Линвуд Баркли - Поверь своим глазам

Прошлым вечером, стоя у приоткрытой двери комнаты Томаса, я наблюдал, как он разговаривает с несуществующим собеседником. Трубка телефона лежала на месте, а на монитор компьютера он в это время не смотрел. И я слышал его фразу: «Я чуть не назвал вас Биллом».

— Так и есть, — произнес Томас. — Но я могу обращаться к нему просто «мистер президент». Бывшие президенты сохраняют за собой это право.

— Знаю.

— Мне больше не хочется обсуждать с тобой данную тему, — заявил вдруг Томас. — Таблетки, которые дала тебе доктор Григорин, явно не действуют. А я-то надеялся, что они сделают тебя более терпимым и восприимчивым. Но ты — как отец.

И, оставив недоеденный банан на столе, он ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Возникла необходимость пополнить наши запасы продовольствия. Нельзя было бесконечно питаться пиццей и бутербродами, а потому я как раз складывал в тележку замороженные продукты в универсаме «Прайс чоппер», когда встретил Лена Прентиса и его жену Мари. Даже после того как папа ушел из его типографии, Лен поддерживал с ним дружеские отношения. Кожа его обычно молочно-белого лица сейчас носила отчетливые следы недавнего загара, хотя со дня похорон успела чуть посветлеть. Что до Мари, то она, как всегда, выглядела бледной и изнуренной. У нее были давние и неразрешимые проблемы со здоровьем. Я не помнил, чем она страдала конкретно, но недуг был как-то связан с синдромом хронического переутомления. Вечная усталость. А ведь я был знаком с этой супружеской парой почти тридцать лет. С их сыном Мэттью, моим ровесником, мы подростками даже тусовались вместе. Сейчас он жил в Сиракьюсе, работал бухгалтером, обзаведясь женой и тремя детишками.

— Привет, Рэй! — воскликнул Лен, толкая перед собой тележку. Мари маячила у него за спиной. — Как дела у вас с Томасом?

Но я еще не успел и рта раскрыть, как голос подала Мари:

— Рэй! Очень рада тебя видеть.

— Здравствуйте, — улыбнулся я. — У нас все в порядке. Держимся. Вот, приехал сюда за продуктами.

— Это была торжественная церемония, — искренне сказала Мари.

Отец всегда называл ее «Мари-солнышко», хотя не имел при этом в виду цвета ее лица. Просто, несмотря на свое нездоровье, она умела выглядеть веселой и беззаботной.

— Да, — согласился я. — Благодарю еще раз, что почтили похороны своим присутствием.

Потом я обратился к Лену:

— Еще пару дней назад хотел спросить, не заснули ли вы, случайно, где-нибудь в солярии?

Мари игриво потрепала меня по руке.

— Ах ты, шутник! Нет, просто Лен пару недель назад вернулся с отдыха.

— Где отдыхали? Во Флориде?

Лен пожал плечами, словно это не казалось ему важным.

— Нет. В Таиланде.

— Расскажи ему, как там красиво, — попросила Мари.

— О да. Там просто потрясающе. Такой изумительно синей морской воды не увидишь нигде больше. Тебе доводилось там бывать, Рэй?

— Нет, — ответил я. — Но часто слышал, как там прекрасно. А вы не присоединились к мужу, Мари?

Она вздохнула.

— На подобное путешествие у меня недостаточно энергии. Уж очень далеко. Я не против провести неделю где-нибудь в лесной хижине в паре часов езды от наших мест, но все эти аэропорты, очереди на таможне, необходимость снимать обувь, а затем снова надевать ее — слишком тяжело для меня. Хотя моя неспособность путешествовать в дальние страны вовсе не означает, что Лен не может иногда отправиться в вояж вместе с людьми, которым это тоже по душе.

Лен сменил тему:

— Рэй, я хочу заехать к вам, прежде чем ты вернешься в Берлингтон.

— Пока не могу даже сказать, когда уеду домой, — отозвался я. — Нужно сначала позаботиться о Томасе, решить, как поступить с домом. Брата нельзя оставить там жить одного.

— Конечно, нет! — экзальтированно воскликнула Мари. — Мальчик нуждается в присмотре.

Я ощутил приступ раздражения, но ничем не выдал его. Права она была в одном — за Томасом действительно необходимо приглядывать. Но он все же взрослый мужчина, а не мальчик. К нему не следовало относиться как к несмышленому ребенку. И при этом я уже сам не смог избежать чувства вины, подумав, что слишком суров к брату и обижаю его, насмехаясь над его так называемой миссией.

— Верно, присмотр за ним необходим, — сказал я. — Но мне, возможно, удастся приучить его быть более самостоятельным.

