Татьяна Степанова - Душа-потемки
Глава 20
МАШИНА ИНКАССАТОРОВ
Из-за начинавшей парковаться впереди машины они притормозили у банка на Дмитровке, мимо проехала машина инкассаторов, и Борис Маврикьевич Шеин, сидевший на пассажирском сиденье рядом с Марком Южным, проводил ее взглядом.
– В моем универмаге прикончили какую-то долбаную бабу… Только этого нам сейчас не хватало! – сказал он. – Звонили якобы мне весь день по этому поводу и не могли дозвониться. Чушь… И опять завтра вызывают в милицию.
– Куда на этот раз? – спросил Марк.
– На Петровку, 38.
– Я вас отвезу и подожду.
Пауза. В конце улицы в направлении Страстного бульвара собиралась пробка.
– Тебе даже не интересно, что там произошло? – спросил Шеин.
– Вы сами точно не знаете.
– Только этого нам сейчас не хватало, – повторил Шеин, скрипнув зубами. – Я уже планировал закрыть универмаг на две недели… там же нужен ремонт…
Марк усмехнулся.
– И так все вроде гладко устроилось с этим магазином продуктов. По сути, вся территория теперь наша полностью. Этот кретин уступил… Знаешь, Марк, я порой поражаюсь твоей способности уговаривать людей, – Шеин тоже усмехнулся. – И как это у тебя все ловко получается, мой мальчик? Что бы я без тебя делал, м-да…
– Самое главное – вы довольны.
– Да, я доволен. Я доволен тобой. И я этого не забуду. И вообще… Этот кретин, этот провинциальный торгаш даже не понял, что я просто не мог выкупить у него его чертов продуктовый магазин по честной цене. У меня денег нет, я банкрот. И когда об этом узнают…
– Никто ничего не узнает. Не беспокойтесь. А по поводу убийства… тоже не беспокойтесь, Борис Маврикьевич.
– Но они же обыскали все здание и еще будут обыскивать! Только этого нам сейчас не хватало. Когда все только-только складывается, когда я наконец-то отыскал, купил эти чертовы чертежи… планы здания…
На щеках Шеина выступили алые пятна. Пробка впереди медленно двигалась. Марк управлял черным «Мерседесом» своего хозяина небрежно и плавно.
Та самая машина инкассаторов – она тоже застряла в пробке, они поравнялись с ней.
Шеин смотрел на бронированный сейф на колесах. Постепенно алые пятна исчезли, и он успокоился.
– Я порой завидую тебе, Марк… нет, не возрасту твоему, твоему характеру. Поразительная невозмутимость. Кстати… сегодня утром там, в ресторане, Ольга… наша мадам, интересовалась тобой. Чуть шею себе за завтраком не свернула, все на тебя пялилась, старая корова…
– Пустое. Ее Леха Хохлов каждый вторник и четверг во все дыры долбит. Она для встреч с ним номер в отеле сняла. Шикарный отель, одни иностранцы.
– Надоела мне она. Вечно во все нос сует.
– Смотрите, как бы она не узнала про эту вашу… куклу… Василису прекрасную. Скандал грянет. Кешка Краузе ведь сынок ей родной. Вам бы надо осторожнее. Если что, он тоже не простит.
– Не твое дело, молчи.
– Скандал грянет. И вы не смотрите, что Кешка с виду такой занюханный. За жену он… того… истеричный, избалованный, а такие самые опасные. Не знаешь, чего от них ждать.
– А чего от тебя мне ждать, Марк? – спросил Шеин.
Его телохранитель не ответил, профессионально и аккуратно исполняя свои обязанности водителя.
– Ты мне очень помог, стал моей опорой. И я этого не забуду. Придет час…
– Угу, мы вдруг найдем клад, и вы расплатитесь по всем долгам.
– Ты ничего не понимаешь, Марк, – вздохнул Шеин. – Просто в жизни должна быть какая-то цель. Когда одна цель пропадает… умирает… знаешь, я ведь очень любил свою покойную жену, и мы были семья… а ее не стало, и теперь мне надо искать другую цель и стремиться к ней, тем более что есть такой шанс и чертежи теперь наши… А ты этого не понимаешь. Даже когда сидишь и что-то там кропаешь у себя на коленке… сочиняешь… ты просто проводишь время, но не идешь к цели.
– Да бросьте, Борис Маврикьевич, – сказал Марк. – Бросьте философствовать, лучше подумайте, что завтра ментам лепить, какую сказку. Они ведь опять спрашивать вас будут – отчего это в универмаге все камеры наблюдения по вашему распоряжению демонтированы.
Глава 21
ТАК, СОБСТВЕННО, ЧТО ЭТО ЗА ДЕЛО?
И снова время медленно тянулось в ожидании. Но Катя не спешила домой. Патологоанатомов Гущин покинул еще более мрачный и задумчивый.
– Десять вечера уже, а ты все тут? – спросил он.
– Федор Матвеевич, мне как-то тревожно, не по себе. Из-за вас.
