Элмор Леонард - Бандиты
Каллен все не сводил глаз с Анны Марии. Плотоядно улыбаясь, он склонился к Джеку и снова зашептал:
— На днях к нам новенькая поступила. Говорят, к ней в дом вломился какой-то юнец, забрал семнадцать долларов у нее из кошелька и отделал ее три раза в трех разных местах — в смысле, на кровати, на полу и где-то еще. Этой бабе семьдесят девять лет. Я подслушал, как наши тетки толковали насчет этой истории и Анна Мария сказала: «Ну, свои семнадцать долларов она окупила с лихвой». Ясно тебе, что у нее на уме?
— Да, Калли, все складывается в твою пользу, — не стал спорить Джек. — Думаю, ты уговоришь Анну Марию поиграть с твоим колокольчиком. Ты у нас обаятельный.
— Я стараюсь людей не доставать. Что толку-то? — Каллен рассеянно оглядел собравшихся, взгляд его остановился на одном из стариков. — Знаешь, кто это? Вон тот старикан в незаправленной шерстяной рубашке? Морис Дюма. Слыхал, наверное, Мо Дюма — великий тромбонист, один из величайших. Играл с Папой Селестином, с Альфонсом Пику, с Арманом Хьюгом. Теперь они сидят в баре «Каледония» или в «Сен-Филипе». Зайди туда после похорон, всех там застанешь. Знаешь, чем он тут занимается? Зайдет в комнату к кому-нибудь из постояльцев и сопрет одежду, наденет сразу на себя. Подойди поближе, посмотри на него: на нем по меньшей мере две рубашки, да и штаны одни под другие надеты. Думает, никто не заметит.
— Мне-то нужен не любитель, а профессионал, Калли, — на полном серьезе возразил Джек. — Сколько банков ты взял, пятьдесят? Подумать только, если б я сегодня не увидел тебя в окне…
— Пожалуй, больше шестидесяти. С этим старичьем и сам склеротиком станешь. Тут к одному сын пришел навестить, а старикан уставился на него и спрашивает: «Это еще что за хрен?» Этот верзила лепечет: «Папочка, это я, Роджер. Ты меня не узнаешь?» По-моему, старик как раз прикидывается. А что делать? Либо так, либо подбирать какие-то оправдания своим детям. Томми-младший продал меня с потрохами, поддался своей Мери Джо, телке, которая только и способна, что пуговицы пришивать. Продал, а я ничего ему не сказал. Что толку-то? Она небось думает, я мечтаю жить у нее в доме, где и покурить-то человеку нельзя.
— Ты здорово разбираешься в людях, Калли.
— Я всегда умел вовремя свалить из банка, как только запахнет жареным. Я одевался как клиент, никакой дешевки, никаких масок и обрезов. Пусть этим тешатся дилетанты. Входят в банк и начинают драть глотку, все посетители оборачиваются, все могут хорошенько рассмотреть грабителей, фоторобот составить — раз плюнуть.
— Вот я и говорю, — подхватил Джек, — ты у нас профи.
— Так-то оно так, но банками я больше не занимаюсь. У них теперь всякие фокусы, подсунут тебе пачку денег, а внутри она пустая и там пузырек с краской. Срабатывает какой-то там таймер, краска разбрызгивается во все стороны, нипочем не отмоешь. Один парень мне рассказывал — да не здесь, а в «Анголе». Кассир снимает эту пачку с магнита или там с батарейки, и таймер «призадумывается» — так этот парень говорил. Ты, ничего не подозревая, суешь пачку в карман или в сумку, выходишь на улицу, а секунд через двадцать — хлоп! — и ты весь в красной краске. И слезоточивый газ к тому же, все сразу. И ты идешь по улице вроде как меченый, словно на тебе написано: «Я только что ограбил банк, на хрен!»
— Калли! — перебил его Джек. — Не о банке речь. Тут наклевывается дело покрупнее.
— Я думал, ты теперь гробовщик.
— Ничего, возьму отпуск или вовсе уволюсь. Посмотрим.
— И на автомобиль инкассаторов я нападать не стану. Черт, мне же шестьдесят пять лет!
— Калли, — терпеливо повторил Джек, — у меня наклевывается такое дельце — если ты поможешь составить план, пустишь в ход свое умение, чтоб нам обойти эти их чертовы ловушки, — Калли, мы возьмем пять миллионов чистоганом.
— Что такое деньги, Джек? Мне хватит до конца жизни, если я помру ко вторнику, — вздохнул старик. — Еще двадцать семь лет мне не отсидеть. Я выйду… Господи, да мне же тогда стукнет девяносто два. Телки будут в меня пальцами тыкать: «Это Каллен, он уже пятьдесят четыре года не трахался».
— Я соберу информацию, и тогда мы еще поговорим. Думаю, тебе это понравится, ты в таких штучках разбираешься.
— Кстати о штучках, — зашептал Каллен, локтем подталкивая Джека.
— Что — кстати?
— Кстати о штучках. Интересно, на что готова Анна Мария? Я слыхал, девочки нынче стали горячее прежних. Даже приличные девушки на все согласны.
