Михаил Климман - Вечерний день

«Кто-нибудь из вас читает по-английски?» - «Я читаю». - «Иди, проверь меня, я буду переводить». Подошел парень, несмотря на рост и вес, почти с человеческим лицом. «Здесь описание тарелки: портрет Ленина, вот он, строящийся завод - вот здесь, винтовка со шты­ком - тоже понятно, - переводил и показывал Палыч. - А теперь вот эти три слова „the half of two-head eagl" что означают?» «Половина двуглавого орла», - неуверенно сказал парень. «Покажи мне, здесь в книге, где эта половина». Парень показал.

Показал на то место, где раньше все видели облака. «А здесь?» На тарелке облака оста­лись облаками. «Я думаю, что человек перерисовывал тарелку отсюда, - закончил Палыч, - но английского не знал».

Мальчики вскочили: «Да мы его порвем на части, а потом еще на терке мелкой натрем». Всех успокоил босс: «Сели быстро. Завтра доставить мне мастера, пальцем не трогать. Дать ему спеца в английском, и пусть он эти тарелки лепит, а мы их на Запад толкать будем. Если даже Владимир Павлович не сразу допер, там все съедят за милую душу».

Он протянул тысячу долларов своему искусствоведу и повернулся к Платонову: «А ты, ты чего хочешь?» «Чтоб меня никогда больше к вам не приглашали. Так не пригла­шали.» - добавил он, увидев недовольную мину на лице хозяйственника. Его потом вызы­вали несколько раз, уже и не сам босс, который давно лежал на Ваганьковском, но никаких угроз Палычу, никаких «ответов» больше не было никогда.

В другой раз в другой компании Платонов подтвердил забракованную Третьяков­кой картину. Ему понадобилось две недели, чтобы найти в каталоге какого-то областного музея эскиз к этому большому полотну. Третьяковка потом просила продать ей отвергнутую работу, но счастливый владелец радостно отказал.

Трижды или четырежды в таких ситуациях Платонову приходилось отступать, но только на время. Упрямый, как осел, или упорный, как бык, Владимир Павлович, через неделю, месяц или в одном случае даже через полтора года находил подтверждение своей мысли и доказывал, что был прав.

Но сейчас, пролистав тетрадку, сложив воедино все, что успел узнать о шкатулке, он не стал систематизировать информацию. Что-то он уже понимал, кое-что начинало прояс­няться, но он рассчитывал на завтрашнюю встречу с «сыном», от которого ждал новостей.

Поэтому Платонов отложил тетрадь, сел в кресло, взглянул на входную дверь, пытаясь проникнуть сквозь нее и еще одну, расположенную за ней, глазами, но ничего не увидел. Он взял Тютчева, начал читать и тут же нашел стихи на «тему»:

С горы скатившись, камень лег в долине. Как он упал? никто не знает ныне — Сорвался ль он с вершины сам собой,

Иль был низринут волею чужой? Столетье за столетьем пронеслося: Никто еще не разрешил вопроса.

Глава 22

«А может быть, все-таки Сергей - мой сын? - думал Платонов, разглядывая гостя, неспешно раздевающегося в прихожей. - Основательный, неторопливый, и фигурой на меня похож. Мент, конечно, но с кем не бывает - какой у них там в провинции выбор. К тому же единственная аналитическая работа в тех условиях».

Владимир Павлович прекрасно понимал, что он себя обманывает - не доверять диа­гнозу врачей не было никакого смысла и повода, но так это было приятно: вот родной чело­век пришел к тебе в гости и можно посидеть с ним, поговорить о том о сем, в чем-то помочь, в чем-то самому попросить помощи. После смерти жены Платонов ни с кем ТАК не разго­варивал.

Они молча прошли на кухню, Сергей достал из портфеля недорогой торт, банку с крупно нарезанными грибами и немецкий хлеб с тыквенными семечками.

Я в прошлый раз с пустыми руками пришел, - сказал он, усаживаясь, - не прав был. Да вот не знал, как встретите. Грибы наши - архангельские, все остальное в магазине купил.

Платонов посмотрел на «приношение», поставил чайник, достал из холодильника вет­чину, сметану, салат, который не поленился нарезать еще утром.

Как дела-то? - спросил он.

Командировка моя практически закончилась, - степенно сказал «сын». - Сегодня вечером подпишу у генерала документы, а в ночь на поезд - прощай, столица.

Успешно?

Да кто же это поймет на начальном этапе? Есть информация, есть за что зацепиться, а куда приведет, Бог его знает.

Ты чай или кофе? - Платонов сам не заметил, как перешел на «ты».

Кофе, только слабый и с молоком, если есть.

На, вот молоко, вот кофе, я говорил, у меня «безалкогольный», вот сахар, сам себе накладывай. - Владимир Павлович откинулся на своем стуле, молча наблюдая за «сыном». - У тебя дети есть?

