Дьердь Сита - Частное расследование
– Вам очень его сейчас недостает? Женщина закусила губу.
– А вы подумайте – ведь все, о чем заботился муж, свалилось теперь на меня. Мне пришлось бегать в поисках мастеров, налаживать сбор винограда, работать да еще возиться с детьми. Когда поздно вечером я ложусь спать, у меня нет даже сил подумать о том, что случилось, – я засыпаю как убитая.
Вам не хватает мужа только как рабочей силы? Варгане слегка побледнела.
– Вот вы куда клоните. Вы ловко спрашиваете, а я, признаться, при моем нынешнем директоре отвыкла от деликатных вопросов. Спустя две недели после исчезновения мужа, когда стало более чем вероятно, что Шани уже не объявится, он вызвал меня к себе и осведомился, не хотела бы я стать его любовницей… Что же касается вашего вопроса, то скажу, что мне не хватает Шани и как мужчины, но, кажется, я уже смирилась с этим.
– Кто вы по специальности? Секретарша?
– Я? Почему вы так решили?
– Вы упомянули «вашего директора».
– Я преподаю в уездной средней школе.
Тоот помолчал немного, потом осмотрелся в уютной, со вкусом обставленной финской мебелью кухне; оглядел дубовый обеденный стол, итальянскую плитку – на белом фоне серые цветы, – которой был выложен пол. Нечасто увидишь на кухне такую обстановку.
– Сможете ли вы поддерживать привычный образ жизни?
Ответом была тихая легкая улыбка.
– Видите ли, у нас все есть, а вот деньги мы не копили. Шани всегда вкладывал их во что-нибудь, если у нас и появлялись лишние деньги, они тут же уплывали то па одно, то на другое. На хозяйство я всегда брала лишь необходимое. С долгами мы расплатились. Теперь будем жить на доход с виноградника плюс моя зарплата, как-нибудь проживем.
– Нелегко вам будет.
– Знаю. Но что ж поделаешь?
– А вам не приходило в голову, что у вашего мужа отложена где-то приличная сумма?
– Ради которой я могла бы лишить его жизни?
– Я не это имел в виду.
– Мне ничего не известно о каких-либо его сбережениях.
– Если бы вас попросили в нескольких словах охарактеризовать мужа, что бы вы сказали?
Варгане задумалась.
– Добросердечный, открытый, немного вспыльчивый, типичный сангвиник, который и понятия не имел, что такое депрессия. Любимой его поговоркой было: «Будь веселой, а если не получается, – будь довольной». Ему удавалось и то и другое.
– А как бы вы охарактеризовали себя?
– Никак. Знаете, мне что-то начинают надоедать ваши вопросы. Особенно те, которые вы задаете из чистого любопытства. Скажите, разве сыщик обязательно должен быть «прилипалой»? Тоот улыбнулся.
– Разве только в той степени, в какой пожарник должен страдать пироманией, психолог – сам быть душевнобольным, а педагог – так и не повзрослевшим ребенком.
– Последнее – в мой адрес?
– Я не знаю вас, а вы не желаете мне помочь в этом.
– У вас есть еще вопросы, касающиеся мужа?
В голосе хозяйки дома прозвучали нотки, которые давали понять капитану полиции, что разговор вот-вот прекратится.
– Непосредственно перед исчезновением не замечали вы чего-то необычного в поведении мужа?
– Пожалуй, нет. Он сильно уставал, но это было характерно для него все последние годы. Впрочем, усталость к утру всегда проходила.
– У него не возникало мыслей о самоубийстве?
– У него?! Однажды он сказал, что если бы даже ослеп, то и тогда не впал бы в отчаяние. Он умел радоваться жизни. Я хотела бы обладать хоть десятой долей его жизнелюбия.
Тоот рассеянно барабанил пальцами по столу. Он помолчал и лишь после долгой паузы спросил:
– А что вы сами думаете об этом исчезновении?
– Я?
– Должны же у вас быть какие-то предположения! Чем вы можете объяснить все это? С чего бы ему исчезнуть?
Женщина впервые удостоила посетителя уважительным взглядом.
– Над этим я и вправду много задумывалась. Но если бы я догадалась, по какой причине он исчез, то догадалась бы, и где он может находиться.
– Вы думаете, что, если бы удалось узнать, что побудило его исчезнуть, это дало бы разгадку дела?
– Да. Только беда в том, что я и представить себе не могу, что явилось побудительным мотивом.
Тоот согласно кивнул головой.
– Приблизительно к такому же выводу пришли и мои коллеги. Возникли, правда, кое-какие версии, но – никаких доказательств…
– Тогда почему не закрывают дело?
– А вы хотели бы этого?
