Елена Миронова - Пир во время войны
— А неужто не понятно? — завелась Тася, напрочь забыв про украинский акцент и вставляемые словечки из этого языка. — Женщины видят друг в друге соперниц! Тем более — когда одна молодая да справная, а другая — кость собачья, доска столярная, и в возрасте уже!
— Это я в возрасте? — задохнулась от негодования Мила.
Резник — старший молча промокнул губы салфеткой, поднялся из-за стола и направился в зимний сад. Уже открывая дверь, он обернулся, и кивнул сыну, чтобы тот следовал за ним. Вот почему он не любил родственниц жены — те обожали скандалы. А в доме Резников никто ни на кого голоса не повышал.
Мила была готова растерзать эту толстую дуру, испортившую весь вечер. Теперь Любовь Андреевна будет дуться на неё, а Анатолий Максимович вообще вышел из-за стола, он ненавидит склоки и препирательства. Если Мила хочет войти в их семью, она должна быть милой и спокойной, и совсем, совсем неконфликтной.
— Извините, — обратилась она к Тасе и надувшейся Насте с милой улыбкой, — я не хотела никого обидеть. Просто у меня некоторые неприятности, поэтому я сегодня злая…
— Свои неприятности треба держать при себе, — ответила Тася, — ты в приличном доме находишься…
От злости она даже забыла, что ей положено говорить по — украински.
«Вот сука, — подумала Мила, — ну погоди, я тебе ещё устрою весёлую жизнь, хохлушка задрипанная!»
А вслух произнесла:
— Совершенно с вами согласна, и только поэтому и попросила прощения.
— Милочка, а что случилось? — встрепенулась Любовь Андреевна.
— Так, ничего серьёзного, это на личном фронте, — отмахнулась Мила и со значением посмотрела на Павла, удаляющегося из комнаты. Услышал ли он, принял ли её слова за сигнал к действию?
Ей удалось разрядить обстановку, разговор плавно перетёк в нейтральное русло. Примерно через полчаса, когда родственницы хозяйки дома наконец насытились, Мила предложила прогуляться по зимнему саду. Павлик с отцом оттуда ещё не выходили, звука лифта не было слышно, так что она рассчитывала остаться с молодым человеком наедине. Внесённое ею предложение дамами было одобрено.
— В этом месяце у нас большие потери, — рассказывал отец, — так что перекинь расход средств с N — ского рынка на другие.
— Угу, — кивнула Жанна, — я прослежу за бухгалтерией.
— Потом, я хотел бы переговорить с тобой по важному вопросу. Это касается нефтепереработки, — продолжал Малик, — мне нужны сведения по месторождениям, по крупным нефтяным холдингам. Кто какой частью владеет, где чья доля.
— Угу, — снова кивнула дочь, — взломаю, не вопрос.
Отец по обыкновению многого не договаривал, но она понимала с полуслова, что ему нужно. Он не хотел развязывать распри и ввязываться в чужое разделение нефтяных месторождений. Задачей дочери было соорудить и предоставить пред его очи схему, нечто вроде пирамиды — какие компании на российском рынке какой долей владеют, у кого в руках сосредоточены мощные силы давления на потребителей нефтепродуктов. Малик хотел урвать свой кусок пирога, и вклиниться на рынок. А перед этим ему необходимо было провести так называемую разведку, маркетинг. Жанне вменялось взломать базы данных крупных компаний, чтобы сегментировать нефтяной рынок.
— И ещё: у нас находятся двое парней, чьи родители отказались платить выкуп. Что с ними делать?
— А то ты не знаешь, — удивилась Жанна. — Почему у меня спрашиваешь?
— Значит, новых идей у тебя нет? — загадочно поинтересовался Малик.
— Я не понимаю, — начала Жанна, — в чём дело? Почему ты…
— Ладно, проехали, — покачал он головой. — Так, кажется, говорит молодёжь?
После ухода отца Жанна, работая на компьютере, долго думала над тем, что он сказал. Почему он спросил её, что делать с заложниками. Они уже не нужны, раз родители отказались платить. Неужели непонятно, что с ними делать? То же, что и всегда! Камень на шею — и в Москву — реку! Ведь ясно, что заложников отпускать нельзя: они вернутся, расскажут, что видели, где были, а видели они некоторых людей Малика. Может, даже нарисуют фоторобот. И что дальше? Но почему он спросил её, несмотря на то, что знает мнение дочери практически по всем отраслям и областям своих занятий?