— Да ты тут разрезвился, а, Калли?
Каллен вдруг обернулся и посмотрел Джеку прямо в глаза.
— Пожалуйста, вытащи меня отсюда, Джек! — пробормотал он.
Едва Джек остановил катафалк у служебного хода в погребальную контору «Муллен и сыновья», как ему навстречу выскочил Лео. В зеркало заднего вида Джек видел, как он отчаянно жестикулирует, прося его поскорее выйти. Катафалк еще не затормозил, а Лео уже прижимался носом к боковому стеклу. Бледный, глаза вполлица.
— Ты выйдешь наконец?
— Вышел бы, да боюсь дверцу открыть — как бы тебе нос не сломать. — Лео понял намек и отступил на шаг. Джек выскользнул из-за руля. — Что у тебя стряслось?
— Пришли какие-то люди, хотят видеть Амелиту Соза.
— Ее тут нет.
— Господи, да знаю я, что ее тут нет.
— Лео, приди в себя. Что ты им наболтал?
— Сказал, что ее тут нет.
— Так в чем проблема?
— Они мне не поверили. Хотят все тут осмотреть.
— Это латиносы?
— Почем я знаю, кто они такие.
— Невысокие, черноволосые…
— Бога ради, иди и сам поговори с ними.
— Погоди. Что ты им сказал? Ты сказал, что такой тут нет и никогда не было? Ты же им сказал?
— Я сказал, что мне ничего не известно. Что меня вчера тут не было. Что я живу за озером, в воскресенье вечером уехал домой и вернулся только сегодня.
— Ты небось с ног до головы по́том обливался, когда это говорил?
— Тебе все шуточки. Нам большие грозят неприятности.
— За что, собственно? Мы никогда в жизни ни о какой Амелите не слышали. Как-как вы сказали? Амелита? Нет, тут таких нет.
— Тебе на все наплевать, вот в чем беда. Это из-за тебя мы влипли. Ты совершенно не уважаешь это ремесло, не любишь его ни капельки.
— Господи, да я тебе уже три года об этом твержу. Наконец-то дошло.
В комнате, где смиренно ждал посетителей Бадди Джаннет, Джек наткнулся на полковника Дагоберто Годоя. Он увидел полковника со спины, а сделав еще шаг, разглядел его в профиль и сразу понял, что это он, хотя видел его впервые.
Было что-то такое в его походке, в ленивой, уверенной грации, с какой он двигался, осваивая новую для себя местность. Ему бы еще тросточку под мышку для пущего щегольства. Однако коричневый, по моде пошитый костюм, черный галстук и очки в круглой оправе придавали «Берти» военный облик.
Пока он стоял спокойно, он выглядел не слишком-то угрожающе. Слегка смахивал на Харби Суле, мужа бывшей невесты Джека, Морин, а Харби, по мнению Джека, куда больше походил на метрдотеля, чем на уролога, — хотя кто его знает, как полагается выглядеть урологу. Редковатые волосы прилизаны, усики точно нарисованы карандашом. Росту в полковнике было примерно пять футов семь дюймов, вес — где-то за полторы сотни фунтов. Одно хорошо во всей этой истории — все противники пока что оказываются в весе пера.
Низко склонившись над открытым гробом, полковник разглядывал Бадди Джаннета. Он был так поглощен этим занятием, что подпрыгнул от неожиданности, когда Джек произнес за его спиной:
— Хорошая работа, а? Вы бы видели, в каком состоянии он к нам поступил. — Джек подошел вплотную к полковнику и тоже уставился на восковое лицо Бадди. — Мы ему годков десять убавили по крайней мере, не говоря уж о том, что нам пришлось приводить его в божеский вид.
Не поворачивая головы, полковник спросил:
— Значит, это вы мне нужны?
— Похороны состоятся завтра утром. Место последнего упокоения — кладбище Метари.
— Я задал вам вопрос.
Джек обернулся, увидел перед собой покрытые лаком волосы, похожие на шапочку, и поспешил перевести взгляд чуть ниже, на очки с розоватыми стеклами.
— Я слышал вопрос. Да, можете все обсудить со мной. Насколько я понимаю, речь идет об усопшем члене семьи?
— Об усопшей подруге, — внес поправку полковник. — Вы забрали ее вчера из больницы для прокаженных в Карвиле.
— Я? Может, кто-то другой?
— Вы или кто-то другой — какая разница? Мне нужно ее видеть. Я хочу видеть Амелиту Соза.
— У нас тут таких нет. Только этот джентльмен и больше никого. Или нет, виноват — еще у нас есть мистер Луис Морриссо. Но Амелита Соза — нет, таких нет. Весьма сожалею.
Полковник выпрямился, бросил на него высокомерный взгляд и процедил:
— Нет, вы пока еще недостаточно сожалеете. — С этими словами он направился к двери гостиной. Встав на пороге, он выкрикнул какое-то имя. «Фрэнк» и еще как-то дальше. Фрэнк Линн, что ли? Джек толком не разобрал.
