Кирилл Казанцев - Неприкасаемый чин
Анатолий Игоревич едва со стула не упал от неожиданности. А вот начальник Отдела культуры и его заместительница моментально побелели, осунулись. Радостная же Маргарита выбежала на сцену, размахивая руками и посылая в жидко аплодирующий ей зал воздушные поцелуи.
И тут люди, недовольные выбором жюри, вскочили со своих мест. Засвистели. Начался настоящий хаос. Со всех концов зала послышались возмущенные возгласы:
– Судей на мыло!
– Фу!
– Давайте рэпера!
– Выиграла эмо!
– Маргарита фуфло!
Радовавшаяся до этого жена Бахрушина изменилась в лице, разрыдалась и, обиженная на всех и вся, юркнула за кулисы.
Расталкивая толпящихся в проходе людей, Ларин выбежал через «черный вход» на служебную парковку ДК. Осмотрелся по сторонам. Невдалеке, за чередой припаркованных машин, блеснуло в призрачном свете уличного фонаря, заискрилось сотнями блесток шикарное вечернее платье. Бахрушина торопливо направлялась к ожидающему ее белому лимузину.
– Маргарита! – крикнул ей вслед Андрей.
Но женщина даже не обернулась, лишь ускорила шаг. Ларин тихо выругался и бросился за ней вдогонку.
Один из лучших агентов антикоррупционной организации настиг женщину в тот самый момент, когда она уже садилась в машину. Схватил ее за руку, потянул на себя, заглянул в заплаканные глаза.
– Вы были великолепны, – произнес он, крепко сжимая ее пальцы.
– Они же меня ненавидят. Вы видели, как они встретили мою победу? – всхлипывала девушка.
– Им просто завидно. Ведь вы не только красивая, но и талантливая, а это редкий дар.
– Правда? – шмыгнув носов, спросила доверчивая Маргарита.
– Да никто из сегодняшних конкурсантов вам и в подметки не годится. Уж поверьте мне, как профессионалу, – нес пургу Ларин, но делал это убедительно. – Я вижу в вас потенциал. И если с вами хорошо поработать, то вы достойно выступите на «Евровидении».
– Вы так считаете?
– Иначе я не проголосовал бы за вас, – он учтиво протянул девушке носовой платок и произнес: – Не к лицу звезде плакать.
– Ну что вы, какая я звезда? – засмущалась Маргарита.
– Самая что ни на есть настоящая, – льстил Андрей.
Слово за слово, и жена Бахрушина прониклась к «линейному продюсеру «Евровидения» безмерным уважением и даже больше – «положила на него глаз». Посему в тот же вечер пригласила Ларина отужинать вместе с ней. Что было дальше, Андрей позже рассказал своей напарнице по телефону, когда поздней ночью вернулся в гостиничный номер:
– В общем, Лора, она от меня без ума.
– Неужели, ты оказался в ее вкусе? – по обыкновению отшутилась стерва.
– И не только потому. Я пообещал Маргарите, что сделаю ее мировой знаменитостью, звездой «Евровидения». Вот она и растаяла. Теперь я ее продюсер. И Бахрушину, хочет он этого или нет, придется с этим мириться. Итак, я не слышу поздравлений?
– Вечно вы так мужики делаете. Наобещаете с три короба, а потом в кусты, – раздалось ехидно на том конце линии.
– Ладно, не бузи, напарница. Спокойной ночи, – устало бросил в трубку Андрей и упал головой на подушку.
* * *Небольшой коттеджный поселок с жизнеутверждающим названием «Радужный», располагающийся неподалеку от райцентра, всегда вызывал озлобленные взгляды горожан. Оно и неудивительно. Ведь ютясь в одно и двухкомнатных квартирках, а именно в таких стесненных жилищных условиях существовало большинство городского населения, трудно сдержать в себе злобу при виде роскошных особняков. Особенно, если знаешь, что в них проживают коррумпированные чиновники и прикормленные местной властью бизнесмены, которые заработали на эти домины не честным трудом, а путем всевозможных махинаций и теневых сделок.
Но что больше всего возмущало городских жителей, так это то, что несколько лет назад нувориши за счет районного бюджета проложили шоссе от города к поселку, которое, по сути, было предназначено лишь для жителей «Радужного», потому как дальше этого самого поселка оно продолжения не имело. В народе это шоссе так и прозвали – «дорога в никуда»…
Дождь лил как из ведра. Но несмотря на непогоду, на шоссе, которое вело к коттеджному поселку, вовсю шли ремонтные работы. Безусловно, сами дорожники никогда бы не додумались класть асфальт в ливень. Но вышестоящее начальство приказало. Мол, то распоряжение Бахрушина. А зачем тот отдал такое идиотское распоряжение, никто не знал. Правда, на этот счет у дорожников было свое мнение.
