Александр Ли - Правосудие бандитского квартала
Старый порт. Одно из самых безлюдных мест в Бэйсин-Сити. О нем идет дурная слава. Без надобности там лучше не появляться. Но я должен…
У меня есть способность предчувствовать плохое. Я не знаю толком, что произойдет, но приближение опасности ощущаю четко. Интуиция мне подсказывает: Джон, берегись, этот день может оказаться для тебя последним. Но тут же я могу придумать себе и утешение: а сколько было таких дней в жизни? Не сосчитать. Хочешь умереть своей смертью в собственной постели – бросай работу частного детектива. И то не факт, что поможет. В Городе Пороков смерть от старости – это большое везение.
Уже стемнело. Небо заволакивают низкие тучи. Невысокие волны плещут в стенку причала. У воды возвышаются ржавые портовые краны. Пахнет рыбой, прелыми водорослями. Вдоль проезда тянутся дощатые здания заброшенных складов. Тихо и безлюдно. Ни машин, ни людей. Неужели Джила получила неверную информацию? Ведь она говорила о десятке шикарных авто, заехавших в заброшенный порт.
Два кота не могут поделить добычу – они терзают придушенную чайку и друг друга. Даже мое появление их не останавливает. Окровавленные перья летят во все стороны. Птица еще жива. Когда коты, сцепившись в клубок, катятся по бетону, она пробует ковылять к воде, волоча за собой сломанное крыло. Рыча, хозяева здешних мест прерывают схватку и набрасываются на покалеченную чайку.
Повсюду жизнь, повсюду насилие. Котов понять можно – они терзают друг друга из-за еды. Такова природа хищника. Но вот из-за чего люди терзают друг друга? Попробуй разберись. Что-что, а в Бэйсин-Сити никто не голодает. Тут другие проблемы. Неужели я приехал зря?
И тут я замечаю легкое сияние на низко ползущей туче, готовой вот-вот разразиться липким ливнем. Что-то подсвечивает ее с земли. Задираю голову – над одним из складов угадывается свет, пробивающийся из верхнего остекленного фонаря. Я крадусь, прикладываю ухо к стене, обшитой растрескавшимися от влажного воздуха ночью и солнца днем досками. Различаю негромкие голоса. Они звучат глухо, слов не разобрать.
Значит, Джила не ошиблась. Тони привез губернатора сюда. Взобраться наверх не слишком сложно. Сложно не выдать себя при этом. Карабкаюсь на ржавый морской контейнер, с него перебираюсь на крышу склада. Жесть старая, того и гляди прорвется. Я ползу к светящимся окнам фонаря. Жесть предательски прогибается, скрипит. Замираю, затаив дыхание. Но нет, никто не услышал этот тихий звук, усиленный моим воображением и страхом. И тут снизу до меня доходит истошный крик:
– Я не виноват! Пустите меня!
Кричит мужчина. И в этом крике ощущается предчувствие смерти. Мучительной смерти. Наконец, я оказываюсь возле расколотого пыльного стекла. Его не мыли уже несколько десятилетий. Оно слегка дребезжит на ветру. Осторожно заглядываю вниз. В помещении пустого склада стоит десяток дорогих машин. Вот почему я не увидел их в порту. Здесь собрались далеко не последние люди нашего города. Почти всех я знаю в лицо. Тут главари Синдиката. «Отцы города», начальник полиции и губернатор. На нем сейчас, конечно же, нет одеяния бездомного. Он, как обычно, облачен в деловой костюм, на губах у него нервная улыбка. Тони в своей привычной широкополой шляпе, которой он прикрывает лысину. Старик мог бы в своем пристойном возрасте и не стесняться ее. Все приехавшие на сходку стоят полукругом. Перед ними смертельно испуганный чиновник из мэрии. Он совсем недавно появился в нашем городе. Переехал из соседнего штата и получил должность благодаря высокому покровительству. Насколько мне не изменяет память – возглавил инженерное управление, занимающееся распределением заказов на дорожное строительство. В строительстве, а тем более в дорожном, крутятся сумасшедшие деньги. Вот и получается, что парень украл лишнее. Лишнее в том смысле, что не поделился с губернатором и остальными.
Тони держит пистолет в поднятой руке. Ствол направлен на трясущегося от страха чиновника.
– Я не виноват… – уже шепчет он.
– Неужели мама не учила тебя, что красть нехорошо? – тихо произносит Тони. – А еще хуже не делиться украденным с теми, кому по праву принадлежит процент.
Все происходящее я снимаю на камеру мобильного телефона. Профессиональная привычка. Можно сразу не расслышать слово, что-то упустить, а так – потом есть возможность прокрутить запись.
Так и есть, парень провинился перед важными людьми. Он еще что-то говорит о своем покровителе в столице, угрожает его возможностями, но Тони напоминает ему, что он лишь дальний родственник. Настолько далекий, что не заслужил лучшего места службы, чем мэрия Бэйсин-Сити. Никто и не вспомнит о нем. Чиновник падает на колени, умоляет сохранить ему жизнь, признается во всем, обещает вернуть деньги.
