Вячеслав Жуков - «Ореховские» шутить не любят
– Ты чего такая?
– Какая? – Она играла на его мужском самолюбии. Знала, какой он ревнивый. «Любить сильней будет», – думала она.
– Сейчас вымою руки и покажу, как я люблю свою жену.
– Ой-ой-ой! – Она его дразнила, хитро прищуриваясь и цокая языком. – А как же мой пирог?
– Пирог мы будем есть потом. Надеюсь, он не подгорит?
– Ничего страшного, я его выключу. Он уже испекся. – Она опустила и тут же подняла свои бархатные ресницы. Ее колдовские, обворожительные глаза светились ярче, чем лампочка под абажуром.
– Наташка, я по тебе соскучился, – признался Ивлев, взял ее за руку, притянул к себе, легонько укусил за мочку уха.
Она мелко вздрагивала, то опуская глаза вниз, то поднимая на него. Эта наигранная скромность, которую она изображала глазами, приводила Ивлева в возбуждение.
– Я тоже. С самого утра. Леш, скорей бы выходной. Чтобы целый день побыть вместе. – Она обняла его, прижалась губами к его губам.
Ивлев вышел из своего кабинета и увидел лейтенанта Квасова. Лейтенант шел рядом с молодой привлекательной женщиной, несмотря на жару, одетой в итальянский белый плащ с широким воротом.
Женщина была высокого роста, стройная, как манекенщица, и держалась с таким невозмутимым видом, будто не Квасов пригласил ее в отдел угро, а она – Квасова.
Капитан сразу подумал, что такие женщины как раз у Квасова вызывают повышенный интерес, потому что тот сам был высокий и худой, хотя Квасов этого слова не любил, наверное, стеснялся, и предпочитал называть себя стройным.
Лейтенант подошел к нему и негромко, так, чтобы женщина не слышала, сказал:
– Жена Бондыря.
Ивлев окинул женщину внимательным взглядом с головы до ног, спросил:
– Уговорил зайти к нам?
Квасов кивнул головой.
– Не желаешь с ней побеседовать? А то у меня в кабинете напарник справки печатает. Махов велел ему по всем уголовным делам отчитаться. Мешать нам будет.
– Конечно. Что за вопрос? Давай ее ко мне. – Ивлев открыл дверь своего кабинета, приглашая женщину войти.
Она вошла, бегло оглядела кабинет и осталась недовольна. На лице появилось столько пренебрежения, что Ивлев поспешил хоть как-то произвести впечатление, представился:
– Я – заместитель начальника отдела уголовного розыска капитан Ивлев. – Он хотел предложить женщине стул, но она сама прошла к столу и села на один из трех стульев. Вела себя Бондырь очень даже бесцеремонно.
Удобно расположившись на стуле, она сняла солнечные очки, спрятала их в боковой карман шелкового плаща.
Из дамской сумочки достала сигарету с ментолом и, не спрашивая разрешения, закурила. Весь ее вид как бы говорил: раз уж вы меня вызвали сюда, терпите мою вольность.
Квасов сел рядом, приготовился писать за банкиршу объяснение. Он подвинул ей пепельницу, но женщина даже не взглянула на старшего лейтенанта.
Она курила и демонстративно роняла пепел на полированную поверхность стола, хотя пепельница стояла рядом. А Ивлев, по ее мнению, должен был терпеть.
Ивлев смотрел, смотрел и не выдержал, взял и сдул весь пепел ей на плащ.
«Хам!» – прочитал капитан в глазах бывшей банкирши, но это его ничуть не смутило. Про нее он подумал то же самое.
Недокуренную сигарету она положила в пепельницу.
– Наверное, это только у нас в стране такое возможно, – приятным голосом, достойным дикторши, сказала она, взглянув на капитана обворожительно. Это качество никогда не подводило ее. Подход к мужчинам она знала.
«А она чертовски хороша», – подумал капитан, мысленно поддаваясь ее соблазнам.
Примерно так же думал и старший лейтенант Квасов.
– Что возможно? – спросил капитан Ивлев.
– А то! В момент глубокого траура вызывают вдову на допрос в милицию, – ответила женщина и скучающим взглядом обвела бедные милицейские апартаменты. Видно, ожидала, что заместитель начальника отдела должен себе позволить большее. Но эта скромная обстановка разочаровала ее. Она даже хотела зевнуть, чуть скривила рот, но постеснялась, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом капитана.
Странное дело, но в глазах этой самой Бондырь капитан Ивлев не заметил ни глубокого траура, ни хотя бы малой его капли. И потому воспринял слова банкирши с обидой.
– Ну, во-первых, не на допрос вас пригласили, а на беседу. А во-вторых, по вас не скажешь, что вы скорбите по погибшему мужу, – несколько резковато сказал капитан. Хотелось поставить ее на место.
– Я… – Она раскрыла рот, но Ивлев не дал ей договорить, сказал:
– Минуточку, гражданка Бондырь. Я не собираюсь отнимать у вас время. И вы постарайтесь не отнимать его у меня.
