Евгений Сухов - Капкан для медвежатника
– ...это внутреннее море обширнейшего Индийского океана, сударь. И лежит оно в тектонической впадине глубиной около трех верст. Это самое соленое море в мире! В него не впадает ни одна река, и очень велики испарения. Вот оно и соленое поэтому. Одной из диковин Красного моря является морской конек. Как известно, он перемещается вертикально, что в условиях нахождения в водном пространстве весьма непросто и нелегко. К тому же средства передвижения коньков весьма и весьма слабы. Спинной плавник являет собой как бы небольшой веер, брюшных плавников нет совершенно, поэтому передвигается конек крайне медленно и скачкообразно. А еще конек не может поворачивать голову. Вместо нее поворачиваются глаза, которые двигаются независимо друг от друга и могут смотреть в разные стороны...
– Послушай, географ, – поднялся с места Савелий, угрожающе бряцнув кандалами. – Сейчас я вдарю тебе по рогам, и уже твои глаза будут смотреть независимо друг от друга и в разные стороны.
Географ, узрев, очевидно, что-то такое во взгляде Савелия, более его своими лекциями не терроризировал и прицепился к какому-то молодому чиновнику, ехавшему третьим классом и надеявшемуся заиметь на Сахалине хорошую должность, полуторный оклад и «амурские надбавки». Время от времени до Родионова доносился гнусавый голос географа, втолковывающего бедному чиновнику через зарешеченную дверь, что «размножение есть уникальная возможность морских коньков».
– Вы не поверите, но мальков вынашивает самец! – горячился географ, брызгая слюной в сторону молодого чиновника. – На животе у него около отверстия урины имеется что-то наподобие кожаной сумки, куда самка откладывает икру. И он вынашивает ее от трех до четырех недель. Непостижимо, но факт!
Очевидно, морские коньки были «коньком» географа...
После того как «Нижний Новгород» восполнил запасы пресной воды и угля в Порт-Саиде, географ куда-то пропал. По крайней мере, в большой камере, отделенной от третьего класса решеткой, его не было уже два дня. На третий день конвоир сообщил, что географ находится в судовом лазарете «с воспалением мозгов и в полном беспамятстве» и все время зовет какую-то Клаву.
– Клавой звали его жену, – заметил на это инженер-геолог. – Ту, которую он зарубил вместе с ее любовником.
Умер географ уже после того, как «Нижний Новгород» прошел Суэцкий канал и судно стали продувать горячие ветры Аравийской пустыни. Жарища стояла такая, что не вздохнуть. Словом, и арестантам в трюме, и пассажирам во всех трех классах приходилось довольно туго.
Иногда каторжан выводили на прогулку, и тогда, гремя цепями, они окатывали друг друга забортной водой из пожарных качалок.
В одну из прогулок из лазарета вынесли географа. Лицо его было в фурункулах, потрескавшиеся губы растянулись в зловещем оскале. Судовой кузнец сбил с него кувалдой кандальные браслеты, потом географа завернули в парусину, пароходная машина встала, и его сбросили в воду. По-другому нельзя: иначе мертвеца затянуло бы под корму и искромсало винтами. Через пару минут двигатель завелся, и судно заторопилось дальше.
Глава 13
ОСОБЕННО ХОРОШИ ИНДИАНКИ
До чего же хороши индианки!
Черные глаза подведены черным же канджалом, губы окрашены помадой, но не ярко-красной, а цветом почти коричневой, что ближе и естественней по отношению к смуглости их лица.
Они шлифуют ногти и жуют пан, дабы придать языку сочный красный цвет.
Прически индианок просты и в то же время красивы. Черные смоляные волосы разделены на пробор, зачесаны назад и собраны либо в пучок, либо в косу. И, конечно, убраны цветами и жемчугом. Украшений они носят много, но на индийской женщине это не кажется вульгарным.
Особенно хороши индианки, когда на них надеты шелковые или батистовые сари с разноцветными полосами из самых ярких цветов. Что может быть великолепнее блеска подобной роскошной ткани, выгодно оттеняющей оливковый цвет кожи индийской женщины и развевающейся во время ходьбы? А как отливается золото бахромы сари вокруг ее стройных ног!
У многих звенят бронзовые или серебряные колокольчики на ногах, светятся на солнце золотые браслеты на запястьях и над локтями, и приковывают внимание плоские обручи на голове с подвеской, опускающейся на матово-смуглый лоб, посередине которого светится яркой бриллиантовой точкой крохотный глазок бинди.