Жанна немного подумала над этим вопросом, и переключилась на другую тему. Вообще-то она не была кровожадной и злой, так уж сложились обстоятельства. Ведь неудивительно, если ребёнок, выросший в семье математиков, к примеру, выведет новую теорему. Или хотя бы просто отлично знает сей предмет. Так и Жанна: она никогда не задумывалась над тем, что делает, с эстетической точки зрения. Она просто делала то, что полагалось, что считалось правильным в определённой ситуации. Если что — то или кто-то ставил под сомнение безопасность членов Семьи, это обстоятельство или этого человека стоило ликвидировать. Это было всего лишь вопросом внешней политики, не больше. Жанна никогда не рассматривала свои действия в ракурсе человека как личности со своим жизненным грузом и опытом, со своей семьёй, наконец, с чувствами и помыслами. Она заботилась о собственной Семье — и всё. Когда человек попадает в определённые обстоятельства, он действует в соответствии с ними, каковыми бы они не смотрелись со стороны. Ведь в пустыне не может вырасти привередливая орхидея, растущая, к примеру, только на высокогорных склонах. Для этого требуется определённая подпитка, необходимые условия для роста, грунт и так далее. Если же растение попадёт в другие условия, то он или погибнет, или видоизменится. Жанна, как и орхидея, развивалась в соответствии с той почвой, в которую была посажена. Теперь же, в соответствии с новыми обстоятельствами, появившимися в её жизни, она начинала меняться. Теперь, кроме работы, она постоянно думала о Павлике, о том, как хорошо им было в Лондоне, как они занимались любовью, как гуляли по незнакомым Жанне улицам, как он водил её в рестораны и нежно на неё смотрел.
Но теперь во все воспоминания упорно вмешивалась та девушка в розовом полушубке. Кто она такая? Павлик про неё не упоминал. Единственное, что успокаивало Жанну — кажется, Павел не слишком был рад её видеть, и не ожидал. Может быть, она всё же не его невеста? К тому же, если бы та девица была его невестой, он не стал бы показываться ей на глаза вместе с Жанной, соврал бы что-нибудь в самолёте… Но он был так поражён появлением той розовой штучки, что даже не познакомил Жанну с ней.
В общем — то, она уже может ничего не узнать, если Павел ей не перезвонит. Гордая кавказская кровь взыграла, и она выбросила листочек с его координатами. И, если…
Зазвонил телефон. Жанна мгновенно схватила трубку.
— Это ты? — раздался родной голос в трубке. — Жанна, это ты? А то я звоню, а какая-то барышня упорно твердит, что Жанна — это она…
— Это секретарша, — засмеялась Жанна, пользуясь случаем.
Павел не поймёт, что она смеётся от радости, ведь ситуация позволяет. — Секретарша — моя тёзка!
— Ой, действительно, — смутился Павел, — я же звоню тебе на работу, совсем отчаялся. Твой мобильный не отвечает, и я…
— Давай встретимся, — вырвалось у Жанны, мгновенно забывшей правила хорошего тона, которые она только что себе напоминала. — Прямо сейчас! Я уже соскучилась!
Мила задумчиво слушала бормотание Джонни. Она сидела на резной качели среди папоротников, невиданных цветов и птиц. Этот райский уголок, оранжерея, была создана несколько лет назад по спецзаказу Резника — старшего. В связи с его суточной занятостью у него не оставалось времени на отдых и природу, поэтому свой дом он постарался максимально приблизить к желаемому идеалу. Если у него выпадала свободная минутка, Анатолия Максимович мчался в свой зимний сад, наблюдая за коалами и вдыхая специфический запах эвкалиптов, или в оранжерею, чтобы полюбоваться попугаями и душистыми растениями. Даже Мила, абсолютно равнодушная к природе, поразилась красоте этого большого цветника.
Окна тянулись сверху донизу, так что, прогуливаясь по аллеям сада, можно было увидеть, что на улице — снег или дождь. А в садике всегда была ровная температура, было светло и дышалось очень легко.
Циничный Резник объяснил, что лёгкость эта возникает из-за насыщенного, влажного воздуха. Но Миле казалось, что нет на земле приятней уголка, чем этот. И вообще, нет приятней дома, чем этот.
Мила искренне была привязана к Любови Андреевне, и иногда даже жалела, что не она её мать. Ведь как приятно было бы наслаждаться её любовью и заботой и знать, что она очень её любит и дорожит ею. Иногда Мила чувствовала себя совершенным ребёнком, ей хотелось, чтобы кто-то защищал её и она чувствовала себя нужной. В своей семье она не ощущала этих чувств. Наоборот, её мать и вовсе не замечала дочку, а отец с каждым неверным шагом всё меньше обращал на неё внимания как на дочь, и общался с ней, как с подопечной певицей общается продюсер. Мила давно уже уверовала в то, что она сама должна уметь постоять за себя, что никому она не нужна, и именно поэтому девушка была настроена довольно воинственно. На самом деле( но в этом она не призналась бы и самой себе, хотя обычно наедине была честна с собой), она страдала от комплекса неполноценности. Ей постоянно надо было доказывать себе и другим, что она чего-то стоит.
