Инна Тронина - Отторжение
Андрей говорил о «погружении» Оксаны, как о решённом деле, хоть ещё и не советовался с ней. Видимо, не сомневался в том, что та даст согласие. Ведь Озирский теперь в своём агентстве — царь и бог.
— Не знаю уж, чего там Оксанка добьётся, куда её допустят. Но попытаться стоит. Банду необходимо взять на блесну. А где сейчас Дайана?
Озирский наблюдал за тем, как Прохор привычно убирает со стола. Я знал, что мой однокашник никогда не делил работу на мужскую и женскую. Он считал, что глава семейства должен уметь всё. И мне казалось, что Гай не может только родить.
— Она уже находится на одном из объектов нашего ведомства, под усиленной охраной.
— Какое «ширялово»* предпочитает? — со знанием дела спросил Андрей.
— В основном, эфедрон и солутан. Кстати, Эдик об этом ничего не знает. Отец тщательно скрывал, что дочка сидит на «колёсах» и колется. Девочке уже требуются лошадиные дозы этих препаратов. И она готова вступить в сделку хоть с Дьяволом, не что с ФСК. Натура примитивная, так что вжиться в её образ может каждый. Абсолютно никакой индивидуальности, «изюминки». Таких истасканных девиц сейчас полно на улицах любого города. Словарный запас крайне скудный. Тут скорее можно выдать себя наличием в лексиконе более тридцати слов. Но Эдик-то совершенно не знает, какой должна быть Дайана. После гибели родителей она и «коку» стала нюхать, уже много вещей из квартиры спустила…
— Наверное, там есть, что продать, — предположил Андрей.
— Да, они не бедствовали, — согласился Прохор. — Мать была главой фармацевтической фирмы. Отец преподавал в московской экономической школе. Они там учат по системе Ховарда. А собственную дочь папа не смог научить нормально говорить даже по-русски. Не знаю, умеет ли Дайана писать. Все мысли только о шмали*. Помнит наперечёт все точки в Москве, где торгуют наркотиками. Особенно ценит Лубянку, где берёт кокаин.
— С объекта точно не удерёт? А то я «нарков» знаю. Для них никаких преград не существует, когда кайф нужен…
Андрей взял фарфоровую чашечку кофе. Вторая досталась мне. Прохор уже успел вымыть посуду и присоединиться к нам. В их кухне была стерильная чистота. И это было заслугой именно Прохора. Близорукая, неловкая Виринея во всём полагалась на мужа.
— И не подумает, — заверил Гай. — Дайана говорит, что её убить могут. Приятеля-то уже порезали. В их среде жить — копейка. «Наркам» это просто — зарезал и забыл. Между прочим, всё в Питере было.
— Её дружка не Антоном Авериным звали? — на всякий случай спросил Андрей, смакуя кофе.
— Надо спросить. Но слова наркоманки трудно полагаться. Она языком метёт, как помелом. И много что ей просто кажется. Вчера, например, на полном серьёзе сказала, что еле вырвалась от убийцы. А ведь уже находилась под охраной, и ничего такого быть не могло. Говори, сосед с собакой вышел, и нападавший убежал. Может, когда-то такое и было, но только не вчера. И я поддерживаю в ней это чувство тревоги — чтобы не думала бежать. Приходится, конечно, давать ей солутан и эфедрон. Кокаин, конечно, не даю. И первого достаточно, чтобы выгнать меня из ФСК к такой-то матери. Но мне надо влезать к девчонке в доверие. Убедить, что только я могу её спасти.
— Значит, знакомство с братом ей пришлось бы начинать с чистого листа? — Я налил себе вторую чашечку кофе. — Никаких слов, тайн, знаков, воспоминаний у них нет?
— Да у неё, думаю, и с родителями ничего такого не было! — махнул рукой Прохор. — Те её только кормили и одевали. В семейные дела Дайана принципиально не вмешивалась. Она вообще не от мира сего. Согласна тут же раздеться за «дозу».
Я опять вспомнил лицо Дайаны на фотографии. Девка красивая, но кожа уже с тухлой зеленцой. Волосы, наверное, были густые, кудрявые. Но теперь они осеклись и поредели. Чтобы Оксану Бабенко довести до такой кондиции, её нужно долго морить голодом и не выпускать на улицу. И как быть с трёхмесячным ребёнком? Девочка ведь на естественном вскармливании. Но даже это не главное. Самое ужасное — оставить её сиротой.
А куда девать сестру и братьев? Они ведь одни жить не смогут. Если, не дай Бог, дело плохо кончится, придётся Андрею заботиться об этом семействе ещё очень долго. Я бы на его месте тысячу раз подумал, стоит ли влезать в эту авантюру…
— Да, Андрей, — вспомнил Прохор. — Ты говорил, что у твоей кандидатки есть ребёнок. Она замужем?
— Нет. Это был обычный служебный роман — без всяких обязательств, — спокойно ответил Озирский.