Сари. История этого женского костюма, как сказал Елизавете гид, которого она наняла для знакомства с достопримечательностями Бомбея, насчитывает столько же лет, как сама Индия. Махабхарата – древний индийский эпос – рассказывает, что однажды царь Юдхиштхира из рода Пандавов, играя в кости с вражеским кланом Кауравов, проиграл и свою казну, и свое войско, и мать, и братьев, и самого себя. Последней ставкой он сделал жену Драупади. И тоже проиграл. Обрадованный победитель приказал привести прекрасную Драупади в зал собраний, где проходила игра. Но она отказалась прийти, говоря, что еще не одета. Тогда слуга схватил ее за волосы и поволок, как простую рабыню. И вот все увидели горько плачущую Драупади, которая из последних сил удерживала наполовину спустившееся платье. В скорби, не поднимая головы, стоял ее муж. А враги разразились злорадным и довольным смехом: как же, ведь удалось оскорбить одного из Пандавов. Один из Кауравов решил сорвать с Драупади одежду, чтобы навеки покрыть ее имя позором. Однако как ни старался он обнажить ее, прекрасная Драупади оставалась одетой. Тогда распутные победители схватили один конец тонкого материала, в который она была скромно и тщательно задрапирована, и стали тянуть. Долго тянули, да так и не смогли обнажить прекрасную Драупади. Ведь Господь Кришна обещал защитить ее добродетель и чистоту с помощью сари.
Так, 5000 лет назад в первый раз в письменном источнике была упомянута древняя индийская женская одежда – сари.
Эпос, конечно, эпосом, но до чего это сари подчеркивает линии женского тела! Можно надеть его так, чтобы край его ниспадал с плеча, подобно шлейфу. А можно прикрыть им голову. Как сказал гид, делают сари исключительно мужчины. И это правильно, ибо кто как не мужчина может оценить пленительную красоту женских форм. Лиза сама бы с удовольствием носила сари, надевая его прямо на голое тело, без нижней юбки, и Савелий, когда бы вырвался из трюма этого парохода «Нижний Новгород», разматывал бы ее, вращая и освобождая от одеяния.
Она вспомнила, как они отметили свое появление на пароходе «Ниагара» два года назад, когда Савелий взял ее с собой, и это путешествие явилось как бы их свадебным круизом. Собственно, так оно и было. Пассажиры еще только расходились по каютам, а они уже занимались любовью...
Началось это их путешествие на «Ниагаре» с того, что, бросившись на постель под розовым куполом балдахина и как бы нечаянно оголив свою точеную ножку, Елизавета призывно и страстно посмотрела на Савелия. Этого оказалось достаточно, чтобы у него вылетели из головы все мысли, кроме одной: жажды обладания ею. Он бросил папку с бумагами на пол и резко притянул ее к себе. Потом, уткнувшись лицом в ее золотистые волосы, он стал жадно вдыхать их аромат, лаская ее груди. Елизавета на миг оцепенела, потом мягко скользнула горячей ладошкой под отворот его сорочки, прижалась губами к гладкой коже шеи. Они не произнесли ни слова, стаскивая, стягивая и сминая одежду друг друга, в неистовом нетерпении подхлестывая и без того обезумевших демонов страсти. Савелий развернул ее на спину, подхватил под округлые ягодицы, одним упругим толчком вошел и замер, оглохший от гулкой тишины, наполнившей всю вселенную. Всякий раз, когда случалось подобное с ним и с нею, Лизавете казалось, что это происходит впервые, – до того остры были испытываемые ощущения. А потом приходило опасение, что эта сладость и нега, которую он испытывает, слишком быстро кончится...
– Не торопись, милый, не торопись, прошу тебя, – жарко зашептала Лиза, умоляюще глядя на Савелия.
Она невольно царапнула своими коготками его крепкие плечи, обхватила ногами и стала отдаваться той неге и наслаждению, которое охватывало ее, подобно волне, с каждым приливом откусывающей от берега все больший и больший кусочек. Мир вокруг рухнул, исчез в небытие, оставив только жгучее стремление к чему-то там впереди, некой вершине, сверкающей в ореоле раскаленного, бешено вращающегося пространства. Каждое движение Савелия, как и движение Елизаветы ему навстречу и в такт, были шагом к этой вершине, и они были едины и не разделимы на пути к апогею наслаждения друг другом. Пока не достигли его.
Боже, сколько дней она уже без Савелия... Руки Лизаветы сами, будто это были его руки, потянулись к интимным местечкам. Одна ладонь легла на грудь, другая притронулась к набухшему венчику... Нет. Она дождется любимого Савушку. Обязательно.
Лиза вздохнула: надо отвлечься. Где же этот гид?
* * *– Как это нет угля? И куда же он подевался? – неистовствовал капитан «Нижнего Новгорода».
