Андрей Анисимов - Призрак с Вороньего холма. Исповедь шлюхи
– Не будем все в одну корзину валить. – Проворчал Курдюк: – Дайте с кащеевской девкой разобраться. Все-таки вы меня хоть убейте, а что-то она темнит.
Максюта согласился:
– Темнит. Но мы от нее пока зависим. Ты же бумагу с нашими подписями не нашел, а шмон для этого делал…
– Скорей всего Кащей, если он жив, нашу бумагу при себе держит. – Рассудил Курдюк.
В кабинет заглянула Таисия Николаевна:
– Мужики, мойте руки и к столу. Не знаю, как вы, а мой с дороги.
Курдюк вынул из внутреннего кармана куртки бутылку водки и подмигнул приятелям:
– И по десять капель примем. Это кристалловская, не чета нашей сивухе.
Все трое дружно поднялись. Мир между отцами города начал восстанавливаться.
Если полковник Курдюк мог считать четверг днем примирения с коллегами, у Постникова этот день с утра не заладился. Не успел войти в кабинет, как ему сообщили, что десять школьников в больнице. Есть подозрение, что они отравились молоком. Молоко для школьных завтраков поставлял Паперный. Мэр позвонил директору молокозавода. Павел Михайлович Паперный свою вину отрицал. Его продукцией отравиться нельзя… Но Тихон все равно вызвал его на ковер, а работников эпидемиологической станции поторопил с заключением… В десять в микрорайоне погас свет. Начали звонить жители. Мэр пытался выяснить причину. Только через час ему доложили, что вышла из строя подстанция, и ее ремонт затянется на сутки. Ему с трудом удалось организовать автономное электропитание детского сада и поликлиники. Но на этом беды не закончились. В половине первого позвонил начальник пожарной службы Еременко и сообщил, что у него последняя машина встала. Теперь все четыре машины в ремонте. Если что загорится, ехать тушить не на чем. Тихон помнил, что Еременко уже писал три рапорта о полном износе своей техники. Новые машины Постников заказал, но оплатить их из городского бюджета не смог. А область выделить деньги не спешит.
Мэр пообещал механикам премию из своего фонда, если в течение нескольких часов они отремонтируют хотя бы два ЗИЛа. Положив трубку, продиктовал секретарше факс в Москву, где требовал у министра финансов срочно выделить ему средства на покупку двух пожарных машин. В противном случае грозил пожаловаться президенту.
Покончив с неприятной текучкой, решил дать себе передышку и, чтобы снять негатив, взялся за приятное дело. Вызвал секретаршу Юлю, попросил никого к нему не пускать и сел готовить указ о введении в Глухове института почетных граждан города. Вскоре на чистом листе бумаги начал вырисовываться принцип наградного документа: «Почетными гражданами могут стать глуховчане, внесшие заметный вклад в развитие родного города или прославившие его своими заслугами в любой форме общественной деятельности. В спорте, в ратном подвиге или в особо ярком поступке. «В особо ярком поступке» вычеркнул. Вписал «или в ином социально значимом деянии». Еще раз перечитав документ, уже решил отдать его Юле для перепечатки, но секретарша вошла сама:
– Тихон Иннокентьевич, в приемной Межрицкая с какой-то женщиной. Я не знаю, как быть. Вы же просили никого не пускать?
– Руфину Абрамовну, Юля, я приму даже ночью. – Раздраженно произнес мэр, вскочил из-за стола и ринулся в приемную. Директриса детского дома сидела в кресле, рядом с ней стояла молодая женщина с покрасневшими от слез глазами.
– Прости, мама Руфа. Юля не поняла, что к тебе это не относится. Заходите, пожалуйста. – Он помог Межрицкой подняться с кресла и под руку проводил в кабинет. Заметив, что ее молодая спутница осталась в приемной он, было позвал и ее, но Руфина Абрамовна не позволила.
– Пусть Лена немного посидит. Я тебе таки сначала выложу, что я про всех вас думаю, а потом ты ее примешь.
Услышав метал в голосе обычно приветливой Руфины Абрамовны, Тихон понял что она в бешенстве и попытался усадить Межрицкую в кресло:
– Что случилась, мама Руфа?
Она предпочла стоять:
– Ты еще спрашиваешь, что случилось?! Я тебе отвечу. Таки случилась подлость. Даже если ты лично в этом не виноват, что творится в твоем городе, должен знать. Иначе таки зачем я за тебя голосовала!?
– Мама Руфа, объясни, пожалуйста, а потом ругай.
– Таки слушай. Женщина, которая сейчас в приемной, вдова убитого в Афганистане летчика. Во время похорон его останков она перенесла глубочайший, жуткий, можно сказать, стресс. Потеряла память и шесть лет провела в психиатрических больницах. Наконец, выздоровела, таки вернулась в родной город, а в ее квартире живут чужие люди. Как это называется, Тихон?
– Здесь, так сказать, какое-то недоразумение. – Пытался защищаться Постников.
