Татьяна Светлова - Место смерти изменить нельзя
— Вот вы как… Разобрались. Интересно увидеть режиссерское мышление…
Значит, актрисам вы не верите?
— Нет.
— Понятно. Но Соня знает, что отец собирался вам столик передать?
— Знает. Об этом пол-Парижа знает, насколько я могу судить. Вы в чем-то Соню подозреваете?
— Нет, — покачал головой Реми. — Пока нет. Надеюсь, и не буду.
— Что вы хотите сказать этим «надеюсь»?
— Было бы обидно, чтобы такая женщина оказалась преступницей.
Арестовывать ее, в тюрьму, бр-р-р…
— Похоже, вы считаете, что Арно нет в живых.
— Я ничего не считаю. Все возможно, но чтобы считать, надо знать, а я пока ничего не знаю. Пока я вижу этот столик и пытаюсь примерить на него роль — выражаясь вашим языком — мотива для преступления.
Зазвонил телефон. Вадим.
— Арно переоделся в гримерной, и его вещи до сих пор находятся там. Он уехал в костюме, в котором снимался.
— Спасибо, месье Арсен.
Реми повесил трубку и повернулся к Максиму:
— Его вещи остались в гримерной… Так вот, надо узнать, сколько этот столик стоит. И надо узнать, существует ли завещание и что в нем написано. А то, может быть, преступник — это вы.
— Я?
— А почему нет?
— А почему да?
— Ну, к примеру, вы узнали, что столик вам завещан, и решили поскорее вступить в право владения… Максим тревожно посмотрел на Реми. Шутит? Реми был, однако, непроницаем. Легкая ироничная улыбка бродила на его губах, но в ней было мало от дружеской шутки…
— Дикость какая-то!
— Вы мне признались, что не верите актрисам. А я вам взаимно признаюсь, что не верю режиссерам. Чем они лучше актрис?
— Как же, по-вашему, я мог убить дядю? Я ведь приехал в квартиру намного позже его, если он вообще сюда заезжал, между прочим. Вещей-то его мы не нашли, значит, он не заезжал. Иначе бы он переоделся. И разгримировался. Так что я не мог его даже увидеть!
— Кто знает.
— Вы же сами сказали!
— Мало ли, что я сказал. Я так подумал. А теперь, думаю, могло быть и по-другому: вы приехали, дядя спал. Выпил действительно на радостях, как предположил Пьер. Он спал, вы пришли, у вас было время его убить и тело спрятать. Вместе со всеми его вещами.
Максим растерялся.
— Но со мной был Вадим! Дяди не было в квартире!
— Вадим не заглядывал в спальню месье Дора.
— Да нет, вы сошли с ума! Вы… серьезно? Или вы меня разыгрываете? Как я мог? Как, по-вашему, я мог это сделать? Я уж не говорю — морально, вы это не понимаете, для вас все способны на преступление, каждый человек, но физически, чисто физически? У меня оружия нет, что вы думаете, я дядю ножом кухонным зарезал, или что!!! — Максим начал кричать.
— Задушили. Спящего и пьяного легко задушить.
— Боже! — взвыл Максим. — Боже мой, что вы несете? Что вы несете!
Задушил и тело спрятал, так, по-вашему?
— Примерно. И позвонили Соне. А про ее звонок — И где тело?
— Не знаю.
— Куда же я мог спрятать? У меня даже машины нет!
— На дядиной машине и вывезли. Куда-то.
— Бред какой-то. Бред, бред, бред!
— Вы ночи дождались, — говорил раздумчиво Ре-ми. — Тело могло спокойно полежать в шкафу до ночи. Когда Вадим ушел, вы его вынесли, положили в машину и… куда-то отвезли, спрятали и машину бросили.
Максим сидел, схватившись за голову, не в силах произнести ни звука.
Наконец, после почти пятиминутного молчания, он распрямился:
— У вас никаких доказательств. Все это ваши фантазии.
— Конечно, — сказал Реми, — это просто сценарий.
Возможный сценарий. Для маленького фильма, в котором вы могли бы играть роль преступника. Но я еще не решил, подходите ли вы на эту роль.
— Сволочь, — сказал Максим по-русски и добавил по-французски:
— Это злая шутка.
— Злая, — согласился покладисто Реми и довольно улыбнулся. — Хотите со мной к соседке заглянуть?
Покачивая головой и отдуваясь от пережитого шока, Максим поднялся и последовал за Реми.
