Картер Браун - Том 21. Кто убил доктора Секса? Бичеватель. Счастливый год для карлика. Леди-призрак
Объяснение с Биллом Карлином продолжалось два часа. Я сообщил ему все, что мне было известно, за исключением содержания магнитных лент, использованных для шантажа. Барбара Дун оставалась моей клиенткой, и я посчитал себя обязанным молчать про все эти сенсационные подробности как можно дольше. Карлин, который был гораздо больше лейтенантом, чем просто Биллом, в конце концов отпустил меня с миром, напутствовав обычными словами о том, что теперь это уже «забота криминальной полиции», так что мне следует держаться подальше. Домой я вернулся лишь к четырем часам, последовал совету доктора и сразу же лег спать. Я проспал без задних ног целых шесть часов, спал бы, наверное, и дольше, но меня разбудил телефон.
— Рик? Это Барбара Дун. — Голос ее звучал напряженно. — Мне необходимо вас видеть. Немедленно.
— Вас навестила полиция?
— Да, я знаю про то, что миссис Рейнер убита! — нетерпеливо пробормотала она. — Но дело не в этом. Кое-что другое.
— Что именно?
— Я не могу говорить об этом по телефону… Пожалуйста, приезжайте сюда как можно скорее. Дело срочное. — И она повесила трубку.
Я приехал приблизительно через час. Дверь мне отворил Ларсен. Мне показалось, что он осунулся и позеленел. Он проводил меня в гостиную, как будто я был гробовщиком, явившимся с целью лицезреть дорогую ему усопшую.
Барбара Дун бросила на меня яростный взгляд, ее фиалковые глаза можно было охарактеризовать любым эпитетом, за исключением «ласковые». Она снова облачилась в черные брюки и свитер, будто собиралась заняться прокладкой новых дорог. По выражению ее лица я мог предположить, до чего ей не терпелось прогуляться туда-сюда по физиономии Холмана в туфельках на каблуках-гвоздиках!
— Черт побери, для чего я вас наняла?! — Это было сказано мне вместо приветствия. — Теперь уже вмешалась полиция, убита вдова Рейнера, и что же вы предприняли, чтобы этому помешать?
— Полиция не знает, что записано на ленте, — сказал я. — Единственное, что им известно, так это то, что ее использовали, чтобы вас шантажировать.
— Это просто восхитительно, не так ли?! — Ее тощее тело задрожало от ярости. — Они пока еще не знают, что записано на ленте. Но зато это известно человеку, использующему ее для шантажа. И он будет и дальше заниматься этим, пока вы с идиотской ухмылкой на лице изнываете от безделья!
— Что еще случилось? — осторожно спросил я.
— Покажите ему, Эдгар!
Она повернулась ко мне спиной и принялась расхаживать взад и вперед по комнате широкими энергичными шагами.
— Вот, — сдержанно пояснил Ларсен, подавая мне листок бумаги, — было доставлено посыльным сегодня утром.
Я прочитал:
«Вы достаточно долго покрываете грязью экран. На следующей неделе объявите о своем уходе со сцены, иначе публикации на первой странице всех газет потребуют этого без вашего участия».
Я вернул записку Ларсену.
— Полиция это видела? — спросил я.
Барбара Дун моментально остановилась и повернулась ко мне, ее лицо превратилось в неподвижную маску.
— Не будьте болваном! Вы воображаете, мне хочется, чтобы они это видели и начали задавать разные неделикатные вопросы? Плохо уже то, что мне пришлось показать им первую записку.
— Пожалуй, нет, — вежливо пробормотал я.
— Ну? — Надо было видеть ее убийственный взгляд! — Ну и что вы намерены предпринять в этом отношении, великий специалист?
— Что-нибудь сделаю…
— И поторопитесь, — процедила она сквозь стиснутые зубы, — или же это будет последний ваш выход. Это я могу вам обещать с определенностью!
Я ухмыльнулся, подумав, что она переоценивает свои возможности, учитывая конъюнктуру, но решил не затрагивать эту тему, а просто спросил Ларсена:
— Вы тоже получили новую записку?
— Нет, — покачал он головой. — Только Бэбс.
— Это интересно…
— Просто потрясающе! — Она едва не задохнулась от ярости. — Выходит, теперь я являюсь единственным объектом внимания шантажиста? Что прикажете мне делать? Плясать от радости?
— Скажите, почему вы разошлись с Харвеем Маунтфортом? — спросил я ее.
Она с минуту смотрела на меня.
— Какая жестокость! Но какое отношение это…
— Подлинной причиной, явился тот факт, что вы уличили его в том, что он вас обманывает с Сюзанной Фабер?
Она на мгновение прикрыла глаза:
— Нечто в этом роде. Какая разница?
— Пока не уверен. Возможно, никакой…
Она вновь устало прикрыла глаза.
— «Возможно, никакой»! — Ей удалось очень точно воспроизвести мою интонацию. — Выведите его отсюда, Эдгар, прежде чем я окончательно взбешусь и придушу его собственными руками!..
