Леонид Словин - На оперативном обслуживании в Костроме
Группу захвата возглавлял коренастый, немолодой уже мужчина в кожаном пиджаке, В руке он держал пистолет.
- Я заместитель начальника областного уголовного розыска Мустафин! - крикнул он.— Всем оставаться на местах!
Это была первая операция по задержанию преступников которую мне пришлось наблюдать но в кино, а наяву. До этого, несмотря на настойчивое желание стать сыщиком, я никогда в жизни не разговаривал ни с одним оперативным уполномоченным, никогда не видел ни одного из них в работе.
...Посетитель продолжал что-то говорить, но старший опер больше его не слушал — внимательно смотрел на меня. Чубатый, в широченных галифе с кантом, в сапогах и кожане, несмотря на резкость и бешеные, навыкате, глаза, Войт оказался простым и бесхитростным.
Он поманил меня к двери. Здесь нас нельзя было подслушать.
— Слышишь, Малевич...— зашептал он.— Сделай доброе дело: посиди с человеком. Я на минуту. Жена ждет. Договорились ботинки мне покупать. Ничего делать не надо... Мустафина знаешь?
— Видел...
У меня еще стояла перед глазами утренняя сцепа задержания спекулянтов на набережной.
— Вот и хорошо...— Войт просветлел лицом.— Если Мустафин спросит, скажешь: вышел по этому делу,— он кивнул на сидевшего,— сейчас будет.
— Понял.
Войт обернулся к посетителю.
— Побудешь здесь с товарищем, Павел Ильич. Это следователь Малевич.— Он снова обратился ко мне: — Отдохни, пока обстановка позволяет.
Трудно сказать, что Войт имел в виду по поводу обстановки. Кроме шкафа с двухъярусным тяжелым сейфом в кабинете стояли еще два видавших виды, сдвинутых в середину стола и несколько разнокалиберных стульев.
— Как вы здесь работаете? — спросил меня Павел Ильич, когда Войт вышел. Рано обрюзгший, с капризным лицом, в костюме из светлой китайской чесучи, оп сидел на самом краю облезлого стула, стараясь не прислоняться к спинке.— А запах! Нет, вы меня извините...
Кабинет действительно пропах присутственным местом, в котором присутствуют — не спят, не готовят, а если едят, то лишь всухомятку. Источником стойкого этого амбре мог, вероятно, считаться шкаф. В обшарпанном, со сломанной дверцей, узком ящике росссыпью лежали всевозможные бланки, отпоротые, не очень свежие подворотнички, заношенные погоны, петлицы, а кроме того, фибровые жесткие приспособления для чистки пуговиц в количестве, превышавшем их мыслимый расход. За шкафом стояла заряженная салом огромная крысоловка; этот надежный капкан, находившийся постоянно на виду, мог считаться неким символом.
— Ваш товарищ пригласил меня на минуту... Поприсутствовать в качестве понятого,— пояснил Павел Ильич.— Минута эта длится уже больше часа, а мне нездоровится. У меня астма...
В кабинет заглядывали оперативники, не увидев Войта, закрывали дверь. Павел Ильич дышал тяжело.
— Такая духота...
Я поднялся к окну, дернул форточку. Весна только еще начиналась. Между двойными рамами чернела прошлогодняя вата. Несколько дохлых мух, на вид легких, почти невесомых, довершали картину.
— Теперь лучше...— Павел Ильич обмахнулся ладонью, как веером. Вдруг он резко рванул узел галстука.— Товарищ! Мне плохо! — Глаза его закрылись.
Я замер в растерянности: где аптечка, как быть, кого ставить в известность в таких случаях? В это время Павел Ильич открыл глаза.
— Уже проходит! Только помогите... Сам я не дойду! — Он поднялся. Я помог ему открыть дверь.— Я посижу в коридоре. Не беспокойтесь, Войт не станет вас ругать. Просто он не хотел, чтобы я скучал один, пока он с женой подбирает себе ботинки...
Мы выбрались в коридор. Сидевшая неподалеку от двери блондинка со злым моложавым лицом уступила стул, по Павел Ильич отказался, сел на свободный рядом с мрачноватым, в черном плаще красавцем.
В коридоре сидело много людей. Я уже знал, что на рассвете недалеко от вокзала, в Березовой роще, наше Первое отделение задержало группу квартирных воров. Они провели там всю ночь, пили по-черному, при задержании оказали сопротивление, хотя и не особо дерзкое. Потом тех из доставленных, кто так и не пришел в себя, отправили в вытрезвитель, других рассадили по кабинетам и в коридоре. Об этом говорили в кабинете начальника, когда меня ему представляли по случаю назначения на должность. Услышал я там, что задержание не обошлось без ЧП: одного из оперативников укусила своя же служебно-розыскная собака.