Трое, - гордо ответил Сергей. - Две дочери и сын. Маша, Даша и Аркаша. Семна­дцать, четырнадцать и десять.

Видно было, что он привык отвечать на этот вопрос и не ждал дополнительных, а сразу выдавал всю информацию. Он отхлебнул кофе, посмотрел в потолок, потом коротко взглянул на Платонова. Похоже, он никак не решался начать новую тему. Владимир Павлович пришел ему на помощь:

Что ты хотел спросить?

Да вот не знаю, как начать. Ты жил все эти годы, ни о чем не подозревал, вдруг на тебя сын, невестка, трое внуков. - Сергей тоже незаметно перешел на «ты», - и все со своими проблемами. В принципе ты можешь нас послать подальше и, наверное, будешь прав.

Ну, послать я вас всегда успею, - усмехнулся Платонов. - Рассказывай, в чем вопрос?

В Машеньке. Она в этом году школу заканчивает, и было бы неправильно ей остаться в нашей дыре. У нас, конечно, люди тоже живут, но она, как бы сказать, слишком умная для наших краев. В местной библиотеке давно все книжки перечитала, по почте я ей иногда книги выписываю, вот из командировок вожу.

Он полез в свой портфель и начал там рыться.

И чем увлекается? - спросил Платонов.

Экономикой и юриспруденцией. Сергей наконец достал из портфеля то, что искал, и показал «отцу». Это была толстенная книга в мягкой обложке - «Торговые стратегии. Пра­вовые и социальные аспекты».

И она такое в семнадцать лет читает? - изумился Владимир Павлович, разглядывая толстенный том.

Читает, - гордо сказал Сергей. - Видишь - «правовые аспекты». По стопам отца пошла.

«В меня она пошла, а не в тебя, - сказал сам себе Платонов, - где тебе книжки юри­дические читать?»

Но тут же одернул себя: «Это, Владимир Павлович, не твой сын.»

Так чего ты от меня хочешь? - спросил он, насупившись. - Чтобы я ей книжки посы­лал?

Ну. Ты. - Сергей замялся. - Ты тут всю жизнь живешь, а я только иногда приез­жаю. У меня тут все знакомые - менты, как и я. Да и все меня важнее и главнее. Про твоего Руслана я как будто по делу выяснял, а вот за дочь попросить не могу.

Так чего ты хочешь-то? - рассердился Платонов.

Уверенность, что перед ним посторонний человек, скорее всего жулик, радости не при­носила. Хотя жульнического в нем было мало, точнее, не было вообще. Если бы не абсо­лютная уверенность в своей невозможности иметь детей, Владимир Павлович точно бы ему поверил.

Два дела. Может, у тебя знакомые какие-нибудь есть, чтобы помочь ей в институт поступить? - не поднимая глаз, спросил Сергей. - Сейчас это очень сложно, почти как раньше стало.

Так на юридический тебе, как менту, и карты в руки.

Она хочет на экономику. С точки зрения права, но все же экономика, - почти шепотом сказал «сын». - В финансово-юридическую академию или на экономический в МГУ.

Видно было, что он очень любит свою дочь и гордится ею.

Платонов задумался. Среди людей, прошедших через его жизнь и как-то задержав­шихся в ней, был один ректор, но математического вуза, а вот экономисты? Хотя один был, даже какое-то время в советниках у Ельцина служил. Владимир Павлович непроизвольно задвигал губами.

Ты сам-то понимаешь, что сегодня только знакомства может быть мало? - спросил он Сергея. - Нужны, я думаю, деньги, и большие.

Как ты думаешь, - почему-то с надеждой в голосе спросил тот, - сколько попросят?

Десять, двадцать, тридцать - кто знает? В зависимости от конкурса и престижности.

Платонов в этих вопросах разбирался плохо, только слышал иногда краем уха возму­щенные родительские разговоры.

Десять, двадцать, тридцать - чего? - с ужасом спросил «сын».

Тысяч долларов, конечно.

Не может быть, - поник Сергей. - Таких денег мне никогда не заработать и не занять.

Ты погоди печалиться, - давай узнаем, что к чему, - попробовал подбодрить его Пла­тонов и перевел разговор: - А второе?

Что второе? - не понял тот.

Второе дело ко мне. Ты сказал, что их два.

Второе, наверное, и не нужно, - махнул рукой «сын», - если с первым не получится.

А все же?

Я хотел тебя попросить, чтобы она пожила у тебя, пока учиться будет. В общагу ее отпускать страшно, сам знаешь, какая нынче молодежь и чем они увлекаются, а на съемную квартиру денег не хватит. Я тут узнавал, однокомнатная на окраине меньше четырехсот дол­ларов даже рот не открывай.

Все это было выпалено единым духом, почти единым словом, и, так же как и раньше, глаза были опущены в пол.