Дэнни Кинг - Дневник налетчика
Когда мы выбежали из банка и запрыгнули в «кортину», ждущую у дверей, меня вдруг охватил жуткий страх. Я знал, что мне предстоит, и очень хотел избежать порки. Гевин, толкнув меня на заднее сиденье, тут же шлепнулся в машину сам. Сид вдавил педаль газа в пол, и мы рванули. Похоже, Гевин понимал, что со мной творится. У машины я на секунду замешкался, соображая, не сделать ли мне ноги. По идее, я мог заскочить в автобус и уехать домой к маме, чтобы старший брат не задал мне трепку.
Но это лишь по идее.
В тот день, пока Сид с Винсом делили бабки (на три части), Гевин преподал мне хороший урок правил грабежа. Он повторял эти правила по нескольку раз, чтобы убедиться, что я их не забуду, то и дело спрашивая: «Ну что, теперь тебе не смешно? Давай, гаденыш, посмейся! Что же ты?»
Винс хотел было помочь, но Гевин не подпустил его ко мне. Сам он мог дубасить младшего брата сколько влезет, однако все остальные — руки прочь!
На то мы и братья, верно?
Тот урок я запомнил навеки. У меня осталась от него отметина на всю жизнь.
В буквальном смысле.
Это было мое первое ограбление. Мне тогда стукнуло семнадцать, и я думал, что оно будет последним. Гевин поклялся, что никогда больше не возьмет меня на дело.
Никогда.
Я умолял его всего пять лет, пока он наконец не сменил гнев на милость.
И получив свой шанс, я был полон решимости на сей раз его не просрать.
2. Воспоминания о Мелвине
Прежде чем выйти из машины, я проверил пушку и с немалым удивлением обнаружил, что она заряжена. Судя по всему, Гевин забыл о моей небрежности и доверил настоящее оружие (если, конечно, оно было настоящим). Я тут же возгордился до небес, почувствовав себя полноценным членом команды, и твердо решил оправдать оказанное доверие, то есть не выстрелить случайно в самого себя или в кого-то из корешей в течение следующих десяти минут. Я стал старше, мудрее, я уже не был мокрозадым салагой — и мне дали второй шанс, на что я уже не надеялся.
А потому никто и ничто не встанет у меня на пути!
— Готов? — спросил Гевин, сурово посмотрев мне в глаза.
— Да, готов, — ответил я, в свою очередь одарив его стальным взглядом.
— Ладно. Стой, Сид, — сказал Гевин, когда мы подъехали к зданию строительной компании. — Запомните все! Максимум три с половиной минуты — и линяем. Ясно?
Мы все ответили, что ясно, натянули на лица маски, вылезли из тачки и пошли к дверям. Буквально у самого порога Винс, ткнув меня в спину, прошипел:
— Ты, сикун несчастный! Попробуй только напустить в штаны — я тебя урою!
Что значит репутация, мать твою!
Нет, серьезно. Даже сейчас, хоть я уже двадцать лет занимаюсь профессиональными грабежами и провернул больше сотни дел, я время от времени замечаю, как ребята краешком глаза косятся на мои штаны. Я давно бросил попытки объяснить, как это случилось и почему, и смирился с тем, что дурная слава прилипла ко мне до могилы. Об этом, наверное, напишут даже в моей эпитафии. Я так и вижу ее:
RIP
Крис Бенсон
1962 — 20??
Он написал в штаны в банке «Беркли»
Не такую память хотелось бы по себе оставить, но, боюсь, я мало что могу изменить. Как там говорил Оскар Уайльд? «Когда о вас сплетничают, это плохо, но еще хуже, когда сплетничать перестают». Чушь собачья, конечно. Если бы светское общество Лондона постоянно шутило о том, как Оскар обосрался, я не сомневаюсь, что он очень скоро почувствовал бы желание заткнуть им рот.
Винс не хотел брать меня с собой. Сид, кстати, тоже. Но Гевин сказал им, что я иду на дело, и все. Оба знали, с какой стороны намазан их бутерброд, и не хотели ссориться с Гевином. Само собой, сидя в полицейском фургоне по дороге в суд, они ныли бы и упрекали друг друга: «Я же тебе говорил!», но против Гевина не пошли бы. Есть вещи, которые делать просто не стоит. Гевин сказал, что я им нужен. Представляете, какой кайф? Я им нужен! Тип, которого я заменил в тот день, простудился (даже грабители банков порой болеют), так что меня взяли в качестве запасного в последний момент. Остальные потенциальные кандидаты кто сидел в тюрьме, кто отдыхал, а кто просто скурвился.
— Все на пол, это ограбление! — гаркнул Гевин, ворвавшись в зал.
Я метнулся вправо, чтобы уложить всех на землю, а Винс остался прикрывать выход.
— Ложись! Ложись! — орал я разрозненной толпе посетителей.
