она, как умела, подчеркнула при помощи моды, – но в ней действительно не было хамства. Она хотела понравиться и вполне открыто предлагала себя оценить во всей своей модной нестандартности, но в ней не было агрессивности, она не навязывалась, не принуждала. Наверное, это оно и есть: чувство собственного достоинства? То есть когда свое достоинство ценят, но не пытаются унизить других? Ее посыл к окружающим, если бы его можно было перевести в слова, должен был бы звучать примерно так: «Я не такая, как вы». Пожалуй, Алексей готов был согласиться с актрисой в оценке Кати, учитывая, что самым распространенным посылом нашего времени стало базарное «я лучше всех»…
Результат беседы с секретаршей, несмотря на долготерпение и муки Киса, был ничтожным. Дочь какого-то забытого писателя, студентка филфака МГУ, она явно принадлежала к тому слою, что туманно назывался богемой. Кис никогда не мог постичь, как именно определяется (на уровне формулировки) эта среда богемы, но оно как-то чувствовалось. Мешанина молодежного сленга (Алексею все время хотелось позвать Ваньку в переводчики!) с правильной и усложненной литературной речью; непонятные латинизированные термины, которыми она пересыпала свою речь, неожиданным образом соседствовали с нецензурными словами, произнесенными без нажима и без смака, с той же легчайшей небрежностью, что и сложная терминология. «Ох…еть можно, до какой степени мышление индивидуума детерминировано социально-политическим контекстом» – так охарактеризовала Катя свой интерес к работе над мемуарами Измайловой. В Катин дом – а ей обеспеченные родители снимали квартиру – были вхожи студенты МГУ и других гуманитарных московских вузов: начинающие писатели, поэты, журналисты, киношники, разного рода хипари, философы – одним словом, публика сомнительная и в изобилии.
Что же до нее самой, она заверила, что к дневникам Измайловой не прикасалась. И посоветовала искать «в этом промискуитете Сафо». Кис, который и без того не понял половину мудреных слов, которыми сыпала Катя то на сленге, то на какой-то зауми, последнюю фразу запомнил и донес до Александры.
«Промискуитет, – объяснила Саша, – само слово обозначает тесноту, многонаселенность, но его чаще употребляют в смысле беспорядочных половых связей. А Сафо – древнегреческая поэтесса, лесбиянка… Алеша, девушка просто намекнула тебе на «розовые» отношения актрисы с кем-то из ее приближенных фрейлин!»
– А мне-то что с того?
– Не знаю… Возможно, Катина мысль заключается в том, что кто-то из ревности мог выкрасть дневники, где описаны отношения Измайловой с мужчинами?
– Измайловой примерно шестьдесят два года. В этом возрасте – извини, я просто не знаю, как это у женщин, – сексуальная потребность сохраняется?
– Доживу – расскажу! – рассмеялась Саша. – А вообще-то думаю, что это индивидуально… Но даже если сексуальная сторона отношений уходит, любовь-то остается! Я как-то посещала дом престарелых, ты не поверишь: старички и старушки отбивают друг у друга партнеров (пусть и не по сексу, а только по чувствам), ревнуют, сходятся и расходятся, строят козни и устраивают сцены… Можно подумать, что находишься в пионерском лагере! Собственно, к этому как раз и располагает ситуация промискуитета в прямом значении «скученность» – в любом возрасте: в пионерлагере, в доме отдыха или в доме для престарелых…
Иными словами, теперь у Киса одной головной болью больше: искать среди окружения Измайловой лесбиянку!
– Ищи, солнышко, у тебя ведь работа такая, – издевательски напутствовала его Александра.