– Слыхал я, что к владельцу химкомбината заморские инвесторы приехали, – проговорил усатый мужичонка в оранжевом жилете, утюжа громоздким валиком горячий асфальт, на месте которого еще совсем недавно была выбоина. – Кажется мне, Бахрушин решил пригласить их в свой особняк. А какой дорогой они туда поедут? Правильно, этой. Но она уже давно не ремонтировалась. И вот, чтобы эти сраные бюргеры не тряслись через каждый метр, мы и латаем дорожное покрытие. Причем в дождь. Вот увидишь, не пройдет и полгода, как наши заплатки просядут. В общем, показушной фигней мы с тобой занимаемся.
– Так-то не бюргеры виноваты, а Бахрушин, – отозвался напарник усача, который обозначал яркими красными конусами в белую полосочку «запломбированные» выбоины.
– Какая на хрен разница? Мы ведь работаем, – тут же раздалось раздраженно в ответ.
– И то верно.
В скором времени трактор «МТЗ» с прицепом, в котором находилась горочка вязкого дымящегося асфальта, и следующие за ним дорожники медленно скрылись за поворотом. И тут из лесу показался Павел Бабарыкин, который до этого прятался за стволом поваленного дерева. На нем была такая же, как и на дорожных ремонтниках, апельсиновая жилетка, которую он купил в магазине спецодежды. В одной руке бывший командир десантно-штурмового батальона бережно, словно хрустальный сосуд, держал какой-то странный сверток, обмотанный в несколько слоев жароустойчивой пленкой, способной выдержать высокие температуры. В другой – шуфлю. Опасливо осматриваясь по сторонам, он вышел на середину дороги.
Аккуратно положив сверток на дорогу, Бабарыкин еще раз повертел головой, убедился, что поблизости никого нет и стал вгрызаться шуфлей в свежезакатанный асфальт. Он поддавался довольно-таки легко. И вот уже через пять минут перед Павлом чернела небольшая дыра. Он предельно осторожно уложил в нее сверток и принялся засыпать его еще дымящимся асфальтом.
Внезапно невдалеке послышался гул работающего движка. С каждой секундой он нарастал. На какое-то мгновение Павел бросил свое занятие, обернулся. И тут его щека нервно дернулась. Спина покрылась липким противным потом. В метрах ста, за стволами сосен, там, где шоссе изгибалось крутым поворотом, показался автомобиль. И ладно бы, просто «гражданский» автомобиль, а то был полицейский.
Сердце у Бабарыкина екнуло. Словно пацан, застуканный за мелкой кражей, он остолбенел, не зная, что делать дальше. Бежать в лес? Но было уже поздно. Наверняка полицейский уже заприметил его броский оранжевый жилет. И если он сейчас бросится убегать, это определенно вызовет у правоохранителя подозрение.
«Так, спокойно. Соберись. Делай то, что и делал. Вдруг проедет мимо. Ну а даже если и остановится, что-нибудь придумаю», – успокаивал себя Павел.
Казалось, что сине-белый полицейский «Форд», вынырнувший из-за поворота, поедет дальше своей дорогой. Но нет. Его водитель резко затормозил, свернул на обочину. Из машины выбрался обрюзгший правоохранитель с пухлым раскрасневшимся лицом. Этакий американский коп – только пакетика со свежеиспеченными пончиками в руке не хватало. С трудом прокручивая на толстом пальце обручальное кольцо, он направился к Бабарыкину. Тот уже ровнял тыльной стороной шуфли дымящийся асфальт, под который он совсем недавно «зарыл» свой странный сверток.
– Добрый день, – обратился к «дорожнику» со спины полицейский.
– Добрый, – бросил Павел, разогнул спину, расправил плечи и обернулся. – Что-то случилось? – тут же с деланым удивлением на лице поинтересовался он.
Обрюзгший мент подозрительно прищурил глаза.
– Я, конечно, не специалист, но слыхал, что в дождь асфальт класть нельзя – просядет.
– Понятное дело, что просядет, – согласился Бабарыкин. – Но я человек подневольный. Мне сказали, я и делаю.
– Кто сказал? – допытывался правоохранитель.
– Как кто? Начальство, – пожал плечами Павел. – Сказали, что завтра по этому шоссе какие-то важные немецкие гости ехать будут. Вот и приказали выбоины залатать. А то, что дождь, – никого не волнует. У нас же в стране все для показухи делается, – непатриотично заметил он.
Неожиданно подозрительность во взгляде блюстителя правопорядка сменилась пониманием.
– Да уж, – вздохнул он. – Нас тоже перед приездом этих немцев построили. Собрали всех и сказали, чтобы мы хотя бы несколько самых ходовых слов по-ихнему разучили. «Добрый вечер» там, «Счастливого пути». Мол, вдруг кто-нибудь из них к нам в городе подойдет и что-нибудь спросит. Я и выучил. Вот только не знаю, как тому немцу помочь смогу, если он у меня вдруг спросит «как на такую-то улицу попасть?» или «где тут у вас туалет находится?» В общем, фигней маемся. И вы, и мы. Все, бывай, мужик.