– Только по одной причине: чтобы освободиться наконец от всего. Я не принадлежу к тем людям, которые любят оглядываться назад. Я устала копаться в прошлом.
– Какие-нибудь деловые бумаги, письма остались после мужа?
Варгане молча поднялась, вышла из кухни и вскоре вернулась, держа в руках темно-коричневую деревянную шкатулку. Поставив ее на стол, сказала:
– Если хотите, можете взять это с собой. – Нет, благодарю. Если позволите, я просмотрю содержимое шкатулки сейчас. Это не займет много времени.
– Ну, час-то это у вас займет. А я пока покончу со стиркой.
Просмотр документов действительно занял не меньше часа. Завершив эту работу, капитан закрыл шкатулку и стал ждать. Примерно еще через четверть часа Варгане вернулась в кухню.
– Нашли что-нибудь интересное?
Ничего особенного. Попалась, правда, одна фотографии. Кто здесь изображен?
– Фотография? – Варгане подошла поближе и стала за спиной Тоота. – Но ведь фотографии мы храним в другой шкатулке.
Снимок был слегка размыт. На крутом склоне горы стоят три молодых человека и девушка. Тоот сразу обратил внимание, что фигуры юношей – в тени, а девушка освещена ярким лучом солнца, проникающим сквозь листву. Отрешенное выражение ее красивого улыбающегося лица говорило о том, что этот луч солнца составлял для нее единственный источник радости. Судя по унылым лицам ее спутников, так оно и было на самом деле.
– Кто эта девушка? Варгане склонила голову.
– Это… это я, – произнесла она тихо, а потом с некоторым раздражением добавила: – Я даже и не знала об этой фотографии. Наверняка Шани переснял и увеличил се. По-моему, снимок сделан двенадцать лет назад, во время поездки в горы Бюкк.
– А кто эти молодые люди?
– Вот этот, слева, – муж. Рядом – его старый друг, через которого я познакомилась с Шани и с Белой. Имени и фамилии я уже не помню, он как-то быстро исчез с нашего горизонта. Справа стоит Бела Надь, я уже упоминала его… В ту пору мы часто совершали такие поездки.
– В одной и той же компании?
– У меня никогда не было подруг. Я не переносила женскую дружбу – это всегда сплетни, истерики и отвратительные для меня интимные признания.
– Конечно, с тремя обожателями интереснее и приятнее. Но рано или поздно приходится делать выбор. Не так ли?
– Да, и кого ни избери, жизнь все равно станет беднее. Выбор одновременно означает и отказ, самоограничение. В жизни каждого человека бывает наилучший период. Для меня он наступил в пятнадцать лет, когда я заметила, что ко мне льнут парни, а закончился в двадцать четыре года, когда вышла замуж и у меня родился первый ребенок. Но не подумайте, что отрицательную роль сыграл Шани. Мне вообще не следовало выходить замуж. У меня не только была заметная внешность, но и умом меня бог не обидел. Я вполне могла бы добиться чего угодно своими собственными силами…
– Не исключено, что сейчас вам как раз представляется такая возможность.
– Вы смеетесь? Сейчас я уже – раба своих детей, раба вещей, которые мы приобрели и которые я должна содержать в порядке. К тому же я постарела и похоронила себя в своем педагогическом коллективе, среди коллег-учителей. А если не находишь сферу приложения своему уму, то он увядает, пропадает.
Тоот напряженно слушал. У него было ощущение, что эта обвинительная речь родилась не вдруг.
– Где я могу найти Белу Надя?
– На субботу и воскресенье он обычно приезжает к себе на дачу. Тут, на другом склоне холма. Большой белый каменный дом с желтой верандой. Если пойдете до конца по этой дорожке, то и выйдете прямо к дому.
– Что он за человек?
– Холостяк.
– А как бы вы его охарактеризовали?
– Невнимательный, эгоистичный, капризный.
– Вы не любите его?
– Почему же? Он наш лучший друг.
Тоот принял это к сведению и, попросив прощения за беспокойство, направился к выходу.
2
Дорожка огибала невысокий холм и исчезала в красных воротах большого каменного дома. Отсюда открывался хороший вид на Мертвый рукав. Ряды виноградников спускались до самого берега. Утренний туман уже поднялся над водой, и в ее серовато-беловатом зеркале зеленели пятна буйных водорослей. У края зарослей блекло-желтого тростника и осоки на легкой ряби едва колышимой южным ветром воды плавно покачивались лысухи. На миндальном дереве, росшем у дороги, трещала белогрудая сорока, но, как только Тоот приблизился, она взмахнула своими сине-белыми крыльями и улетела. Где-то прокукарекал запоздалый петух, со стороны шоссе послышалось шуршание автомобильных шин. И снова воцарилась тишина.
