Наталья Александрова - Две дамы с попугаем
Дошли до третьего этажа, Алка хотела заглянуть в дверь, но Надежда ей не позволила. На втором этаже двери вообще не было, проем был заложен кирпичами.
— Не горюй, Алка, самое страшное позади, — утешала подругу Надежда.
Алка приободрилась было, но в это время у нее с ноги слетела босоножка и упала прямо в заросли крапивы, хорошо, что Надежда сверху заметила место. Наконец достигли земли, полезли в крапиву за Алкиной босоножкой, потом обошли башню и, сидя в кустах, увидели, как к музею подъехала «скорая помощь».
— Ну вот, видишь, Алка, было у нас семь врагов, одного мы из игры вывели, осталось против нас шестеро.
Злая, обожженная крапивой, исцарапанная Алка только чертыхнулась в ответ.
Они поспешили опять в гостиницу, вымылись там, переоделись, купили бутылку вина и поехали в гости к Светлане и ее мужу Паулю.
У Светки был полный бомонд. Собралось многочисленное пестрое общество — коллеги Пауля по университету и музею, коллеги Светланы по библиотеке. Алка чувствовала себя как рыба в воде, оживилась, Надежда еле-еле увела ее в кабинет Пауля для серьезного разговора. Внимательно выслушав их, не перебив ни разу, вежливый невозмутимый Пауль ничем не показал своего недоверия, только в некоторых местах их рассказа чуть поднимал брови, что означало у него крайнюю степень удивления. Затем он немного подумал и сказал, что вряд ли Библия Гутенберга сохранилась, ведь на их бедную маленькую Эстонию с одна тысяча девятьсот третьего года свалилось столько несчастий. Но тем не менее если родственники Алкиного мужа сумели ее хорошо спрятать, то, может, и лежит она где-то в целости и сохранности, но как ее отыскать?
Алка дернулась было, чтобы высказать Паулю, что на Библию-то, собственно говоря, ей глубоко наплевать, будь она и самим Гутенбергом напечатанная, ей нужно отыскать своего мужа Петюнчика, но Надежда сжала ей руку и стала соблазнять Пауля рассказами про Библию.
Рассмотрев еще раз газетную вырезку, Пауль согласился, что Библия, несомненно, была, но куда делась потом — неизвестно. В общем, будем искать. Когда он вышел позвонить по телефону, Надежда выпустила Алкину руку и сказала:
— Алка, ты пойми, эти искусствоведы и музейные работники все ненормальные.
Они за какую-нибудь редкость родную мать продадут, а не то что незнакомого человека. Что ему твой муж? А тут Библия самого Гутенберга.
— Ненормальные они все!
— А я тебе что толкую?
Вернулся Пауль.
— Завтра во второй половине дня едем в музей под открытым небом Роккааль-Маре. Я узнавал: дом бабушки вашего мужа действительно там в экспозиции.
Подруги распрощались с гостеприимными хозяевами и отправились ночевать в гостиницу. В номере все было в порядке, никто их больше не навещал, только Кеша капризничал. Алка выпустила его полетать, но он не хотел. Он сидел на шкафу, закатывал глаза и даже ничего не говорил.
Решили завтра взять его с собой в музей под открытым небом, чтобы проветрился.
Ночь прошла спокойно, верно тот, кто украл у них голубую папку, внимательно читал дамский журнал «Лиза».
* * *По таллинским меркам они ехали на автобусе очень долго — минут двадцать.
Шоссе шло вдоль моря, и море иногда пряталось за рядами аккуратных домиков, а иногда выглядывало голубовато-серым краем. В автобусе было полно детей. Которые, правда, вели себя потише наших, но на попугая действовали угнетающе: он сидел в клетке, нахохлившись, затравленно озирался и помалкивал, а когда вся эта шумная орава высыпала из автобуса на остановке у зоопарка, попугай облегченно вздохнул, расправил перья и гордо провозгласил:
— Кр-расота! — чем очень напугал одинокую эстонскую старушку.
Алка вдруг толкнула Надежду в бок:
— Посмотри-ка туда…
Они сидели спиной к направлению движения, и Алка показывала на шоссе позади автобуса. Ничего особенного Надежда там не заметила.
— Видишь вон ту синюю машину?
— Ну вижу, хорошая машина, «БМВ».
— Ты что, в машинах разбираешься?
— Это меня Саша все время натаскивает, не знаю только, зачем. А что?
— Эта машина с самого центра за нами едет, — безапелляционным тоном заявила Алка.
— Ну вот, теперь у тебя мания преследования.
— Надежда, не спорь, уж если я говорю, значит, знаю, — сказала Алка голосом завуча старших классов. Когда она начинала говорить таким голосом, спорить с ней действительно было чревато.
Надежда пригляделась повнимательнее и обмерла. В машине ехали двое, один тот самый конкурент номер два, а другой — постарше и видом попроще.