Он глянул на нее с высоты своего роста.
– Из-за меня? Вот еще выдумала!
– Не спорьте со мной. – Катя шла с ним рядом по коридору морга. – Мы с вами такое вместе видели, такие случаи, такие убийства… И вы всегда собой владели отлично, в любых ситуациях. Я знаю.
– А что же, я сейчас собой не владею, по-твоему?
– Не очень. Владеете, но не очень. Вы чем-то с толку сбиты и…
Катя едва не брякнула «чем-то напуганы», но вовремя прикусила язык. Разве такое можно говорить в лицо начальнику управления областного уголовного розыска, полковнику с тридцатилетним стажем?
– Что, дома-то делать тебе совсем нечего? – буркнул Гущин.
– Все дела в сторону. Я за вас беспокоюсь, Федор Матвеевич. Вы не хотите сказать мне… что, собственно, это за дело?
Они вышли на улицу, Гущин открыл дверь машины.
– Выпить хочешь?
– Да.
Катя ответила не раздумывая. И тут же струсила – если в Главке узнают, что она поздними вечерами околачивается в баре возле начальника управления розыска, то… Но, в общем-то, кому какая забота? Гущин – обремененный семейством «дед». Правда, в секретариате Главка, где царят пятидесятилетние дамы из вольнонаемных, он все еще котируется, волнует романтические умы, несмотря на свою глянцевую лысину и пивной живот.
Ехали молча и все по Садовому кольцу. На Смоленке на углу Карманицкого переулка Гущин велел водителю остановиться. Они вышли. Подсвеченная неоном вывеска пивного бара. Гущин отпустил машину.
В просторном подвале, отделанном дубовыми панелями, – малолюдно, но страшно накурено. Гущин усадил Катю за столик в углу, а сам пошел к стойке. По тому, как он поздоровался с барменом, Катя поняла, что они – старые знакомые и полковника Гущина тут видеть рады.
Кате отчего-то вспомнился комиссар Мегрэ, как он там, бедный, во всех этих бесчисленных старых детективных романах, шляется по Парижу, ищет преступников и все пьет, пьет, пьет в каждом баре, в каждом бистро. Пиво, белое вино, кальвадос, перно…
Это какие почки надо иметь французскому комиссару полиции!
Гущин вернулся с двумя бокалами – светлое пиво подвинул Кате, темное оставил себе. Пива Катя терпеть не могла – никакого, но кротко улыбнулась: спасибо, мой комиссар, я выпью, даже если это змеиный яд, ты только будь откровенен со мной, ибо я умираю от любопытства.
– Федор Матвеевич…
– Что?
– На первый взгляд ничего вроде особенного. Дело как дело. Ну женщину убили – эту Зайцеву, ну проходит она у нас… то есть проходила по делу о мошенничестве… Первая версия – сведение счетов? Но все вроде указывает против этого. Сами обстоятельства убийства, место, где ее нашли. Эта жуткая кровать в торговом зале. И то, что ее лицо так испачкали…
– Разрисовали.
– Да, разрисовали помадой красной. И надпись… Я все про надпись вас спросить хотела. Там, на месте, когда вы труп увидели и потом… вы же искали и меня заставили смотреть в примерочных. Вы же именно это искали – надпись. Я заметила, какое у вас лицо было, когда вы увидели на зеркале…
– Дежавю знаешь что такое? – спросил Гущин.
– Нет, если честно, смутно, но всегда хотела узнать.
– Словно это уже случалось с тобой когда-то. И ты это видел. Точнее… нет, в том-то и дело, что тогда я ничего своими глазами не видел. И Елистратов тоже. Мы в оцеплении стояли возле универмага. Я около самых дверей. Когда это произошло…
– Когда же это произошло? – спросила Катя с ударением на первом, втором и третьем слове. Вроде так и фразу не построишь – интонация не позволит (опять-таки интонация!). А у нее получилось.
– В июле 80-го. В день похорон Высоцкого. То есть в ночь после похорон. А мы уже туда рано утром приехали. Наше пятнадцатое отделение милиции все в полном составе, Петровка, чины из министерства… Это был первый мой рабочий день, представляешь? Сутки… Днем – оцепление на площади на Таганке у театра, потом Ваганьковское кладбище, нас туда на автобусах перебросили. А в три ночи – Замоскворецкий универмаг.
– Что там стряслось?
– Тройное убийство.
– Тройное?! В этом же самом универмаге?
– Трех убитых женщин нашли в торговых залах на разных этажах. Тогда с охраной у них было совсем не так, как сейчас. Сначала закрывали универмаг. А кассу уже позднее приезжали снимать, ждали, пока инкассаторская машина другие универмаги объедет. Так вот убийства произошли в относительно короткий промежуток – между десятью и часом ночи. И все эти женщины находились внутри здания – продавщица мороженого, уборщица и заведующая парфюмерным отделом, она как раз осталась за старшую ждать бухгалтера и инкассаторов.
