Павел Шестаков - Рапорт инспектора
— Так что ж с купцом-то произошло?
— А проторговался. Ну и поджег лавку. Умный был. Все знали что поджег, а доказать не смогли. Всю страховку и получил до копеечки. Не то, что этот лысый. Разыскали его драндулет. Не сумел припрятать как следует. Послабше Севостьянова оказался.
— Вы, значит, в полном курсе?
— А то как же.
— Почему ж вы о своих наблюдениях в милицию не сообщили?
— А кто меня спрашивал? Старуха я. Дитя, и того не доверяют. Да я их полицию-милицию и терпеть не могу. Попристраивались здоровые мужики на легкую работу, жуликов ловить А чего хорошего, скажи, пожалуйста. Старые люди говорили, с кем поведешься — от того и наберешься. Скажешь, не так? Был у нас тут околоточный, каждый праздник с поборами ходил — и на пасху, и на троицу. Нет, хороший человек в полицию не пойдет. Вот ты б, к примеру, пошел? А ну, скажи?
И так как Мазин помедлил с ответом, с торжеством заключила:
— То-то.
Это «то-то» Мазин вспомнил сейчас, сидя в кабинете за письменным столом и рассматривая анонимку, полученную Горбуновым. Вспомнил и улыбнулся невольно, хотя улыбаться было нечему. Одна морока от старорежимной старухи напрочь перемешавшей милицию с полицией и Горбунова с купцом Севостьяновым, а главное, вступившей в полное противоречие с шахматистом в очках с толстыми стеклами. Ибо если шахматист говорил правду, то Горбунов из клуба не выходил, сидел себе за столиком в глухой индийской защите, а старуха все перепутала и приняла за него совсем другого человека. Но ведь могла и не спутать. Мог ей запомниться этот неприятный инженер со своей отвратительной машиной, мешающий спокойному старушечьему отдыху. Мысли свои она, во всяком случае, излагала уверенно. Хотя попробуй разберись, как возникают и формируются мысли голове человека, разменявшего девятый десяток лег, начатых в те спокойные времена, когда и автомобилей-то на свете не было!
Мазин почувствовал соблазн списать рассказ старухи на возраст и довериться шахматисту. Так получалось проще — Горбунов играл в шахматы, а тем времен машину его угнал. Кто? И кто убил Крюкова? И кто написал анонимку? Нет, не проще получалось, просто Горбунов выходил из активной игры. Но ведь он в ней все-таки участвует! В каком только качестве? Пешка или слон? Прямо ходит или по диагонали? А то и буквой «г».
И хотя Мазин понимал, что не скажет ему об этом инженер, даже если и представляет прекрасно свое вовсе не шахматное поле, решил он, что снова повидаться и поговорить с ним необходимо.
5
Владислав Борисович Горбунов жил в двухкомнатной квартире на седьмом этаже нового четырнадцатиэтажного дома. Этот кооперативный дом строился долго, но зато получился удачным, выгодно отличающимся от коробчатых панельных соседей. Украшали его выложенные темно-вишневой плиткой лоджии и разнообразившие поверхность стен эркеры, в подъезде все еще держалась окраска, а лифт был вымыт, не исцарапан популярными словаки и бесшумно поднял Мазина на нужную площадку. Так как Мазин предупредил о своем приходе, инженер ждал его, встретил спокойно и, помогая снять пальто, похвастался немного квартирой, сообщив, что хозяева кооператива — композиторы, называется он «Мелодия», попасть в него было очень трудно, но он, Горбунов, попал и мог бы жить в полном удовлетворении, если б не нелепые подозрения, которые.
—. признайтесь, не могут не травмировать порядочного человека.
— Относитесь к ним философски, — посоветовал Мазин, меняя ботинки на комнатные туфли, закрытые, очень приличные туфли, не какие-нибудь унижающие достоинство шлепанцы.
— Воспринимаю ваш совет как шутку в духе черного юмора.
— Почему же? Если вы не преступник, у вас вообще нет нужды беспокоиться, а если виноваты — вам постоянно везет.
— С чем вы никак не можете смириться, судя по вашему визиту. Впрочем, как говорится, согласно законам гостеприимства, прошу!
И Горбунов раздвинул бамбуковый занавес, пропуская Мазина в гостиную.
— Благодарю.
Квартира Горбунова оформлялась на рубеже смены мод и отражала переходный период от модерна к старине. Прежние боги сосуществовали в ней с новейшими, и неизбежный некогда Хемингуэй с устаревшей короткой стрижкой соседствовал миролюбиво с недавно приобретенным Николаем-угодником в современных локонах до плеч. Два эти лица отдавали дань, так сказать, духовному началу в квартире, все остальное было подчинено идее материально-технического комфорта, символом которого был чудо-бар. Горбунов нажал кнопку на пластиковой панели, дверцы бара отворились, и красивые зарубежные бутылки с этикетками известных фирм медленно закружились перед Мазиным, освещенные скрытой в глубине бара лампочкой.
