Ефим Гальперин - Вилла с видом на Везувий (Сиротки)

– А как же! Мамочка. Папа, между прочим, у меня половины этой страны был хозяин! Дедушки, бабушки. Полный комплект с обеих сторон. «Иди, Виталик, хирургом будешь»… Родственнички! Блядь! Ненавижу! Это у вас, пацаны, наоборот. Сиротки! Думаешь, мы не пробили вас по базе данных. Пробили! Поразвелось вас, бля, сироток.

Виктор выходит на крыльцо. Садится на ступеньки, курит.

– Что, вот так, не жалко деда? – спрашивает Николай.

– На жалость берёшь – смеётся Виталий – Ты хоть одну ночь на настоящих разборках пережил?! Ты! Убогий! У тебя жена проститутка. Ты сам списанный, контуженный. Дочку свою сиротой делаешь. А всё потому, что во взрослые дела влез. Но ты за девку не волнуйся. Она мне понравилась. С собой возьму. Пока не надоест, – поворачивается к Марусе:

– А ты, дура. Ну, ходишь ты в Европу. Вы мне ещё тут про «чуття единої родини» спойте…. Я родово-общинный строй уже пережил. Луиджи тоже любил декламировать «мы: итальянцы-братья». А как резал и стрелял этих «братьев»! Вы чё, ребята? Ну, что у нас общего? Язык? Так я их уже четыре знаю. Для этого я полз через всё гавно? Сам доходил до всего. Каммора, шмамора… Крики, истерики, чёрные костюмы. Ой, какие мы страшные. Клоуны! Под голливудских косят. Каждый второй Де Ниро. Каждый третий Аль Пачино. Вот Дон Лоренцо это да! Мозг! А сынок его Чезаре… Ёбарь и дурак. И эти, которые вокруг и после него, обормоты. Вы не догоняете, ребята! Они – это вчера! Мы их только как ширму держим. Мы – это завтра!

– А мы? – спрашивает Маруся.

– А вы…Ты ж вроде ушлая, Маруся. Понимаешь. В шесть утра опустится вертолёт. Я со своим барахлом, с ручками и информацией и с девочкой туда. А оттуда шакалы Олега Николаевича. Они тут всё зачистят. Вообще, конечно, несправедливо. Вам бы премию, придуркам, отвалить от нашей конторы. Миллионов пять, а то и десять. Как «подельникам». Это же надо! Затащить Старика сюда Мы и не мечтали, чтобы с доставкой на дом. Идеально! Как по мне, я бы в награду вас даже и в живых бы оставил. Но свидетели – это, извините, всегда свидетели.

Виталий выбрасывает окурок.

– Что-то я разговорился…. Просто таки речь произнёс перед восхищённой аудиторией. Где пресса? Где телеоператоры?

Виталий входит в хату, рассматривает термосы, привезённые с собой. Они прострелены. – Ну вот на хуй в термоса надо было стрелять? Мне же ещё полночи тут кувыркаться. Кофе у тебя, дура, есть? – спрашивает Марусю, роясь среди банок в шкафчиках.

– На верхней полке справа, – говорит Маруся.

– О, правильный сорт! – Виктор достаёт банку итальянского растворимого кофе. Ту же, что была у Маруси в кухне на вилле. – В принципе растворимый кофе всегда гавно. Но «Данези» я тоже люблю. Взбадривает.

Виталий достаёт свой походный чайник. Кипятит воду. Споласкивает кипятком стакан, наливает, насыпает ложку кофейного порошка. Добавляет ещё пол-ложки.

Маруся пристально следит. Даже не за Виктором, а за стаканом. Смотрит и Николай. Виталий, насвистывая «Санта Лючия», подтаскивает генератор. Надевает на Старика полиэтиленовый чехол. Достаёт записную книжку. Эта деловитая подготовка к операции пугает.

Виталий вводит цифры в переносной компьютер. Тянется за штекером и локтем сталкивает стакан с кофе со стола. Звон разбитого стакана. Маруся переглядывается с Николаем, беззвучно матерится.

Зато Виталий матерится вслух:

– Ну, блядь, руки дырявые – он ищет на кухонном столе другой стакан. Берёт эмалированную кружку, – Вот это вечная посуда. – Наливает кипяток в неё.

Насыпает порошок опять. Из той же кофейной банки.

Маруся шевелит губами, считая ложки. То же делает и Николай. Одна ложка, вторая. Ребята переглядываются.

Пока грузится программа в компьютере, Виталий выставляет на штативах портативные видеокамеры, соединяет провода и пьёт маленькими глотками из кружки.

– Тяни время. Он мало насыпал. Не сразу сработает! – выдыхает Маруся Николаю.

– Как?

– Ладно, я сама. Слушай, ты, доктор! – зовёт Маруся Виталия, – дело есть. Важное.

– Если пописать, так там и делай. У меня времени нет. – Виталий включает магнитофоны.

– Предложение есть!

– Чего? – Виталий выходит на веранду к висящим.

Маруся мнётся, косится на Николая.

– Ты имей в виду, толстая, не в моём ты вкусе. Так что грудями тут не труси.

