Алексей Шерстобитов - Неприкаяный ангел
Произнесенное вслух, показалось Павлу необычайно точно выразившим его состояние от ощущаемого вокруг. Как продолжение, их мысли слилось в одно фразе: «Как это случилось?» – каждый в эту фразу вложил свой смысл и подумал о своем. Однако, если Татьяна, а это она, делая ежедневную пробежку, которой обычно оканчивала тренировку, споткнулась о вытянутую руку гиганта. Кстати – это единственные моменты, когда она оставалась без бабушкиного пригляда.
Если девушка точно не поняла причины своего падения, предполагая, что запнулась о корягу, и рассматривая растение, была уверена в своем одиночестве, то мужчина только начал осознавать, что до него никому дела нет. Чем и решил воспользоваться.
Она продолжала читать выдержки из акафиста наизусть, согнув ноги в коленях и болтая попеременно ими в воздухе. Положив головку на, подложенные под подбородок ладони, девушка наслаждалась, тем, что мы обычно совсем не замечаем, внимая красоту природы.
Немного помолчав, она спела песенку грустного, но оптимистического для верующих содержания, где припевом были, уже знакомые нам, слова: «Слава Богу за все, слава Богу за все – слава Богу за скорбь и за радость…». Она вспоминала об отце, о случившейся год назад трагедии, унесший жизнь, как она считала, её друга, о каком-то странном волнении, нахлынувшем на нее при недавней случайной встрече, даже столкновении с очень большим по габаритам молодым человеком. Как раз сейчас, исподтишка, он наблюдал за ней. Что-то зацепило в нем тогда, но он, кажется, так и не понял что случилось, и уставившись на нее, как будто увидел, что-то необычное, настолько растерялся, что даже не извинился, хотя мог и не понять, что зацепил краешком огромной сумки её руку.
Эта весна вообще была необычной, в ее организме происходило многое. То, о чем подумал читатель, произошло гораздо раньше, и бабушка сумела объяснить от куда кровь, и почему об этом не нужно беспокоиться, а вот какое-то желание, концентрирующееся внизу живота и в области груди – раньше такого не было… Подумав об этом, Татьяна рывком подтянула ноги к животу, встав на колени, и подперев подбородок кистями рук, оперлась о землю локтями.
Поза, которая она при этом приняла, показалась ей более удобной, но по-другому её воспринял Павел. Вид сзади, всколыхнул в нем, доселе, неведомое чувство, с соответствующей физической реакцией. Лицо залилось краской, нахлынувшее чувство стыда, заставило его отвернуться, разворачиваясь, он запнулся о ремень своей сумки, переступая через нее, запутался и грохнулся оземь, хоть и успел сгруппироваться, подняв сумку над собой.
Испугавшись неожиданного шума и шевеления, Татьяна вскрикнула, но вместо того, чтобы броситься прочь, кинулась на парня, даже не предполагая громадную разницу в возможностях.
Удар пришелся ему, почти в глаз, он сгреб ее в охапку, и как следует, встряхнув, перекинул через плечо, подхватил сумку и побежал в сторону пруда.
Почему туда? Наверное, это было открытое место, залитое солнцем и теперь, зарождающимся чувством…
Что бы сказала ее мать, висевшая именно так в последние секунды своей жизни? Татьяна же молчала, но предпочла сделать то же, что сделала тогда мама – впилась зубами…
Смех двух молодых людей разливающийся над небольшим прудиком, встревожил всех обитателей, только нашедших себе отдых на глади воды. Утки, гуси, лебеди, и разные местные, более мелкие твари, летали кругами, будто желая слышать каждое слово родственных душ, внезапно нашедших друг друга на просторах вселенной.
Сильный мужской голос, волнительный от переживаемого, перекрывал любые звуки:
– Я так в жизни не пугался! Ты не поверишь, я никогда не чувствовал таких переходов: сначала испуг, потом, удивление, потом восторг – какие стихи ты читала?…
– Это акафист…
– Странное название…
– Это не название – это хвалебная песнь, так проще понять невоцерковленному…
– Угу… Потом недоумение – думаю, как же так, грохнулась и не хнычет, и не ругается, да даже меня не замечает…, лежит себе ножками болтает, сама с собой говорит! А потом…, потом вообще – никогда такого не чувствовал!