А может, это были не посетители, а служащие компании, кто их разберет? В любом случае я за пару секунд уложил их рожами в линолеум. Знаете, что интересно? Чем мужественнее они выглядят, тем быстрее бухаются на пол. Казалось бы, сильные молодчики в костюмах с иголочки должны устроить сцену, хотя бы бравады ради, а пожилые толстые домохозяйки — хлопнуться ниц, как увядшие фиалки. Ничуть не бывало! Судя по моему богатому опыту, именно эти толстухи ноют и пререкаются дольше всех, обзывая тебя негодяем за то, что ты машешь пушкой под носом у дамы, и вопят: «Был бы тут мой Рон, он бы тебе показал!», в то время как молодые люди в костюмах-тройках, лежа на полу, орут на них благим матом и требуют, чтобы те заткнулись, пока их всех не перестреляли. Да, старые кочережки причиняют больше всего хлопот, и, кстати, из-за них какого-нибудь бедолагу в конце концов почти всегда убивают. Эти грымзы либо катаются по полу и вопят о кровожадных убийцах, либо поносят тебя на чем свет стоит, либо гордо противостоят агрессии лицом к лицу.
Я их ненавижу.
Хотя, надо признать, в тот раз таких хлопот у нас не было.
— Лежать! — крикнул я, припечатав ботинком какого-то молодого болвана.
Винс у меня за спиной занимался тем же самым — укладывал на пол и запугивал потенциальных героев.
Гевин кинул сумку ближайшей девушке и велел наполнить ее, да поскорее. Малышка — настоящее золотко! — высыпала всю кассу и передала сумку налево.
— Живо, живо! — кричал Гевин, хотя в этом не было необходимости, поскольку, как мне казалось, они и так очень старались.
С другой стороны, Гевин — босс и давно набил на этом руку. Что же до меня, вряд ли я мог бы научить свою бабушку грабить банки.
Гевин, по-моему, вел себя так же, как ковбои, которые гонят стадо по равнинам Дикого Запада. От Монтаны до Мехико эти беззубые простаки кричат: «Э-гей! Давай-давай! Шевелись!» громадным толпам коров, которые и так не собираются останавливаться. Ковбои орут, просто чтобы подстегнуть стадо, а может, от скуки.
— В сумку, быстро! — разорялся Гевин. — Шевелись!
— Две минуты! — крикнул Винс откуда-то сзади. — Давайте скорее!
Кто-то справа от меня на долю секунды приподнял голову и был вознагражден пинком под ребра.
— Лицом вниз, козел! — гаркнул я.
— Передай ему сумку, живо!
Последняя женщина за стойкой протянула сумку Мелвину. Мой брат приказал ему сложить туда деньги из кассы. Не знаю, действительно ли его звали Мелвином. Сомневаюсь. Но ему шло это имя, и про себя я именно так его назвал. Для меня он всегда будет Мелвином.
Сначала он, как и все остальные, подчинился, высыпав содержимое кассы в сумку. Винс напомнил нам с Гевином, что осталась одна минута.
— Ладно, ладно, хватит! — рявкнул Гевин, глядя, как Мелвин запихивает в сумку остатки денег. — Кидай сюда сумку!
«Кидай» — совершенно точное слово, поскольку в этой строительной компании, как и во многих фирмах и банках в наши дни, имелся пуленепробиваемый экран от стойки и почти до потолка. Я лично никогда не видел в этом смысла. Возможно, изобретатели таких экранов считают, что грабители банков жутко тупые и ленивые типы, а потому не способны заметить брешь в системе защиты и использовать ее. «Не полезу я на стойку, ну ее на хрен!» — так, по их мнению, должен сказать грабитель. Кстати, с таким же успехом они могли надеть на сотрудников пуленепробиваемые жилеты.
— Кидай ее сюда! — крикнул Гевин.
Мелвин застыл на месте, сделал глубокий вдох и сказал:
— Нет.
— Нет? Что значит — нет? Брось мне сумку сей же момент, ты, сволочь! — заорал Гевин, перепугав всех до смерти.
То есть всех, кроме Мелвина.
— Нет, — повторил тот, дрожа как осиновый лист и прижимая сумку к груди.
Такое за время моей долгой и неординарной карьеры случалось несколько раз, но я все равно не перестаю изумляться. Зачем люди так делают? Зачем рисковать своей жизнью, выступая против вооруженной и бешеной от злости банды, чтобы спасти деньги, которые тебе не принадлежат? Не понимаю, ей-богу! Мало того что деньги не твои — они принадлежат твоему боссу (то есть козлу паршивому). Боссу, который платит тебе сто пятьдесят фунтов в неделю и, не задумываясь, уволит, стоит кому-нибудь изобрести машину, способную тебя заменить. Деньги, ради которых Мелвин рисковал жизнью, — мелочь по сравнению с доходами компании за день. Мало того, они, конечно же, застрахованы, и фирме возместили бы все до последней полушки.