Ларсен неуверенно шагнул ко мне, но сразу же остановился, заметив выражение моего лица.
— Может быть, вы оба поладите позднее, — пробормотал он неуверенно, — когда слегка остынете?
— Выброси его отсюда вон! — Голос Барбары поднялся на целую октаву. — Вон!
Я собрал воедино растерянные было остатки достоинства и медленно двинулся к двери, как будто я сам уже намеревался уходить. И тут она произнесла одно словцо, когда я был уже на пороге комнаты, от которого у меня в полном смысле слова волосы поднялись дыбом. Я никогда не воспринимал Барбару как леди, но нужно глубоко нырнуть в сточную канаву, чтобы выкопать употребленный ею шедевр и ввести его в активную лексику…
Дверь кабинета была уже полуоткрыта, поэтому я просто толкнул ее и вошел внутрь. Марсия Роббинс сидела за письменным столом, занимаясь какими-то бумагами. Она выглядела самым настоящим личным секретарем, прекрасно воспитанным и энергичным. Она была в белой блузке и черной юбке, причесана стильно, но без экстравагантности. Стекла ее очков блеснули, когда она подняла голову и бросила на меня какой-то весьма отчужденный взгляд.
— Вчера вечером всем своим видом вы показывали, как вы рады возвращению домой, — напомнил я ей. — Вы казались мечтой холостяка, когда уютно свернулись на ковре с интересной книжкой, а всеми своими округлостями выглядели такой счастливой и женственной, что буквально просились на обложку мужского журнала.
Она вспыхнула до корней волос:
— Вы отвратительная личность, Рик Холман!
— Вчера вечером я вообразил, что все это было проделано ради старины Харва. — Я неприятно улыбнулся. — Каким же наивным бываю я иногда!
— Если вам не доставляет удовольствия изводить меня, — прошептала она, — тогда переходите ближе к делу.
— Все дело в том, что вы вовсе никого не ждали. Вы наслаждались нормальным вечером дома, верно?
Она медленно кивнула:
— Ну и что в этом такого?
— Лишь позднее до меня дошло. Когда я сообразил, что вы просто с удовольствием отдыхали в домашней обстановке, а не ожидали, когда старина Харв с грохотом ввалится в комнату, я понял, чей это дом.
— Я ничего не понимаю! — проговорила она как бы безразлично, но при этом старательно смотрела в сторону.
— Мне нужно все разложить по полочкам? — неохотно спросил я. — Сказать, что связь между вами и Барбарой Дун, начавшаяся еще когда вы с ней развлекались летом в Коннектикуте, никогда так и не прекращалась? Что продолжающееся «родство душ и тел» явилось действительной причиной развода между ней и Маунтфортом? Вы хотите, чтобы я продолжал?
— Нет… — Ее голос дрожал. — Пожалуйста, не надо.
— Хорошо, — с облегчением произнес я. — Тогда поговорим о старине Харве. Он был одним из пациентов Рейнера. Его исповедь записали на ленте, как и всех остальных. И тоже шантажировали. Разве не из-за этого он приходил к вам? Почему он вваливался в это французское окно? Вовсе не для каких-то физических действий, так как такого рода связь между вами невозможна, а потому, что в известной степени вы или ограждали его от шантажиста, или же пытались оградить!
— Да. — Она глубоко вздохнула. — Для Харвея главное — его карьера. После развода он сообразил, что совершил величайшую ошибку, потому что, раз он больше не был интимно связан с Барбарой, его успехи быстро пошли под гору. И Харвей решил, что самое разумное — вновь с ней сойтись. — Насмешливая улыбка искривила ее губы. — Забавная ситуация, не правда ли, мистер Холман? Он явился ко мне за помощью. Он говорил, что это будет лишь формальный брак, он не будет затрагивать моих взаимоотношений с Бэбс вообще. Но это обеспечило бы ему защиту, послужило бы надежным щитом против всяких инсинуаций и полупрозрачных намеков. И это было отнюдь не лишено смысла!
Она сняла свои очки и стала механически их протирать маленьким шелковым платочком, ее близорукие голубые глаза наверняка едва различали меня.
— Затем начался шантаж, — печально произнесла она. — Бэбс получила кусочек ленты, указывающий на начало наших взаимоотношений. Харвей — кусочек, который напоминал ему, как он подробно обсуждал эти взаимоотношения с доктором Рейнером и считал их причиной неудачи его женитьбы. В его записке от шантажиста было сказано, чтобы он оставил все надежды вновь жениться на Бэбс и в наказание за мерзкое поведение на уик-эндах Сюзанны Фабер женился на мне. — Она рассмеялась неприятным смехом. — Потому что, видите ли, женившись на мне, он прервет противоестественную связь, существующую между мной и Бэбс, поскольку ей будет в точности сообщено все, что он в свое время высказывал об их браке.
