Гангстер - Каркатерра Лоренцо
И Анджело, и Пуддж оставили школу после третьего класса; от формального образования пришлось отказаться в пользу предъявлявшего куда более жесткие требования ежедневного курса гангстерской жизни. Анджело совершенствовал свое знание английского языка, читая детективные романы с продолжением, печатавшиеся в нью–йоркских таблоидах. Пуддж посвящал свой досуг работе в «Мэриленде», где помогал Иде избавляться от нежелательных посетителей. «То были годы их невинности, — сказала мне Мэри, когда мы шли с нею рядом по ярко освещенному больничному коридору. — Я знаю, что мои слова могут показаться странными, учитывая то, что они делали и чему их учили, но это было хорошее время для обоих. Возможно, самые счастливые годы их жизни».
На двенадцатый день рождения Маккуин и Ида преподнесли Анджело Вестьери увесистую коробку, обернутую коричневой крафт–бумагой и перевязанную широкой голубой лентой с большим бантом. Анджело взял пакет и крепко прижал к груди, глядя снизу вверх на улыбающиеся лица Иды и Ангуса. Пуддж, стоявший у него за спиной, сиял больше всех троих.
— С днем рождения тебя, малыш, — сказал Ангус.
— Ты это заслужил, — добавила Ида Гусыня и, наклонившись, поцеловала Анджело в щеку.
— Не знаю, что там, но, надеюсь, против меня ты это не повернешь, — сказал Пуддж, шутливо толкнув Анджело локтем в бок.
Анджело развязал ленту и положил ее на стойку бара. Потом развернул обертку, позволив ей упасть на пол. Сначала он провел пальцами по мягкому красному бархату, потом открыл коробку и улыбнулся во весь рот. Внутри находился маленький револьвер, а вокруг в специальных гнездах лежала дюжина патронов.
— Спасибо вам большое, — проговорил Анджело голосом, нисколько не похожим на голос взрослого непреклонного мужчины. — Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня.
Ангус Маккуин обнял одной рукой Анджело за плечи.
— Стреляй себе на здоровье, — сказал он.
Пуддж сбросил ящик на пол, крышка отскочила и на пол высыпалось с полдюжины карманных часов.
— Нашел! — крикнул он, всматриваясь в стену из коробок. — Штук восемь, здесь, в углу.
— Это за один раз не сделаешь, — сказал Анджело. Мгновенно оказавшись рядом с Пудджем, он смотрел, как тот вкладывал выпавшие часы обратно в открытый ящик.
— Похоже, что всю ночь придется валандаться, — согласился Пуддж. — Да и то, если вытащить Спайдера из телеги и заставить помогать.
— Оставь его там, где он есть, — возразил Анджело. — Мы действуем по плану Ангуса. Вот и не будем ничего менять.
— Ангус, наверно, не рассчитывал, что мы найдем аж восемь коробок, — сказал Пуддж. — Если бы он об этом подумал, то прислал бы команду посерьезнее. Мы потеряем столько времени, сколько и товар может не окупить. Здесь наверняка где–нибудь есть сторож. Он нас услышит, а значит, найдет.
Анджело наклонился и взялся за один конец ящика.
— Вот когда найдет, тогда и будем думать, что делать, — ответил он, поглядев снизу вверх на Пудджа.
Первые три ящика Анджело и Пуддж перетащили в крытый фургон Спайдера Маккензи под непрекращавшимся дождем; его прохладные струи теперь помогали юным гангстерам, так как душной летней ночью эта работа оказалась бы просто непосильной. Исполненные самоуверенности, они поспешно вернулись на склад, теперь уже через легко взломанную переднюю дверь.
— Слушай, мы точно награду получим, — возбужденно сказал Пуддж, взлетавший по лестнице, перескакивая через две ступеньки. — За такую работу нас могут даже повысить.
— Насколько я помню, это ты хотел забрать только три коробки, — заметил Анджело.
— Так это же я просто прикалывался, вроде как монашки с их проповедями, — сказал Пуддж. — Хотел посмотреть, как ты себя поведешь, если тебя немного завести.
— По–моему, я веду себя нормально.
— Будет видно, когда мы все закончим, — ответил Пуддж.
Добравшись до площадки четвертого этажа, они увидели на стене пятно света фонаря и сразу бросились ничком на пол, вцепившись руками в края железных ступеней.
— Лежи и не шевелись, — прошептал Пуддж. — Может быть, он просто делает обход.
Анджело поглядел сквозь решетчатые ступени — свет фонаря прыгал и неумолимо приближался.
— Он идет сюда, — чуть слышно сказал Анджело.