– Теперь у вас это таки называется недоразумение? А по-моему, это, мой мальчик, бандитизм. Это хуже чем бандитизм. Не всякий бандит поднимет руку на вдову афганца. А ты поднял!
– Мама Руфа!? Но причем тут я? Эту женщину я лично никогда не видел и не знал о ее существовании. Случай, согласен, так сказать, отвратительный. Сейчас разберемся. А кто там сейчас живет?
– Ты не знаешь? Там живет Ася, таки дочка владельца молокозавода Паперного.
Постников уселся в кресло и схватил внутренний телефон. Номер не отвечал. Тогда он выбежал в приемную и крикнул Юле:
– Найди мне Стеколкина. Он мне нужен срочно! – Затем вернулся в кабинет: – Сядь, мама Руфа. Недвижимостью у меня ведает Стеколкин.
– Это тот самый?
– Да.
– И такого человека ты таки допустил баллотироваться в мэры?
– Его выдвинули представители администрации…
– Таки хороша у тебя администрация. – Усмехнулась Руфина Абрамовна.
– Люди у нас разные, но работать один я не могу. – Ответил Тихон и опять выбежал в приемную. Юля только что вернулась.
– Стеколкина на рабочем месте нет. Он где-то в городе.
– Вернется, сразу ко мне. – Постников подошел к молодой женщине: – Как вас зовут?
– Лена. Лена Ситенкова.
– Ситенкова… – Постников наморщил лоб: – Почему-то эта фамилия мне знакома.
– Мою дочку Ирочку удочерил ваш друг.
– Олежка!? Ирочка – ваша дочь?
– Да.
– А он знает?
– Знает. С вашим другом Руфина Абрамовна говорила по телефону.
– Леночка, как вас по отчеству?
– Не надо отчества, я привыкла так. А вообще-то отчество у меня не трудное – Ивановна.
– Вот что, Елена Ивановна, вы где-нибудь работаете? А то у меня есть, так сказать, возможность в экстренных случаях оказывать помощь людям из своего фонда.
– Спасибо, я начинаю работать учительницей в детском доме, и у меня с деньгами все в порядке. Вот с жильем…
– С жильем разберемся. Кстати, у вас случай особый. Мы сейчас сдаем муниципальный дом. Квартиру вашу вы, конечно, получите, но можете написать мне заявление на новую. Там есть очень уютные двухкомнатные квартирки.
– Спасибо. Но сначала я бы хотела получить свою. В ней и вещи у меня оставались, мебель…
– Конечно, конечно… – Тихон подал Лене руку, открыл перед ней дверь кабинета и попросил секретаршу: – Юлечка, сделай нам три стакана чая, и найди, если сможешь, плитку шоколада.
Пока Тихон беседовал в приемной, Межрицкая не теряла времени даром. Она позвонила по аппарату мэра в детский дом и давала наставления повару.
Постников дождался, когда она положит трубку:
– Мама Руфа, мы познакомились с Еленой Ивановной, и я узнал про ее дочь. Что же теперь будет?
– А что будет? Ничего. Таки Олежек человек разумный, естественно, он вернет ребенка матери.
– Но девочка наверняка к нему уже, так сказать, привязалась?
– И здесь не вижу проблем. Моя Леночка вовсе не какая-нибудь стерва. Олежка сможет навещать Ирочку, да и она бегать к нему, и к Павлу с Верой. Чтоб ты знал, чем больше у маленького человека близких, тем уютнее ему на этом свете. Ты-то должен таки это понимать. И еще, Тиша… Ты себе можешь представить, как она хочет увидеть дочь? Мать почти шесть лет не видела своего ребенка! Ты хоть соображаешь, что это значит?!
– Могу только догадываться. – Улыбнулся Тихон: – Но в чем проблема? Дети у Павла с Верой. Надо им позвонить…
– Нет, без Олежки я никому ничего объяснять не буду. Когда он приедет?
– Обещал прилететь вчера. Но я его еще не видел.
В кабинет заглянула Юля:
– Тихон Иннокентьевич! Павел Михайлович Паперный в приемной.
– Этот гусь пожаловал! – Обрадовалась Межрицкая: – Сейчас я ему скажу, кто он есть.
– Зачем, мама Руфа? – Удивился Постников. – Среди детдомовцев отравленных молоком не значилось.
– Как это зачем!? Пусть таки знает, что в чужие квартиры дочек подселять нельзя.
– Мама Руфа, я сам разберусь. – Попросил Тихон и повернулся к Юле: – Скажи Паперному, пусть подождет. Я пока занят.
Дамы допили чай. Елена осилила только половину шоколадки, оставив недоеденную часть на блюдечке. Старая воспитательница возмутилась:
– Лена, ты видела, как я спрятала свою шоколадку? Запомни, работая в детском доме, ты имеешь не одну дочь, а пятьдесят семь. И еще таки сорок шесть сыночков. Так что оставлять сладости нельзя. Дома пригодятся.
