Джек Ритчи - Неувязка

— Так поэтому вы не хотите признать его виновным? Потому что его пошлют на электрический стул?

Уотсон отвел взгляд.

Роузвел повысил голос.

— Прежде чем вас избрали в состав присяжных заседателей, вас спрашивали, есть ли у вас какие‑либо возражения против высшей меры наказания. И очевидно вы не возражали, иначе вас не было бы в этой комнате.

Уотсон покраснел.

— Ну, их тогда не было… и нет сейчас. Но… этот Тайсон вовсе не был из числа лучших граждан… и O'Брайен сделал почти услугу обществу… — Он судорожно вздохнул. — Разве вам не кажется, что смертная казнь в данном случае несколько строговата?

Воцарилась тишина, а затем Веттер сказал:

— Сынок, ты хочешь, чтобы убийца разгуливал на свободе?

— Нет, конечно, нет. — Он глубоко вздохнул. — Но если мы не вынесем вердикта сейчас, это вовсе не значит, что O'Брайен будет на свободе. Его будут судить ещё, и осудят в следующий раз.

Мисс Дженкинз возмутилась.

— Мистер Уотсон, вы даете себе отчет в том, что говорите? На самом деле вы считаете, что O'Брайен виновен, но хотите, чтобы кто‑нибудь другой проделал… грязную работу.

Веттер грустно покачал головой.

— Значит вы полагаете, что O'Брайена будут судить опять?

Уотсон сунул палец за воротник.

— А как же? Конечно.

Веттер печально улыбнулся.

— Возможно, но я не уверен, что это так и будет. Теоретически разбирательство по делу O'Брайена можно вести неопределенно долго, до тех пор, пока не вынесен вердикт с тем или иным исходом. Но после двойной смены состава присяжных прокуратура начнет удивляться. Действительно ли у неё достаточно оснований для того, чтобы убедить суд присяжных. Стоит ли снова подвергаться хлопотам, терять время и нести расходы лишь для того, чтобы снова судить O'Брайена и возможно опять придти к отсутствию вердикта? Или даже к оправданию? Прокурор может просто возмутиться и сказать: «Если уж у двенадцати присяжных не хватает честности и смелости отправить O'Брайена туда, куда он заслуживает, то и черт с ним. Я выпущу его на волю. Он как раз то, что и заслуживают граждане. Они сами навлекли на себя это.»

Уотсону стало не по себе.

— Может случиться и другое, — продолжал Веттер. — Возможно, полицейский, который поймал O'Брайена, вдруг забудет то, что видел. Возможно, у него просрочены платежи по закладным, как и у любого другого, и если он подумает, что O'Брайен сможет выкупить свой уход от электрического стула, то может решить, что недурно было бы получить деньжонок.

— Подумайте, Уотсон, — вмешался Роузвел. — Вы не стали бы посылать O'Брайена на электрический стул за одно лишь убийство. Возможно, он не заслуживает этого за убийство Тайсона, но заслуживает ли он свободы?

— Сынок, — сказал Веттер. — Неужели ты думаешь, что O'Брайен стал причиной чьей‑либо смерти впервые. Каждый раз, когда ты читаешь о ком‑либо найденным мертвым в багажнике собственного автомобиля, ты чертовски хорошо знаешь, кто за этим стоит.

— Как ни смотри на это, — страстно сказал я, — O'Брайен заслуживает казни на электрическом стуле.

Уотсон поморщился.

— Мистер Уотсон, — спокойно спросила мисс Дженкинз, — у вас есть дети?

Уотсон кивнул.

— Двое. Мальчику — четырнадцать, девочке — семнадцать.

— Вы что же думаете, они будут гордиться вами, если вы выпустите O'Брайена на свободу? Если вы увильнете от исполнения своего долга?

Уотсон промолчал.

Мисс Дженкинз продолжала:

— Вам известно о торговле наркотиками в городе или нет? И о том, сколько школьников соблазнил O'Брайен и ему подобные?

Последовала долгая пауза, затем Уотсон поднял глаза. Он вздохнул.

— Вы правы. Все. Я просто… трусил.

Веттер просиял. Давайте оформим это. Я сделаю перекличку.

Когда подошла очередь Уотсона, он встал.

— Виновен, — твердо сказал он.

Веттер одобрительно кивнул и продолжил.

— Роузвел?

— Виновен.

— Дженкинз?

— Виновен.

— Колеман?

— Не виновен, — сказал я.

Все уставились на меня.

Я встал.

— Мне вдруг пришло в голову, что мы нарушаем самые элементарные принципы правосудия. Мы осуждаем O'Брайена за то, что думаем о нем, а не за то обвинение, которое привело его в суд.

Но не это, конечно, было фактической причиной того, что я изменил мнение. До тех пор, пока Уотсон упорствовал, меня всё устраивало. Я предпочитал, чтобы ответственность за отсутствие вердикта легла на него, и усердно противоречил ему в надежде подогреть его упрямство.

Но теперь Уотсон передумал.

Я разглядывал одиннадцать удивленных присяжных и понимал, что теперь мне придется поработать за свои денежки. И мне придется быть убедительным. В конце концов, Дюк O'Брайен дал мне десять тысяч долларов за то, чтобы вердикта не было наверняка.