— Ну вот, — Алка расстроилась, — ты говорила, что одного мы вчера из игры вывели, остается шестеро, а теперь, выходит, что их семь. Размножаются они, что ли? Этак мы за ними не успеем.
Наконец доехали: остановка Роккааль-Маре. Пауль повел своих дам к воротам парка и, велев им помалкивать, заговорил по-эстонски с женщиной у входа.
Та вызвала другую даму, видимо, начальницу, та приветливо заулыбалась, поздоровалась с Паулем и его спутницами почему-то по-английски и, дав команду пропустить, что-то подробно объяснила Паулю уже по-эстонски. Отойдя от ворот на безопасное расстояние, Пауль вполголоса разъяснил, что его здесь хорошо знают, а их он представил как музейных работников из Югославии («Русских у нас, к сожалению, не очень любят, — извиняющимся тоном сказал Пауль, — а у музейных работников из других стран английский должен быть… получше»).
— А попугая ты как представил? — поинтересовалась Надежда. — Или у нас в Югославии всюду принято ходить со своими попугаями?
Пауль уверенно вел их среди старых деревенских домов, мельниц и хозяйственных построек, живописно разбросанных на берегу моря. Подойдя к одному из домов — длинному низкому строению из огромных потемневших бревен, — он сказал Алке:
— Вот, мадам, это, можно сказать, родной дом вашего мужа. Хотя, кажется, он в нем никогда не бывал.
Алка оживилась, вошла в избу и стала там все буквально обнюхивать. Попугай заволновался и изрек профессорским тоном:
— Р-р-ренессанс!
В доме под одной крышей размещались и жилые комнаты, и что-то вроде сарая или амбара. В этой хозяйственной части висели и стояли разные сельскохозяйственные орудия, некоторые знакомые — всякие грабли, вилы и косы, а некоторые совершенно непонятно для чего предназначенные, видимо, уже давно вышедшие из обычного деревенского обихода; В этой части дома ничего особенно интересного не попалось, и Надежда вслед за Алкой перешла в жилые комнаты.
Войдя в одно из помещений, где, судя по обстановке, раньше жила женщина, Алка вдруг превратилась в соляной столп.
— Ты чего?
— Смотри!
Ничего особенного Надежда не увидела. Маленькая комнатка, кровать, застеленная красивым домотканым одеялом.
Что-то вроде прялки. Низенький столик с керосиновой лампой. Вот на эту лампу Алка и смотрела как зачарованная.
— Ну что ты на эту лампу уставилась?
Алка, не в силах открыть рот, ткнула пальцем. Между краешком металлического основания и стеклянного колпака лампы был всунут фантик. Желтый фантик от конфеты «Каракум» с верблюдом.
Надежда осторожно вытащила фантик из лампы.
— Ну и что? Фантик как фантик.
— Это Петюнчика любимые конфеты, — проговорила Алка, едва сдерживая слезы, — он их с самого детства любит, еще с детского сада…
— Ты его что — с детского сада знаешь? — изумилась Надежда. — Алка, не валяй дурака, вы познакомились, когда тебе было двадцать восемь лет!
— Ну и что, — ответила Алка обычным голосом, — он мне рассказывал!
— Ну мало ли кто такие конфеты любит, — протянула Надежда.
— А он фантики именно так складывает, — опять всхлипнула Алка.
— Постой-ка, ты никак реветь собралась. — Но Алка уже ревела.
Тогда Надежда развернула фантик.
— Фабрика имени Крупской, это точно наша, питерская, да, вот и написано — Санкт-Петербург. Значит, точно, что Петюнчик здесь был, тебе знак оставил — как Мальчик-с-Пальчик.
Но Алка была не в состоянии уловить иронию в Надеждиных словах, она разревелась всерьез.
— А я не верила… Я еще до сих пор не верила, думала, он меня бросил… Бедный Петю-у-унчик! Его похитили, его, может быть, пыта-али!
— Не сыпь мне соль на р-рану! — очень кстати пропел попугай хриплым басом.
— Алка, прекрати немедленно! Нашла время реветь! Он оставил знак, который могла заметить только ты, — значит, он верил, что ты его будешь искать и найдешь. Он в тебя верил! И ты должна собраться и действительно его найти. И еще одно: раз он оставил нам знак, то, наверное, он еще что-то здесь спрятал. Давай искать как следует.
Алка вытерла слезы и уставилась на Надежду осмысленным взглядом. Потом она высморкалась в большой мужской носовой платок, который опрометчиво предложил ей Пауль, когда она по обыкновению чихнула в автобусе пять раз, и энергично принялась за обыск. Пауль стоял на стреме, вернее, отвлекал эстонскую смотрительницу от странных действий своих спутниц, а Надежде оставалось только постараться ввести Алкину неуемную энергию в разумное русло.
