Ростислав Самбук - Мафия-93

– От коллектива нашей фабрики, – начал, нервно заикаясь, – вам, Кирилл Семенович, на мелкие расходы в нашей столице…

Пирий внимательно посмотрел на Белоштана, холодно, с прищуром. У того похолодели пальцы, но все же, превозмогая страх, подвинул пакет к Пирию, добавив:

– От всего сердца.

– Вижу, что от всего… – Глаза Пирия смягчились. Вдруг спросил коротко и по-деловому: – Сколько?

– Триста, – почти шепотом выдавил из себя Георгий Васильевич. – Так сказать, на сувениры…

Пирий накрыл пакет большой лапой, слегка пошевелил пальцами, потом сжал их, смяв пакет, и небрежно сунул его в карман.

– Спасибо, – сказал просто. – Пригодятся… В Киеве такая круговерть… А тебе что надо? – перешел на деловой тон.

– Как сказать, Кирилл Семенович… Задумали мы одно дело… На фабрике…

– Это хорошо, что думаете, – похвалил Пирий. – Поговорим, когда вернусь. Я в Киев не надолго, ты не беспокойся, мы добрые начинания всегда поддерживаем, лишь бы на пользу народу…

– На пользу, на пользу… – подтвердил Белоштан.

– Ну вот и договорились…

Георгий Васильевич вышел из кабинета мэра и вытер потный лоб.

Радость подступала к сердцу. «А он мужик фартовый, – ликовал Белоштан, – сразу видно, свой человек – простой и душевный».

После возвращения Пирия Белоштан не записывался к нему на прием, ждал, пока тот, найдя повод, сам позвонит ему, но Кирилл Семенович молчал, и только через месяц Белоштан решил снова наведаться к мэру. На этот раз захватил в собой пятьсот тысяч рублей, поскольку деньги были – цех уже работал, правда, пока еще не на полную мощность, но набирал обороты: продукция пошла, и Георгий Васильевич не стыдился ее качества.

А потом пошло-поехало… Теперь Белоштан звонил Пирию запросто в любое время суток, и мэр больше уже не упоминал о деятельности на пользу народа – к черту этот народ, рабочий класс и трудовое крестьянство, пусть о нем думает родное государство… Вот какие важные постановления принимаются в последнее время.

И еще подумал Георгий Васильевич: сегодня же после пульки надо будет провентилировать с Пирием свою идею. Наверное, похвалит. Вместо левого цеха – кооператив. Надо легализовать их дело, расширить производство. Хотя покупатели и так не жалуются, но хорошо бы обновить ассортимент, производить исключительно модные и дорогие товары. Возникнут и сложности. Самое главное – материальная база. Но их трикотажная фабрика может передать, то есть продать, вновь образованному кооперативу устарелое и непригодное оборудование. Горисполком поддержит эту операцию, в случае необходимости примет решение, а он под маркой «устарелого и непригодного» шуранет новые станки. Кто же осудит за это? Вон как носятся с кооперативами, зеленую улицу им, и он действует, так сказать, в духе времени. Наконец, если кто-либо стукнет в контрольные органы, наплевать: Пирий заступится, в крайнем случае выговорешник схватит, а он ради святого дела готов и на моральные издержки.

Точно – кооператив. Через него можно будет легализовать и деньги, лежащие в тайниках и у добрых знакомых, пустить мертвый капитал в оборот – и государству выгодно, и ему! А председателем кооператива сделать Васюню, то есть Василия Франко, свою правую руку по левому цеху – Георгий Васильевич невольно усмехнулся этому каламбуру. Васюня – человек надежный, нюхом чует рыночную конъюнктуру и может развернуться. Правда, задерет нос, свободы ему захочется, но тут придется крепко держать вожжи. Как говорят на загнивающем Западе, у него будет контрольный пакет акций: без хорошей пряжи кооперативу смерть, а он будет поставлять Васюне под видом отходов первоклассное сырье: опять-таки в крайнем случае – выговор, но ведь не воровство в особо крупных размерах, за что…

Белоштан только представил, что схлопотал бы, если распутали бы все его дела, даже мороз по коже пробежал. Ну, расстрел не расстрел, но пятнадцать лет в колонии строгого режима тоже не сахар. Выйдет он уже старикашкой, Любчик хоть и клянется в любви, конечно, не дождется, да и вообще кому он будет нужен?..

