Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят - Виктор Алексеевич Пронин
Услышав вопрос жены, Касьянин промолчал, откуда–то он знал, что лучше промолчать. Этим он давал понять, что не придает ее вопросу никакого значения.
Но он ошибался — пустых вопросов Марина не задавала.
— Так что у тебя все–таки в сумке? — повторила она уже из кухни и потому громче, чтобы он хорошо ее услышал.
— Взятка прокурору.
— Хорошая взятка?
— Он только о такой и мечтает, — неожиданно Касьянин обнаружил, что отвечает чистую правду. И похвалил себя — в его положении надо говорить только правду и ничего, кроме правды, но свою правду, неуязвимую. Правд много, и его право, какую выбрать. Завязывая шнурки на туфлях, отвечая на приставания Марины, он тем не менее цепко держал сумку при себе, поскольку знал, что Марина может попросту вырвать сумку из его рук и со смешком, с ужимками и прибаутками вскрыть ее. Но обошлось.
— Я пошел, — сказал Касьянин.
— А Яшку кто будет поднимать? — неожиданно возникла в дверях Марина.
Это был прокол.
Он не мог забыть про Яшку, а если забыл, то что–то у него случилось, что–то с ним не так. Не бьшо еще случая, чтобы Касьянин забыл поднять Яшку.
— А! — беззаботно махнул он рукой. — Мне нельзя возвращаться. Дурная примета. Степан поднимет.
— Ну–ну, — проговорила Марина врастяжку, и, оглянувшись, Касьянин увидел в ее глазах точно такое же выражение, какое видел вчера вечером в глазах девчушки, — изумление и непонимание. Серый костюм, белая рубашка, набитая чем–то сумка, забытый на тросике Яшка… Все это выстраивалось в единую, нерасторжимую цепь подозрений.
— Когда тебя ждать? — спросила Марина, давая понять, что она увидела и оценила все странности в его поведении.
Касьянин не ответил.
— Перебьешься, — пробормотал он, спускаясь в лифте, непочтительно пробормотал, можно сказать, Дерзко.
Из автобуса вышел, не доехав одной остановки до редакции. Вышел, убедившись, что в автобусе нет никого, кто мог бы его уличить в том, что выходит он не там, где положено. Но и на этот случай у Касьянина было объяснение — пройтись захотелось. Утро ясное, прохладное, солнечное, прежде чем на весь день засесть в душной прокуренной редакции, хочется подышать воздухом, сосредоточиться, в конце концов, как ни смешно это может показаться.
Отойдя от остановки сотню метров, Касьянин свернул в какой–то двор, высмотрел ряд мусорных ящиков и, подойдя к ним все с той же уверенностью в себе, не торопясь, вынул из сумки и бросил в ящик зловещую свою ношу — окровавленный пиджак в целлофановом пакете. Сознательно выбрал ящик наиболее свободный — чтоб не достала какая–нибудь старуха, бомж, отощавший пенсионер, соблазнившись даровой одеждой.
— Какой вы сегодня нарядный, Илюша, — приветствовала его секретарша главного редактора. — Наверное, что–нибудь случилось?
— Случилось, — буркнул Касьянин.
— Могу сбегать! — провоцирующе улыбнулась девушка, которая сразу вписалась в редакционные пьянки и прекрасно себя в них чувствовала.
— Чуть попозже, — ответил Касьянин. — Чуть попозже.
— Как прошла ночь в столице? Кого–то убили, зарезали, изнасиловали?
— Всего понемножку. О подробностях доложу.
— Буду ждать! — игриво пропела девушка.
— Ты у меня дождесси! — зловеще прошипел Касьянин и, взяв ключ от своего кабинета, поторопился уйти, махнув на прощание рукой.
Девушка засмеялась, а Касьянин облегченно перевел дух — пронесло. Он почему–то опасался, все время опасался сказать не то, не так взглянуть, не так поступить, сделать что–то такое, что сразу бы выдало его ночные похождения.
Войдя в свой кабинет, Касьянин закрыл за собой дверь и, сев за стол, некоторое время сосредоточенно смотрел на телефон. Ему предстояло заняться обычной своей работой — звонить во всевозможные правовые конторы и спрашивать о происшествиях.
Поколебавшись, Касьянин позвонил в отделение милиции, достаточно удаленное от его дома. Потом в отделения, которые были поближе к дому. Сведения поступали обычные — зарезали, расстреляли, подожгли, взорвали, ограбили, изнасиловали.
Этого добра хватало всегда, но какой–то изюминки, забавного или слишком уж жутковатого случая не было. Везде его знали, везде охотно откликались и выкладывали все, что накопилось за ночь.
Касьянин радостно приветствовал давних знакомых, бросал шуточки, ему весело отвечали, потому что так уж повелось, что люди, по долгу службы связанные с преступлениями, этим как бы спасались от тех тягостных впечатлений, которыми засыпала их жизнь. С прибаутками и страшноватыми подробностями рассказать об убийстве значило освободиться от него, вытряхнуть из себя и… И освободить место для следующих впечатлений, ничуть не менее жутких.
Наконец, собравшись с духом, Касьянин позвонил в свое родное отделение милиции. Там все его знали — от начальника до дежурных.
— Привет, Костя! — радостно заорал в трубку Касьянин, услышав голос своего постоянного информатора. — Что хорошего в нашей жизни? Чем порадуешь спозаранку?
— А, Илья… — Касьянин чутко уловил, что Костя отозвался охотно, даже с каким–то подъемом, и замер, почувствовав, что у того есть новости, есть нечто такое, чем можно позабавить читателей.
— Чую, что–то у тебя есть!
— А как же… И тебе это недорого обойдется!
— Заметано!
— Даже и торопить тебя с расплатой не буду! — вел свою игру Костя.
— Сам потороплюсь! — Касьянин радостно включился в эту игру. Он понимал, что бутылка хорошей водки с него причитается. И вовсе не потому, что у дежурного не было денег на выпивку. С некоторых пор водка так подешевела, так кто–то заботится об удовлетворении насущных потребностей народа, что стоить она стала сущие пустяки — только пейте, дорогие товарищи, только пейте и не задавайте ни себе, ни властям трудных вопросов. А намекал на выпивку дежурный скорее по привычке, да и посидеть за рюмкой с журналистом было даже лестно.
— Пишешь? — спросил Костя.
— Пишу.
— На нашем пустыре, Илюша, сегодня под утро обнаружен труп. Какой–то ранний собачник, ошалев от бессонницы, вышел на рассвете выгулять своего кобелюку и обнаружил… молодой прекрасный труп.
— Как труп? — прошептал Касьянин почти неслышно. И почувствовал, что все тело его оцепенело от холодного озноба.
— Да, Илюша, да! — веселился Костя. — И знаешь, кого хлопнули?
— Ну?
— Крутой авторитет! Весь район в руках держал, дань собирал! Все киоски, рынок, мелкие магазинчики… Все у него были в кулаке. Пахомов,