— С кем младенец останется? — встревожился Прохор. — Там ведь, как понял, и взрослых-то больше нет…
— Не твоя забота! — отрезал Озирский. — А мы все на что? Не тебе рассказывать, что такое боевое братство.
— Ты ей только объясни, как всё серьёзно, — попросил Гай. — А то решит, что от неё какой-то пустяк требуется.
— Да и сам с ней не раз встретишься. Получишь возможность оценить, годится ли. А если с Оксаной не выйдет, я другую девицу подберу. Раз обещал — исполню. Но, чует моё сердце, что это будет всё-таки моя бывшая секретарша. Она давно хотела попасть на оперативную работу. Сейчас занята наружным наблюдением за «клиентами» агентства. При встречах постоянно просит «настоящее дело». Обижается, что я ей не доверяю полностью.
— Похоже, что она — человек интересный, отличие от Дайаны, — решил Прохор.
— Да уж! Загадочна, как текучая вода, как лесное болото. Никогда не поймёшь, о чём она думает, чем дышит. Оксана — слишком молодая мать. Как правило, в этом возрасте с ребёнком играют, как с куклой. Настоящие, глубокие чувства приходят позже. Короче, дай мне три дня на это дело. Потом я уеду в Питер — там полный завал. Клиент прёт, а работать некому. Нам ведь нельзя бесконтрольно расширять штат. Тридцать человек — и баста. Да, ещё немаловажный штрих… У Дайаны Косаревой такой тембр голоса?
— Меццо-сопрано. Говорит с заметной хрипотцой. Кстати, неплохо поёт под гитару — когда не торчит.
Прохор теперь собирал кофейную посуду. Он уже тогда предложил развезти нас по адресам на служебном автомобиле.
— И это совпадает, — обрадовался Андрей. — Кстати, Ксюха и под гитару поёт, и классику может исполнить.
— Дайана и сама песни пишет. Пусть Оксана выучит несколько, чтобы убедительнее выглядеть, — решил Гай.
— Неплохо бы девчонок познакомить, — предложил Озирский. — Живой контакт никогда не помешает. Получается, Дайане наплевать, что под её брата копают гебисты?
— Ей на всё наплевать, кроме наркоты, — проворчал Гай.
— Уж ты-то, Андрей, должен помнить, как сам таким был. — Я тоже закончил трапезу.
— Помню, Севыч. — Озирский ничуть не обиделся. — Такое не забывается. Так что, Прохор, будем на связи. Кстати, откуда у твоей жены такое странное имя?
— Её мать назвала в честь героини Лидии Сейфуллиной. Она тогда была учительницей литературы в школе.
— Ясно. — Озирский вышел в переднюю. — А ты когда у Дайаны будешь?
— Завтра утром. Проблем с ней немеряно. Её не только от наркомании, но и от других всяких хворей надо лечить. А нет ни денег, ни времени. Ведь девчонка уже и вешалась, и вены резала. Тяжёлый случай, а деваться некуда.
— Покажи ей вот это. — Андрей развернул носовой платок. Там блеснуло что-то голубое. — Такими стразами украшают женские джемперы и жакеты, а также — вечерние платья. Интересно, откуда у него эта штучка? Скорее всего, это вещественное доказательство.
— Давай, покажу. Думаешь, Дайана может что-то знать об этом?
— Чем чёрт не шутит! Нашли эту штуковину около трупа парня, которого я знаю как злостного наркомана. Дайана говорит, что её приятеля порезали в Питере. И у этого — тринадцать ударов ножом. Вот я и хочу узнать, не связаны ли эти события. Может быть, она вспомнит, кто из знакомых девиц носил такие. Конечно, если это окажется именно тот парень.
— Антон Аверин — я запомнил. — Гай спрятал вещдок в сейф. — А пока ты агитируешь Оксану, я успею на недельку слетать к отцу. Теперь же все — выездные; даже сотрудники ФСК.
— Да, совсем забыл спросить… — вскинулся Андрей. — Срослось у вас с родителем? Или как у меня — ни Богу свечка, ни чёрту кочерга?
— Мы же ещё лично не виделись. Но вмешались обстоятельства. Недавно скончался его единственный законный сын. Именно он больше всего пострадал от последствий атомной бомбардировки. Детей у сына не было. Таким образом, я остался единственным наследником Хироси Эндо. Конечно, нужно пройти экспертизу. Потом решать вопрос через суд. Но главное — не возможность что-то получить. Всеволод, ты мои проблемы знаешь…
Гай смотрел на меня в упор, словно просил как-то подтвердить свои слова.
— Всю жизнь я мечтал иметь отца, чтобы не считаться подзаборником. И в тридцать семь лет это желание по-прежнему со мной. Я ненавижу выражение «незаконный ребёнок». Говорю на французский манер — «натуральный». Хироси Эндо сказал, что обязательно пройдёт тесты. А раздумает — так и не надо. Важно, что я его увижу. Может быть, мы вместе сфотографируемся. И дети узнают своего деда — чем плохо?