Хмиз взял колоду и стал разбрасывать новенькие карты. Они тихо шелестели, скользя по полированной поверхности стола, будто разговаривали между собой, решали, кому отдать предпочтение. А Хмиз не удержался и незаметно подсмотрел, что легло в прикуп. Сверху лежала червонная дама, она словно исподтишка подмигнула Хмизу, и у того зарделись щеки. Правду говорят: карта не врет. Сегодня ему встречать Светлану, поезд приходит в двенадцатом часу, а пульку они кончают, как правило, в девять, в крайнем случае в половине десятого. Успеет заскочить домой, навести элементарный порядок – может, Светлана согласится заглянуть к нему на чашечку кофе…

Удивительно, как устроен мир, за один только день Степан узнал, что есть на свете бог – его персональный бог и защитник: это надо же, такая красивая девушка приехала всего на три дня в Трускавец, где он отдыхал, и ему посчастливилось встретить ее.

Ему удалось уговорить Светлану съездить в Канев, к памятнику Т. Г. Шевченко. В тот же день на его машине они отправились в неожиданное для нее путешествие. Светлана была в восторге.

Шевченко стоял на горе, вглядываясь в заднепровский простор.

Светлана села на скамейку. Степан хотел что-то спросить, но девушка предостерегающе подняла руку, прося помолчать, и вся ушла в себя. Степан тоже замолчал и сидел, вспоминая свою жизнь.

Правнук поганый – так сказал бы сейчас о нем Тарас, а ведь раньше он не был таким. Как и все, учился, бегал на студенческие вечеринки, выступал на собраниях, выпускал стенгазету, мечтал о семье, любил девчонку. Но любимая выбрала другого, он в это время уже заканчивал институт, получил распределение в Город, вначале работал простым товароведом в магазине, там познакомился с директором трикотажной фабрики Белоштаном и приглянулся ему. Георгий Васильевич обставил дело так, что через несколько месяцев Хмиза выдвинули в директора и сразу привлекли к своим делам – через магазин пошла левая продукция фабрики. Тогда же Степан почувствовал сильную руку Пирия. После двух-трех проигрышей в преферанс Хмиза совсем неожиданно сделали директором базы – пришлось отметить новое назначение банкетом в узком кругу, где Пирий поднял тост за молодые кадры и персонально за него, Степана Святославовича Хмиза. С купеческим размахом разбил на счастье хрустальный фужер, потом, отозвав Степана в угол, предупредил: теперь Хмиз полноправный член их компании и может рассчитывать на его, Пирия, поддержку. Однако сказал также, что Степан должен быть послушным и выполнять все его указания. Хмиз знал это и без предупреждения, он уже успел наладить крепкие контакты среди торговой элиты Города – не без поддержки Белоштана, которого Степан безгранично уважал.

С тех пор пошло-поехало. Белоштан умудрялся сбывать левый товар даже через базу, директора магазинов заискивали перед Хмизом – он стал нужным человеком и в обкоме, и в исполкоме, его знали, уважали, звонили, приглашали на семейные праздники даже большие областные руководители, деньги сами плыли в руки, Степану не требовалось для этого прилагать усилий, он попал в отлаженную в деталях систему со своими неписаными законами и правилами, которые выполнялись более усердно, чем важнейшие инструкции и распоряжения центральных министерств и ведомств.

И Степан поплыл по течению, наслаждаясь своим положением. Иногда только снились тревожные сны, но он старался сразу забыть их – зачем травить душу, если жизнь удивительна и прекрасна во всех своих проявлениях?

Сейчас те годы называют застойными. Кому застойные, а кому и расцветные, считал Степан. Началась перестройка, она сказалась и на Степане: страна сократила импорт товаров широкого потребления, стало туго с модными заграничными обувью, одеждой, радиоаппаратурой. Наконец, не зря говорят, что палка о двух концах: Хмизу стали больше кланяться и угождать, а денежные поступления не уменьшились – к этому времени Степан уже был полноправным акционером Белоштановой компании «Жора и K°», как шутя называли они себя за карточной игрой. Компании, в которую входил сам всемогущий Пирий, к которой благожелательно относились (наверняка догадывались о ее существовании и пользовались ее доходами) некоторые влиятельные номенклатурщики.

Степан закрыл глаза и отчетливо услышал далекий колокольный звон. Странно, вблизи не было церкви, но звон продолжался. Наконец до него дошло, что это кровь стучит в висках. Однако иллюзия была полной – благовест плыл над Тарасовой горой и предвещал нечто неизведанное. Степан подвинулся к Светлане, спросил:

– Ты слышала звон?

– Какой звон? – удивилась та.

– Церковный. Перезвон колоколов над Днепром?

Неожиданно девушка погладила его по щеке – у Степана замерло сердце, и снова праздничный звон послышался вокруг.