Я действительно много размышлял над этим в последнее время. Факт, что Томас забивал себе голову мифическими, далекими от реальности проблемами, еще не делал его неспособным жить вполне нормальной жизнью. Хотелось приучить его самому готовить себе еду, помогать мне с уборкой дома. Если я начну загружать брата другими делами, он станет больше времени проводить вне стен своей спальни. Если вывести его в большой мир не представляется пока возможным, то надо хотя бы сделать Томаса более активным в пределах нашего жилища.

— Что ж, нам пора двигаться дальше, — произнес Лен. — Всего хорошего. Рад был тебя видеть.

— А я-то все никак не соберусь заглянуть к вам, ребята, со сковородкой своего жаркого, — запричитала Мари. — Или лучше пригласить вас к себе на ужин?

— Вы очень добры, — улыбнулся я. — Мы с Томасом это обсудим.

«Как же», — подумал я, хотя ужин с людьми, которых Томас знал, мог пойти ему на пользу. Деточка еще раз покинет родной дом. Мы же ухитрились съездить к психиатру без особых приключений, если не считать ссоры Томаса с Марией.

— Томас все запоминает карты на случай нападения компьютерного вируса? — вдруг спросил Лен, и уголки его рта чуть дрогнули в улыбке.

Вопрос прозвучал для меня как гром среди ясного неба.

— Так вам известно об этом?

— Твой отец рассказывал. Мне показалось, ему хотелось хоть с кем-нибудь поделиться.

Я кивнул, а Мари тут же одернула мужа:

— Не надо, Лен. Тебя это совершенно не касается.

— Касается, если Адам решил мне обо всем рассказать, — возразил он и обратился ко мне: — На твоего отца это легло тяжким грузом, понимаешь?

Похоже, так считали все.

Постучав в дверь комнаты Томаса, я открыл ее и сообщил:

— Я уже дома.

Брат щелкал «мышью» и даже не обернулся, бросив только:

— Хорошо.

— А ты сегодня приготовишь ужин.

Мои слова заставили его развернуться в кресле.

— Что?

— Вечером ужином нас накормишь ты.

— Я никогда не готовлю еду.

— Значит, самое время начинать. Я привез замороженные полуфабрикаты. Это будет легко.

— А почему ты не можешь сделать ужин? Папа всегда готовил для нас обоих.

— Но ведь у меня тоже есть работа, — заметил я. — У тебя твоя, у меня — моя. Нужно сделать несколько важных звонков, а потом, вероятно, придется привезти кое-какие мои вещи из Берлингтона…

— Штат Вермонт.

— Верно, из Берлингтона, штат Вермонт, чтобы я мог продолжать трудиться, пока мы улаживаем здесь наши с тобой дела.

— Улаживаем наши дела, — тихо повторил Томас.

— Совершенно верно. И я все тебе покажу. Как пользоваться духовкой и прочее. Но тебе надо будет спуститься часам к пяти.

Я успел насладиться ошеломленным выражением лица брата, прежде чем закрыл дверь.

Вскоре зазвонил сотовый телефон. Это был мой агент Джереми Чандлер, снабжавший меня заказами на протяжении последних десяти лет.

— У меня для тебя три предложения, но никто не просит создать новую Сикстинскую капеллу и расписать потолок, и сорок лет на работу тебе никто не даст. Речь о двух журналах и одном сайте в Интернете, Рэй. У них жесткие сроки. Если тебя это не устраивает, мне необходимо знать как можно скорее, чтобы предложить эту работенку другим художникам, которые, может, не так талантливы, как ты, зато нуждаются в деньгах.

— Но я же говорил тебе, что я сейчас в доме отца.

— Верно! Совершенно вылетело из головы. Твой отец умер, так ведь?

— Вот именно.

— И что? Похороны и прочие формальности — все уже позади?

— Да.

— Тогда скажи, когда вернешься к себе в мастерскую.

— Я пока не до конца разобрался с делами, Джереми. Вероятно, мне придется оборудовать себе временное рабочее место здесь.

— Отличная мысль. Иначе мне пришлось бы поручить эти рисунки Торлингтону.

— О, только не ему! — воскликнул я. — Этот халтурщик работает левой ногой. У него Обама похож на Билла Косби.[9] Правда, у него любой афроамериканец — копия Билла Косби.

— Послушай, если сам не берешься за работу, то не критикуй чужую. Кстати, я уже говорил тебе, что на меня вышли люди Вачона?

— Неужели?

Карло Вачон, печально известный крестный отец мафиозного клана из Бруклина, находился под судом по целому списку статей — от убийства до неоплаченных счетов за парковку. Один нью-йоркский журнал заказал мне карикатуру на него, где я, во-первых, изобразил его с огромным животом, а во-вторых, нарисовал Вачона грозящим пистолетом статуе Свободы. В моей интерпретации она подняла вверх обе руки.