Пуддж сполз на три ступеньки вниз и оказался так
близко к Анджело, что тот отчетливо почувствовал запах жареного лука, который они ели за обедом.
— Мы запросто можем отсюда сорваться, — сказал Пуддж. — Все шансы у нас: он, наверно, старик, и на эту работу ему плевать, так что гоняться за нами он не станет. Хватит с нас, уходим.
— Нам нужно забрать еще пять коробок, — прошептал в ответ Анджело. — И если ему плевать на работу, значит, и на несколько ящиков ему тоже плевать.
Пуддж протянул руку, достал из–за пояса видавший виды револьвер и поднял его перед собой. Беззвучно, неподвижно они ждали, пока сторож не спеша брел по лестнице, посвечивая фонарем в углы, где видел только тени и крыс. Анджело с силой прижал руку к груди: в моменты сильного напряжения его часто посещала жгучая боль в легких. Ему предстояло научиться непринужденности в подобных ситуациях, но тогда он еще не умел приводить себя в состояние спокойной уверенности, которое, как он инстинктивно чувствовал, будет необходимо ему для того, чтобы не просто выжить, но и преуспеть. Ему нравилось досконально планировать всю работу, продумывать все детали предстоящего ограбления, но, когда он посмотрел той ночью на Пудджа, собранного и готового на все, он понял, что пройдут еще годы, прежде чем он сам сможет вынуть оружие и лишить кого–нибудь жизни. Но даже если Анджело и недоставало когда–либо решительности в применении силовых элементов гангстерского ремесла, этот недостаток всегда с лихвой восполнялся молниеносной быстротой мышления. В этом смысле они с Пудджем составляли идеальную команду: один всегда готов прибегнуть к насилию, а второй знает, как решить дело мирно, если для этого есть хоть какая–то возможность.
Сторож был отставным полицейским, уже пятнадцать лет жившим на скудную пенсию. На согнутой в локте правой руке у него болталась висевшая на ременной петле деревянная дубинка, а в левой он нес фонарь. Его звали Симас Коннор, и он был отцом двоих детей и дедом трех внуков. Он был безоружен и к тому же перед началом обхода прикончил полпинты виски. Сейчас он брел по лестнице, тяжело дыша, но все же насвистывая на ходу детскую песенку.
Симас застыл на месте, увидев двух мальчишек, которые сидели на ступеньках, расставив ноги. Каждый держал в руке револьвер, и оба целились ему в грудь.
— Скажи–ка, дед, твоей старухе нужны часы? — спросил младший.
— Интересно, о каких часах мы говорим? — спросил Симас. Он медленно положил дубинку на ближайшую ступеньку и вытер тыльной стороной ладони пот, мгновенно выступивший у него на лбу.
Анджело и Пуддж сняли револьверы с боевого взвода и засунули за ремни. Пуддж спустился по лестнице к Симасу и положил руку на плечо мужчине, который был вчетверо старше, чем он.
— О тех, которые ты сейчас поможешь выносить отсюда, — сказал Пуддж.
— Жене они понравятся, — ответил Симас.
Он прошел мимо Анджело и Пудджа, держа перед собой фонарь, и направился на склад, чтобы помочь преступникам закончить ограбление.
— Как ты думаешь, на свете есть хоть один незамаранный человек? — шепотом осведомился Пуддж, наклонившись к Анджело.
— Не знаю, — ответил Анджело. — Но думаю, что нет.
— Но чем это тебе говорит? — спросил Пуддж.
— Что мы умрем богачами, — сказал Анджело.
Паолино Вестьери разглядывал револьвер, держа его обеими руками. Он находился в комнате Анджело, где помещались лишь узкая кровать и хромой письменный стол. Оружие было засунуто под тонкий матрац. Сейчас Паолино сидел на краю кровати, и его трясло от гнева. Он давно уже пережил то время, когда от мыслей об участи сына на его глаза наворачивались слезы. Они редко разговаривали, а если это все же случалось, то почти сразу же начинали спорить. Паолино чувствовал себя разбитым и одураченным. Растление, составлявшее основу жизни в Нью—Йорке, вползло в его дом и поразило его сына, и он ничего не мог противопоставить этому. Если бы он попытался пригрозить Анджело или наказать его, то сын еще крепче стал бы на своем. Уговоры были пустой тратой слов. Он бесповоротно проигрывал борьбу за сына, и это старило его быстрее, чем выматывающе тяжелая работа, после которой он ни разу за все эти годы не смог толком отдохнуть. Паолино Вестьери потерял надежду и сломался, и теперь подсознательно искал способ положить безболезненный конец бессмысленной борьбе.