– Ну, понимаешь… Есть брулики. Бриллианты. С виллы. Я подсмотрела. Какой-то американец приезжал. Чезаре ему показывал. Говорил старинные. Этой, как её… семьи Мудуччи.

– Медичи?!

– Ага! Я камушки эти прихватила. Этот мудак, – кивает на Николая, – не знал. Дед ему был нужен, придурку… Я их тебе отдам. Только отпусти. Меня и брата! Он же всё равно помирает. Это же Мудучи. Я тихо… Исчезну. Никто, никогда. Я в сарае камушки спрятала.

– Ну, ты дура! Мне, сегодня, когда я – Виталий широко разводит руки, ощущая себя хозяином мира – твои Мудучи сраные…

Виталий возвращается в дом, к столу.

Ставит микрофоны перед Стариком. Проверяет их работу. Включает софиты для съёмки. Проверяет аппаратуру на запись:

– Раз, два, три…

Выводит потенциометры генератора в рабочий режим. Генератор начинает гудеть. Старик сидит ровно. Держит спинку. Взгляд в никуда. Обруч с проводами на голове. Виталий проверяет клеммы, отхлёбывает ещё пару глотков кофе, включает камеры и магнитофоны. Опускает руку на рубильник. Задумывается.

Маруся от ужаса зажмуривается. Николай отворачивается. Виталий выключает софиты и камеры. Выходит на веранду.

Виталий достаёт пистолет. Взводит затвор. Отвязывает Марусю, угрожающе косится на Николая.

– Ладно, давай камушки. Может, уцелеешь! Мудучи!

Они проходят по двору. Маруся впереди. Виталий настороже сзади. Держит пистолет наготове. Заходят в сарай.

Маруся лезет по приставной лестнице на чердак. Сыпется солома. Она там громко приговаривает:

– Вот сейчас… вот. Вот. Только ты не обманешь? Отпустишь? – смотрит сквозь щели в досках вниз на Виталия.

– Не наговаривайся! Ну, давай быстрее! – Виталий качнулся. Ещё раз качнулся, прислоняется к столбу – Мне ещё куча дел.

Маруся спускается по лестнице. Не спеша. Переставляя ноги с перекладины на перекладину. В руках у неё старенькая шкатулка.

Виталий смотрит на неё. Как-то непонятно двоится у него в глазах.

– Вот! – Маруся присаживается перед Виталием на корточки. Аккуратно стряхивает пыль со шкатулки. Пытливо поднимает глаза на Виталия. Встаёт, протягивает шкатулку.

Виталий смотрит в лицо Маруси… Но и она и шкатулка расплываются в его глазах.

Он рвёт шкатулку из её рук, но на большее сил уже нет.

И жизни уже нет. Виталий роняет пистолет, хватается за горло, падает.

А из шкатулки выпадают старые фотографии когда-то большой семьи Маруси. Строгие лица, праздничная одежда селян Карпат. Мамы, папы. Дедушки. Бабушки.

Маруся аккуратно складывает фотографии назад в шкатулку. Крестится над телом отравленного Виталия.

– Господи, прости рабу твою Марусю. И прими сиротку Виталия.

Маруся бежит по двору.

– Всё, ребята, всё миленькие! Собираемся. Быстрее надо отсюда. Часа через четыре сюда его бандюки нагрянут!

Режет верёвки. Вместе они заносят Богдана в хату. Он стонет.

– Не волнуйся, Богданчик, тебе сестричка сейчас травки даст своей. Сработает! – говорит Николай и оглядывается по сторонам.

– Чего ищешь? – спрашивает Маруся.

– Да, трусы! Сколько ж можно голым! – Находит свои трусы. Торопится одеть. Продевает одну ногу. А когда продевает вторую, теряет равновесие…

Чтобы не свалиться, опирается о стол. Вернее, об рукоятку рубильника генератора в 15 тысяч вольт. Соответственно, нажимает. И…

Кричат все.

Ещё бы. Над головой Старика возникает плотный голубой ореол и он начинает дёргаться в кресле.

Николай рвёт рукоятку назад. Но настолько сильно, что пластмассовая ручка рубильника отламывается. Ток продолжает поступать к шлему на голове Старика. Голубая дуга!

Тогда Николай бьёт по пластинам голой рукой и, отброшенный ударом тока, с воплем отлетает в угол.

Свечение исчезает. Генератор замолкает. Тишина.

К Николаю бросается Маруся. Он встаёт, Покачиваясь, идет к Старику. Слава Богу, он то сам привыкший. Его, шахтного электрика шестого разряда, било током не раз.

– Деда, извини! Извини, «Ноно»! – Николай плачет, разрывает чехол, натянутый на Старика, срывает с головы его шлем. Гладит по волосам, слушает сердце – стучит! – берёт руки Старика, прикладывает к своим щекам, смотрит в глаза. Всё вроде в порядке.

Пустые глаза. Спинку держит ровно. Профиль патриция.

Николай выбегает во двор. Открывает машину. Там спит Леся. Заносит её сонную в дом.