Так что коридор был полон. Кроме квартирных воров в отделении находились еще «залетные» карманники. Их доставили из Костромского ЦУМа — Красных рядов. Взять «на деле» их не удалось, об этом говорили в дежурке: «гастролеров» было трое, один все время двигался метрах в десяти — пятнадцати сзади, наблюдение не сразу его обнаружило. Он-то и расколол «хвост». Пришлось брать группу ни с чем...
Через много лет, прожив много жизней, снова стою перед кирпичным двухэтажным зданием на углу Свердлова и Долматова, где помещалось тогда Первое отделение. Вход в здание оказался теперь с улицы Свердлова, и это поначалу сбило меня с толку. Прежде входная дверь находилась на самом углу.
Вхожу в вестибюль. Здесь была дежурка. Сбоку все те же два лестничных марша под прямым углом друг к другу. И то же дореволюционного литья витое металлическое ограждение.
На втором этаже дверь находилась сразу же у последней ступеньки. Она и теперь здесь. Над дверями незнакомые вывески: «Начальник областного управления хлебопродуктов», «Приемная».
На месте нынешней приемной была ленинская комната, в ней проходили собрания, занятия. Вместе с другими я часто спал здесь на столе — в одежде, в обуви, подложив под голову подшивку «Молодого ленинца» или «Северной правды». Я спал тут и в ту тяжелую ночь, когда преступная группа Бубна убила сторожа на базе «Главснабсбыта» в конце проспекта Мира. На рассвете заместитель начальника областного уголовного розыска подполковник Мустафин по пути из дома заскочил в Первое за людьми. Он захватил всех, кто оказался в этот час под рукой. «Победа» набилась битком. Мне пришлось ехать на коленях у Мустафина...
«Сектор учета» размещается в кабинете, где мы когда-то сидели вместе с Войтом. А вот коридор! Такой маленький, невзрачный. Он ярко освещен. Тогда он казался темным, в нем всегда сидели люди, ожидая вызова...
— Пирожковский!..— прозвучал у меня за спиной грубый громкий окрик.— Ты почему в коридоре? — Рябоватый оперативник в костюме из синей милицейской диагонали подошел к Павлу Ильичу. — Встань!
Павел Ильич поднялся.
— Кто тебе позволил? — жестко спросил оперативник.
Вопреки моему ожиданию Павел Ильич не показал на меня, но оперативник понял все сам, на мгновение глянул в мою сторону.
Короткого ястребиного этого взгляда хватило, чтобы определить мне цену. Цена эта была невелика и за годы совместной нашей работы ни разу не поднялась. К счастью, однако, и не опустилась.
— Новенький? — спросил оперуполномоченный.
— Да. Следователь...— объяснил появившийся в эту минуту Войт. Под мышкой он держал завернутую в «Северную правду» коробку.— Малевич Алик... А это Шатров, старший оперуполномоченный.
Шатров потерял ко мне интерес, повернулся, вразвалочку, несуетливо пошел по коридору.
— Вот сволочь,— беззлобно заметил Войт. Неясно было, кого он имел в виду.— Надо было тебя предупредить насчет Пирожковского. Да я побоялся. Подумал — откажешься. Это питерские воры. Карманники... Ну ладно,— мягко, словно ничего не произошло, он подтолкнул задержанного назад, к кабинету.— Пошли, Павел Ильич. Еще наговоритесь. Так, Тряпкин? — он обратился к красавцу в черном плаще. Тот принял независимый вид, спросил оскорбленно:
— Почему нас держат? Долго нам еще здесь торчать?
— Пересядь. И ты тоже...— Блондинка со злым лицом встала со стула. Это была одна компания.— Теперь уже скоро,— объяснил Войт.
Пирожковский спросил его:
— Кого ждем, Сергей Иванович?
— А ты и не догадался? Старого знакомца твоего, Андрея Николаевича! Не забыл?
Андрей Николаевич — моложавый, в закрытом френче, худенький, с юркими глазами и острыми усиками _ задавал вопросы, мучительно задыхаясь, сдавленным голосом и произносил связно лишь первые фразы.
— Надо все по-честному! Ну как же... Чтобы все, как есть, Павел Ильич! Так?
— Так...
Пирожковский вовсе не обрадовался старому знакомцу — настроился на долгий, насколько хватит терпения, тягучий и в конечном счете бесполезный для оперативников разговор.
— Давно приехали-то? — придыхал Андрей Николаевич.
— Да только с поезда!.. Хотел кое-что посмотреть в магазине, и сразу взяли.
— Уж сразу и взяли! Вы все Ряды обошли.
— А велики ли Красные ряды, Андрей Николаевич! Ведь не ленинградский же Дом торговли...
— Ни одного отдела не пропустили! Особенно, где толкучки больше...
Допрос происходил в нашем кабинете. В процессуальном смысле допросом, конечно, назвать это было нельзя — уголовного дела не было, протокол не писали. Не предупредили и об ответственности за дачу ложных показаний. Тем не менее это был допрос. Вопросы задавала одна сторона — Андрей Николаевич, Шатров и Войт. И она же всячески старалась уличить другую. Спрашивали все, кроме меня.
