Элизабет Джордж - Обман
Но Барбара сразу обратила внимание именно на то, чего не хватало на фотографии.
— Эм, а там есть какой-нибудь фонарь, прожектор? — спросила Барбара. — На Незе. На вершине скалы установлено освещение?
Она подняла голову и встретила внимательный взгляд Эмили. Поднятые вверх брови показывали, что она понимает ход мыслей подруги.
— Проклятье! А ведь верно, нет. А если там нет освещения?..
Барбара снова склонилась над фотографией:
— Тогда что, черт возьми, Хайтам Кураши делал на Незе в темноте?
Она вновь подняла голову и увидела, что Эмили салютует ей рукой с банкой пива.
— Это уже вопрос по существу, сержант Хейверс, — сказала она и вылила остатки пива в рот.
Глава 4
— Уложить вас в постель, миссис Шоу? Уже почти половина одиннадцатого, а доктор велел мне напоминать вам о том, что надо отдыхать.
Это было произнесено таким застенчиво-занудным тоном, что Агате Шоу захотелось выцарапать Мэри Эллис глаза. Однако она сдержалась и наконец отвернулась от трех больших мольбертов с рисунками и фотографиями, подобранными для нее Тео в библиотеке. На них был запечатлен Балфорд-ле-Нез в прошлом, настоящем и будущем. Уже полчаса она внимательно изучала изображения, стараясь с их помощью обуздать ярость, бушевавшую в ней с той самой минуты, когда внук сообщил о причине, по которой тщательно подготовленное ею специальное заседание муниципального совета не состоялось. Был спокойный, тихий вечер, но ее гнев только усилился, когда Тео за ужином подробно описал все, что произошло на этом заседании и после него.
— Мэри, — сказала Агата, — я что, по-твоему, выгляжу так, что со мной надо обращаться как с особой, изображенной на плакате о благотворительной помощи старикам в их немощи?
Мэри, обдумывая вопрос, так напряглась, что ее прыщавое лицо сморщилось.
— Простите, — пробормотала она и вытерла о юбку ладони.
На хлопчатобумажной юбке бледно-голубого цвета остались влажные отпечатки.
— Я еще определяю время по часам, — пояснила Агата, — и когда я захочу спать, я тебя позову.
— Но ведь уже почти половина одиннадцатого, миссис Шоу… — Мэри замолчала, и только по закушенной губе можно было понять, что она что-то недоговаривает.
И Агата поняла. Подчиняться чужой воле было для нее невыносимо. Ясно, что Мэри хочет поскорее уйти, без сомнения, для того, чтобы позволить такому же прыщавому, как она, хулигану добраться до ее сомнительных прелестей. Но сейчас девушка не могла ни уйти, ни сказать, что у нее на уме, — именно этот факт и провоцировал Агату на то, чтобы изводить девушку. Но Мэри сама виновата. Ей девятнадцать, а в эти годы надо уметь заявлять о своих желаниях.
В ее возрасте Агата почти год служила в женской вспомогательной службе королевских ВВС и уже потеряла единственного человека, которого любила, — его самолет был сбит над Берлином. В те дни, если женщина затруднялась ясно сказать, чего она хочет, она частенько теряла возможность хоть что-нибудь вообще успеть сказать. Тот, кого она ждала, мог не вернуться. За любой шанс следует хвататься, поскольку кто может поручиться, что он не последний?
— Ну так что? — участливо спросила Агата, желая подбодрить девушку. — Раз уже половина одиннадцатого, Мэри?..
— Я думала… вы не хотите… ведь это только потому, что мне полагается быть с вами до девяти. Ведь мы так договаривались с вами, ведь верно?
Агата ждала. Мэри так вертелась и корчилась под ее взглядом, словно старалась стряхнуть сороконожку, ползающую у нее под юбкой.
— Ведь уже… Ведь уже очень поздно… Агата приподняла брови. По виду Мэри было ясно, что она капитулировала.
— Позовите меня, когда захотите лечь, мэм. Агата улыбнулась.
— Спасибо, Мэри. Так я и сделаю.
Она снова погрузилась в созерцание картинок на мольбертах, а Мэри Эллис направилась в дальние комнаты.
На первом мольберте прошлое Балфорда-ле-Нез было представлено семью фотографиями, сделанными в период пятидесятилетней эпохи расцвета-с 1880-х по 1930-е годы — и расположенными в хронологическом порядке. В центре находилась фотография Балфордского увеселительного пирса, который Агата считала свой первой любовью. Вокруг нее, как лепестки вокруг сердцевины цветка, располагались снимки других мест, привлекавших в те времена многочисленных гостей. Кабины для переодевания, выстроившиеся вдоль береговой линии на Принцевой косе; женщины под зонтиками, идущие по многолюдной Хай-стрит; цапли, сбившиеся на отдаленном конце косы против того места, где с рыбачьих лодок забрасывали сети. На одном снимке был изображен известный в свое время «Отель на пирсе», на другом — знаменитые террасы, построенные во времена короля Эдуарда, с которых открывался великолепный вид на Балфордский променад.