— Коньяк? Ром? Виски? — спросил хозяин.
— Коньяк.
Горбунов наполнил чешского стекла рюмку, поставил ее на передвижной столик на колесиках и, как положено «там», без закуски подкатил к креслу, где расположился Мазин. Пол, по которому двигался столик, был покрыт красочным индийским паласом, но не весь, а так, чтобы заметен был и новенький, отлакированный паркет.
Здесь, дома, в заботливо оборудованном микромире, в естественной, а точнее, искусственно созданной среде обитания, Горбунов выглядел заметно увереннее, как космонавт, вернувшийся с незнакомой планеты на маленькую, но «свою», вжившуюся в чужое пространство орбитальную станцию.
— Ваше здоровье, Игорь Николаевич. У меня слабость к интересным людям. А с вами, несмотря ни на Что, любопытно общаться.
Этого модного слова «общаться» Мазин терпеть не мог. Меньше всего отражало оно сложные взаимодействия причин и следствий, сводивших его с людьми, особенно с не лучшими их представителями. Но возникло слово, видимо, не по чьей-то прихоти и для такого человека, как Горбунов, несомненно, объясняло суть отношений, связывающих его с окружающими.
— Мне, к сожалению, не приходится выбирать предметы общения.
— Они тоже не в восторге. Уверяю вас, — заверил Горбунов.
Мазин не стал углубляться. Все еще оглядывая комнату, он спросил:
— Вы женаты, Владислав Борисович?
— Как видите, нет. Иначе вас окружали бы пеленки, ворох грязной посуды и прочие неэстетичные предметы.
Трудно было возразить, глядя на заманчиво вращающиеся бутылки, — будь в этой квартире бутуз-непоседа, он бы давно вывел из строя чудо-технику и внес свои поправки в эстетику интерьера.
— Убежденный холостяк?
Спросил это Мазин без иронии, но вопрос Горбунова задел.
— Далее последует мораль?
— Ну, зачем? Вам ведь известно, что говорится в подобных случаях.
— Еще бы! Наслышан. Хотите ответ?
— Если вам не терпится опровергнуть мораль.
— Я не верю в прочность человеческих отношений.
— Откровенно, но несколько общо.
Мазину была любопытна воинственная реакция Горбунова.
— Пожалуйста! Хотите монолог? Вы знаете хоть один счастливый брак? На всю жизнь, а не на медовый месяц? Только не приводите в пример вашу бабушку. Иной век и иные отношения. Материальная взаимозависимость. Ей просто некуда было податься. Сегодня это плюсквамперфектум. Давно прошедшее. Что связывает современную семью, где зарплата жены не меньше вашей? Любовь? Она заканчивается на пороге загса. Или чуть позже. Общность интересов? Каких, если врач, а моя супруга бухгалтер? Постель? Надеюсь, вы достаточно опытный мужчина, чтобы чувствовать всю прелесть многообразия женской флоры?
— Скорее фауны, — улыбнулся Мазин.
— Нет, именно флоры! — настоял на своем инженер. — Но сейчас я не собираюсь забираться в сексуальные джунгли. Вернемся на солнечные лужайки. Святая святых — дети. Наше будущее и надежды. Дети! Простите, я ошибся, употребив это слово во множеством числе. В наше время детей не бывает. Существует Ребенок с большой буквы, его эгоистическое величество принц на горошине, отягощенный мнимым всезнайством, так называемой информацией. И из-за этого чахлого инфанта всю жизнь смирять себя, если ты порядочен или обманывать, что предпочитает огромное большинство состоящих в моногамном браке? Увольте! Я не стыжусь того, что живу один и пользуюсь определенными преимуществами своего образа жизни. Я приношу достаточно пользы обществу и в холостяцком состоянии и игнорирую мещанские наскоки.
— Однако они вас донимают, — заметил Мазин. — Такая содержательная речь экспромтом! С полной аргументацией.
— Да, мне постоянно приходится отбиваться. Отвечать и объяснять. Почему я не женат, почему имею машину, откуда у меня магнитофон. Почему я не убийца, наконец! Ведь вам я должен объяснить именно это. Не так ли?
— Не нужно драматизировать, Владислав Борисович.
— Драматизировать? Нет, я только констатирую факты.
— Возможно, что кому-то мозолит глаза ваш комфорт, вещи.
— Они не ворованные!