– Деньги не главное для нас, главное – справедливость, – говорит Тони.
И тут он прав. Тони – из мафиози старой закалки, для которых принципы – не пустой звук. Я даже уважаю этого старика, несмотря на то что временами он бывает слишком жесток, но в справедливости ему отказать нельзя. Он всегда держит слово. Если обещал вас убить, то смело заказывайте гроб и место на кладбище – зря деньги не потратите. Только поторопитесь, можете не успеть.
Стекло хоть и пыльное, но потом можно будет понять, что происходило в заброшенном складе. Наш губернатор совсем не такой безгрешный, как представляет себе большинство жителей штата. Он, как я сейчас понимаю, тесно повязан с Синдикатом. Теснее, чем можно было бы подумать. На публике он – борец с мафией, меценат и филантроп. Здесь же, вдали от посторонних глаз, он имеет возможность открыть свое настоящее лицо. Вот они, те, кто управляют светлой и темной сторонами жизни Бэйсин-Сити. Тут и начальник полиции, и глава суда, и верхушка Синдиката…
Тони предлагает голосовать, чтобы решить судьбу проворовавшегося чиновника, и сам первым опускает вниз оттопыренный большой палец, что означает – смерть. Некоторые из собравшихся не так кровожадны. Кое-кто выставляет оттопыренный палец вверх. Вряд ли из жалости. Скорее всего, примеривают судьбу попавшегося на нарушении правил на себя. Каждый не без греха.
Старик Тони считает голоса. Пока их набирается поровну – за смерть и за прощение. Не проголосовал только губернатор. Тони терпеливо ждет. Амброз О’Хара поднимает руку. Он хороший актер, способный удерживать внимание публики. Он держит ее так, что большой палец слегка колеблется в горизонтальном положении. То немного уходит вверх, то слегка опускается. При этом губернатор смотрит в молящие о спасении глаза жертвы, а на его губах змеится улыбка.
Но любая интрига должна иметь развязку. Губернатор опускает палец. Все, чиновника ждет смерть. Казнь – это прежде всего представление, зрелище. И старик Тони хорошо позаботился об этом. Думаю, и Амброз О’Хара приложил к этому руку.
Чиновника пригласили на сходку, и он приехал, ни о чем не подозревая. Обвинение и скорый суд свершили здесь. Казнь провинившегося перед Синдикатом и властью не стали доверять рукам рядовых бандитов. Ведь казнить решили одного из своих, и погибнуть он должен от рук соратников, без свидетелей. Мафия цементируется кровью.
Упирающегося чиновника валят на бетонный пол, связывают ему руки и ноги. Он кричит, молит о пощаде. Но кто услышит его крик? Только палачи и я. Но, честно говоря, мне не слишком и жаль негодяя – он заслужил то, что его ждет. И дело не в деньгах, тут Тони прав, дело в принципах. Наверняка на его совести много такого, о чем даже мне думать не хочется. Я это видел по его глазам, движениям.
Тони картинным жестом отодвигает ширму в углу склада, которую я сразу и не заметил. Теперь идущий на казнь может видеть, что его ждет впереди.
– Нет! – истошно орет он. Наверное, видел, как это происходило с другими.
Но от его желаний уже ничего не зависит. Уж лучше бы он использовал последнюю возможность и расшиб себе башку о бетонный пол. Знаете, какой бывает звук, когда раскалывается череп? Точно такой же вы услышите, бросив кочан спелой капусты на пол.
Чиновника хватают и засовывают ногами вперед в стальную бочку со срезанным верхом, он еще может стоять. Тони запускает бетономешалку. Гипс смешивается с водой, и густая масса льется прямо на голову несчастному, он все еще кричит, захлебываясь жидким гипсом. Тот течет по его волосам, лицу, заливается в рот. Я слышу надрывный кашель. Гипс, если кто не знает, схватывается очень быстро, за несколько минут. Тони и другим собравшимся – уважаемым в Бэйсин-Сити людям – совсем не надо, чтобы из чиновника получился поясной памятник. У них другие планы. Несчастного заталкивают в бочку, густая паста сходится у него над головой. Она еще колышется, движется, хлюпает. Человек пока жив. Если бы его сейчас достали, обдали из пожарного брандспойта, то, может быть, он еще был бы пригоден к земному существованию.
Но этого не происходит. Волны на поверхности стихают. Казненный заживо замурован. Тони включает шланг. И те, кто не побрезговали сунуть руки в гипс, моют их под тугой струей воды. На лицах собравшихся почти нет эмоций. Они сделали так, как велели правила, царящие в их обществе. Расплата должна быть жестокой и показательной, чтобы меньше хотелось нарушать принципы оставшимся в живых.