– И что это было?!… – Ничего не подозревая, они подошли, к чему-то интимному, чего еще не касались по-настоящему, и чему всегда бывает первый раз…
Павел, как-то подобрался, слегка напрягшись, поднял брови, сложил губы трубочкой, с силой сжал пальцы в кулаки, покраснел, и силой выдув воздух из мощных легких, как-то нарочито тихо выдавил, с трудом подбирая слова:
– Нууу, чего-то…, знаешь, как вот…., когда ты…, ну словом, костюм же обтягивал…, обтягивал и то, и это…, я как-то представил… – фууу…, то, что никогда не представлял…
– Паш, не пойму я, о чем ты… – Посмеявшись, она встала позади сидящего на скамье парня и запустив пальцы в его густую шевелюру, немного потрепала, ей казалось по-дружески, но мужчины склонны понимать все на порядок ближе к своим желаниям. Пробежавшие от макушки до пят мурашки, заставили встрепенуться. Дочь «Солдата» убрала руки, обошла скамью и присела рядом:
– Ты извини, я подумала, что ты насильник какой-нибудь…, надеюсь не больно?
– Да ничего – мне показалось, что кусок бедра откусишь, а потом даже смешно стало. Я ведь только его «потянул» (получил травму), доктор местное обезболивающее вколол, так что я ничего даже не почувствовал. Но ты смелая – не побежала, а сразу в бой… Отец то тоже вояка?
– Был когда-то…
– А сейчас? На пенсии или…
– В коме…
– В смысле?
– Уже несколько лет без сознания и без движения, и вообще, я ведь его только нашла, точнее он меня… – Здесь вспомнив о просьбе дяди Мартына особо не распространяться, она улыбнулась, погладила его по руке, повернула ее циферблатом часов к себе, ойкнула и взволнованно пролепетала:
– Господи, помилуй! Бабушка уже ищет, наверное! Я побежала… – И чмокнув его в щеку исчезла так же неожиданно, не логично и не вовремя, как и появилась….
Паша смотрел на листву, возмущенную, пробежавшей по ней Татьяне. Впервые его влекло непреодолимо, и впервые он понял, что существуют силы, способные изменить все его существо, повернув все движущее им в обратную сторону.
Забыв про время, он шел через бьющие, сквозь кроны деревьев, солнечные лучи, высматривая следы, вспоминая сегодня произошедшее. В конце концов, встав у того самого дерева, с которого все началось, Павел опустился на колени и застыл…
Пришел в себя он только вечером, с мыслью, что никогда не чувствовал себя таким счастливым… Теперь он любил!..
Любовь и препоны
– Дочка, совсем не узнаю тебя! Сияешь, как самовар на масленицу. Тебе видение Ангела, что ли было?… Да и молчишь, как святой Захария…
– Может и так, а может, и нет, от чего-то, на душе радостно. Бабуль, а у тебя муж был?.. – Не то что бы Татьяна удалилась в бесконечные мечты, или как любая девочка, хотя уже девушка, думала о замках и принцах, и даже не о неожиданном происшествии в парке, оказавшее влияние на ход ее мыслей. Что-то гнетущее, толкающее, заново рождающееся внутри, волновало и не давало покоя.
Бабушку она слышала, откуда-то издалека, туда же отсылала вопросы, почти не запоминая ответы. Элеонора Алексеевна, сидя за рукоделием, вышивала гладью один из библейских сюжетов. Пожилая женщина – пожилая не столько потому, что пожила достаточно, сколько нажила опыт самодостаточности и знала точно, что делать не нужно и чего стоит опасаться. Второй день ее беспокоило состояние внучки. Понимая, что со временем ее влияние на ребенка будет уменьшаться, она готовилась к первой ее влюбленности, очень хорошо зная, что такое наивное, честное и откровенное существо, как ее Танечка, может получить тяжелую рану, если первое чувство станет испытанием ложью, обманом, предательством.
Не раз уже обсуждался этот вопрос с отцом Андреем, приезжающими по делам прихода в Москву, и с отцом Иоанном. Но дела сердечные, по их мнению, имели одну особенность, преодолеть которую не дано никому – невмешательство в индивидуальность влюбленной пары. Оба считали, что здесь советчиков быть не может, а посему лучше положиться на волю Божию, наставлять ориентироваться в семейной жизни на Евангелие и молиться о чаде.
Конечно, определенный контроль должен был существовать, и некоторое вмешательство допустимо, но все решения надобно принимать самому ребенку, благо воспитание, данное всеми этими лицами, соответствовало морали православной, а значит ни глупостей, ни блудных мыслей быть не могло…
Я витал над этим чистым созданием, конечно, уже не идеально светлым, ибо Таков только Бог, но совершенно не похожим на подавляющее большинство её одноклассников, и вообще людей окружающих.
Ощущая, как свои собственные, переживания юного сердца, я воспринимал их и на свой счет, считая теперь, что несу ответственность, чуть ли не как ее Ангел. От куда это чувство возникло, меня не интересовало, восприняв его как должное, я старался понять, чем могу быть полезен, ведь Ангел у Татьяны уже был. Святая мученица Татьяна, имя которой она носила, часто была ей заступница, зорко и внимательно следившая за всеми кознями, исходящими от, обливающегося слюной, зависти сатаны.