В глазах ее капитан Ивлев заметил злость и скуку. Конечно, он говорил банальные вещи. Пусть так. Зато без всяких экивоков, доходчиво и понятно.
– Ваш муж убит. И нам надо как можно скорее найти убийцу.
Она скупо улыбнулась.
Ивлеву и Квасову ее улыбка не понравилась. Красивая женщина, а улыбка некрасивая.
– И чем я могу вам помочь? А! – Она хищно оскалилась, обнажив мелкие ровные зубы необыкновенной белизны. – Поняла. Вы хотите взять меня к себе на службу. Чтобы я отыскала убийц.
«Ну и дура!» – чуть было не вырвалось у капитана. К счастью, это всего лишь мелькнуло в мыслях.
– Да вы даже в подметки не годитесь ни одному оперативнику нашего отдела. И перестаньте кривляться, – сказал Ивлев, но тут же поймал предупреждающий взгляд Квасова: «Ты смотри поосторожней с этой штучкой. Она привыкла, чтобы все перед ней лебезили. И сразу из твоего кабинета побежит к начальнику с жалобой».
Но на это капитан Ивлев безразлично мотнул головой. Пусть, мол, поступает как хочет.
А женщина, как показалось Ивлеву, заскрипела зубами. Такое отношение к себе стерпеть ей было тяжело.
– Ладно, – многообещающе сказала она с некоторым оттенком угрозы, помолчала, оценивая все, потом предложила: – Не будем трепать друг другу нервы. Я ведь знаю, о чем вы хотели меня спросить.
Ивлев на это усмехнулся, потому что никакой системы допроса при беседе с ней не придерживался. А она, видите ли, уже знает, о чем он ее хотел спросить.
– Интересно. И о чем же?
– Вы хотели знать, кого я подозреваю в убийстве мужа?
– Пусть будет так. Так кого же вы подозреваете?
– Никого. Слышите? Никого я не подозреваю, – категорично заявила она. – Мне кажется, у мужа не было врагов. Он был очень добрым человеком. – Чуть подумала и продолжала: – Хотя как знать. У него было много влиятельных друзей на самом высоком уровне. И, возможно, могли быть и враги.
«В здравом рассудке ей не откажешь. Умница! Но неужели ты думаешь, я поверю, что ты вышла за своего старика Бондыря по любви? У тебя, такой цацы, должен быть другой интерес. Другой. Расскажи мне, какой?» – думал Ивлев. Он хотел закурить, достал сигарету, но подумал, что это в присутствии дамы будет не слишком тактично, убрал сигарету в ящик стола.
Она, наверное, поняла, усмехнулась.
– Скажите мне… Только предупреждаю, мой вопрос не совсем корректный. Но мне необходимо его задать.
– Ну, если необходимо, задавайте. Только если чересчур… не обессудьте. Интимная жизнь семьи – это свято.
– Конечно, конечно. Не беспокойтесь. Я постараюсь держаться в рамках приличий. Почему вы, молодая, красивая женщина, вышли замуж за человека намного старше вас? Ведь согласно его завещанию вся недвижимость отходит его детям от первого брака. Вам перепадет всего ничего. Только то, что определит суд, – сказал Ивлев и заметил, как дрогнул ее взгляд, но тут же успокоился.
– Что касаемо завещания… Мне ничего не нужно. Детей обижать нельзя. Для меня важнее память о нем. А вы молодцы, должна сказать, – сказала она, но слова ее прозвучали не как похвала, а как укор. – Не поленились связаться с нотариусом. Хотя все правильно. На то вы и милиция. А насчет возраста моего мужа… Вы тут не правы. Мы любили друг друга бескорыстно. Особенно он меня. Даже, может, немножко больше, чем я его. Любил нежно, как мужчина, имеющий в таких делах огромный опыт. Поэтому я его частенько называла папочкой.
– Угу, – кивнул Ивлев, увидев, что Квасов сидит с задумчивым лицом, внимательно слушает женщину. Она ему нравилась. А упоминание про любовь так тронуло его за душу, что лейтенант, забывшись, вдруг сунул палец в нос.
Ивлев укоризненно покачал головой, и Квасов будто вздрогнул.
– В день убийства ваш муж взял в банке шестьсот тысяч долларов. Как вы думаете, для чего? – продолжил Ивлев, кивнув лейтенанту, чтоб не отвлекался и успевал записывать.
Бондырь попыталась изобразить удивление. Но получилось плохо, натянуто. Только вызвала лишние подозрения у капитана Ивлева.
– Шестьсот тысяч? Понятия не имею об этих долларах. Никогда такую сумму у мужа не видела. Тысяча, две – это еще куда ни шло. А тут такая сумма! В морге мне сказали, что в кармане его пиджака обнаружено всего лишь триста баксов и сколько-то там рублей. По этому поводу я в подробности не вдавалась. Других забот хватало. Так что и тут я вам помочь не могу. – Она посмотрела на часы, как бы давая понять, что больше ей сказать нечего и этот въедливый капитан только напрасно отнимает время у бедной вдовы.