Будь они прокляты, эти цветные, подумала Агата. Если бы не они и их наглые требования! Сейчас они ждут, что все в Балфорде кинутся лизать им задницы только потому, что один из них получил хорошую взбучку, на которую они давно напрашиваются… Если бы не они, Балфорд-ле-Нез сделал бы еще один шаг к тому, чтобы стать модным морским курортом, каким был прежде. О чем скулят эти паки? Как они осмелились сорвать заседание совета, ворвавшись в зал и колотя себя в костлявые груди?
— Они требуют для себя гражданских свобод, — изрек Тео во время ужина, и только последняя идиотка не заметила бы, что он согласен с этой проклятой бандой.
— Может, ты соизволишь объяснить мне, чего же это они требуют? — Агата вопросительно посмотрела на внука.
В ее голосе прозвучали ледяные нотки, и она уловила внезапное беспокойство во взгляде Тео при этих словах. Его сердце обливалось кровью от того, к чему призывала Агата. Его вера в равенство людей, справедливость, гарантированную всем, явно не была унаследована от бабушки. Она знала, какой смысл вложил он во фразу о «гражданских свободах», но хотела заставить его прямо сказать об этом. Честно говоря, она — помимо всего прочего — искала повод для ссоры. Агата хотела дать ему решительное сражение с применением всех боевых средств и до полной победы. И если она не сможет выиграть его сейчас, пребывая, словно в плену, внутри своего тела, готового в любой момент выйти из повиновения и сдать ее на милость врага, тогда ей придется ограничиться лишь словесными ударами. Хорошая ругань все же лучше, чем ничего.
Однако Тео не принял вызова. И, поразмыслив, Агата признала, что его отказ можно истолковать как положительный знак. Его необходимо закалять, потому что после ее смерти ему будет суждено взять в руки штурвал управления предприятиями, принадлежащими семейству Шоу. Возможно, он уже набрался опыта.
— Азиаты не доверяют полиции, — сказал он. — Они не верят, что полиция ко всем относится одинаково. Они хотят привлечь внимание горожан к расследованию, для чего, по их мнению, необходимо оказать давление на старшего инспектора, который ведет это дело.
— А мне так кажется, что если они желают одинакового отношения ко всем — если я правильно понимаю, они хотели бы, чтобы к ним относились так же, как относятся к их английским согражданам, — пусть и ведут себя соответствующим образом.
— Так ведь и белые тоже в последние годы много раз выходили на демонстрации, — возразил Тео. — Вспомни волнения по поводу подушного налога, протесты против жестоких видов спорта, движение против…
— Я же не говорю о демонстрациях, — оборвала она. — Если они хотят, чтобы к ним относились как к англичанам, они должны одеваться по-английски, уважать английский язык, воспитывать детей в английских традициях. Пойми, Теодор, если кто-то решает иммигрировать в другую страну, он не должен тешить себя надеждами, что новая родина будет потакать всем его прихотям. И окажись я вместо тебя на этом заседании совета, будь уверен, именно это я бы и сказала.
Внук аккуратно сложил салфетку и положил ее перпендикулярно кромке стола, так, как учила его Агата.
— А я не уверен, ба, — сказал он, скривив лицо в улыбке. — Ведь после этого тебе надо было бы пробираться сквозь толпу бушующих манифестантов и даже, возможно, огреть некоторых из них тростью по головам.
Он встал из-за стола, подошел, положил ей руку на плечо и поцеловал в лоб. Агата резко оттолкнула его:
— Прекрати и сядь на место. Мэри Эллис еще не подала сыр.
— Сегодня мне что-то не хочется сыра. — Тео направился к двери. — Пойду принесу фотографии из машины.
Он принес папки с теми самыми фотографиями и картинами, которые она сейчас разглядывала. Балфорд-ле-Нез в его нынешнем виде был представлен на мольберте, стоящем в центре: растянувшиеся вдоль берега брошенные дома с заколоченными окнами, облупившаяся краска на них походила на кожу после солнечного ожога; умирающая Хай-стрит, на которой ежегодно хотя бы один магазин навсегда закрывал для покупателей свои двери; крытый бассейн, настолько запущенный и грязный, что объектив фотокамеры, казалось, доносил до зрителя затхлый запах плесени и гнили, пропитавший все внутри. И только один снимок напоминал о прошлом Балфорда — фото увеселительного пирса, который Агата купила, перепланировала, обновила, вдохнув в него жизнь, как Бог в Адама, и без пышных речей подарила его городу у моря, где прожила всю свою жизнь.