Глава 7
— Я не убираю у месье Дора, вас не правильно информировали. К нему для этого пару раз в неделю приходит одна девчушка, студентка. А мне моих средств хватает на жизнь, — с некоторой обидой произнесла полная пожилая дама, тяжело усаживаясь в кресло. — Я пока еще не бедствую, — жестом, полным достоинства, указала она на свою гостиную, которая должна была, видимо, подтвердить ее слова.
Реми с Максимом уселись на диван, следуя глазами за жестом хозяйки.
Тяжелая старая мебель, темная и глухая, повсюду множество сухих цветов и выставленной напоказ посуды, медной и серебряной. Посуда сияла — должно быть, хозяйка проводила свое время в протирании пыли и надраивании металлических боков.
— Я просто время от времени захожу к месье Дору в квартиру, когда он отсутствует. Чтобы проверить, все ли в порядке, чтобы впустить домработницу, чтобы цветы полить.
— У домработницы нет своих ключей?
— Нет. Я ей обычно открываю, если месье Дору нет дома.
— Она сегодня приходила?
— Конечно, она всегда приходит по понедельникам.
Старая облезлая собачка молча покрутилась у ног мужчин, обнюхивая их, и со вздохом улеглась возле ботинка Реми. Она, должно быть, доверяла своей хозяйке, считая, что раз уж та позволила людям войти в дом, то не стоит их облаивать и даже можно бесстрашно примоститься возле незнакомых ног.
— Я просто не правильно выразился, — мягко и почти нежно заговорил Реми, — я хотел сказать, мадам Вансан, что вы следите за порядком в квартире месье Дора.
— Так можно сказать, — величественно согласилась удовлетворенная мадам и вдруг встрепенулась:
— Так что же случилось с месье Дором?
Ее глаза беспокойно заблестели, и крупная брошь с камнем, скреплявшая большой кружевной воротник на ее темно-синем платье, тревожно сверкнула красным огнем.
— Он пропал. Не спрашивайте меня, что и как, я не знаю. Я пока пытаюсь найти хоть какой-то возможный ход, направление, в котором можно вести его поиски…
— А я смотрю, вот уж несколько дней его что-то не видно… А он, оказывается, пропал!.. Хм. И что же вы об этом думаете?
— Я вам уже сказал, мадам Вансан, я пока ничего не думаю.
— Может, он снова запил? Запрятался куда-нибудь со своими приятелями?
Такое с ним бывало, я могу вам это сказать. Раз — и исчезнет на несколько дней… Потом появится, виноватый: тут и домработница приходила, тут и почтальон меня беспокоил, и я, разумеется, беспокоилась… Не предупредит, ничего не скажет, исчезнет, — а я давай соображай сама, что цветы полить надо или еще что… Как-то холодильник потек, я мастера вызывала, а месье Дор только через четыре дня появился. Другой раз я продукты повыкидывала из его холодильника, все попортилось. Мари велела все вымыть внутри…
— Это домработница Мари?
— Да, студентка… Мари все вымыла, а я еще продуктов ему свежих накупила. Он, конечно, мне всегда деньги вернет, тут я спокойна… Я его вкусы-то знаю. Иногда ему готовлю даже, когда он неважно себя чувствует. Когда он нормальный, так он сам себе готовит или в ресторане обедает.
— И, как я вас понял, вы это делаете из дружеских чувств?
— А что вы, молодой человек, думаете? Мы здесь почти четверть века соседствуем, на одной площадке. Арно после смерти жены не хотел никуда переезжать… Теперь мы оба одинокие старые люди… Как не помочь друг другу? И Арно тоже старается, как может, мне внимание оказать… Так что же вы хотите узнать?
— Меня интересует, есть ли у месье Дора женщина, с которой он состоит в близких отношениях.
— А я, по-вашему, должна знать?
— Вы заходите к нему часто. Могли видеть, кто приходит, кто уходит.
— Мадлен к нему ходит, Соня тоже, только редко. Он все больше к ним ездит, в Марли-ле-Руа.
— Я об интимных отношениях спрашиваю. Мадам Вансан замолчала, поправляя сухие цветы в вазочке на низком столике.
— Видела я какую-то, — наконец произнесла она. — Но ничего не знаю о ней.
— Какую? — оживился Реми. — Где видели, когда, часто?
— Не все сразу, молодой человек, — поморщилась хозяйка. — Видела несколько раз. Последний раз приходила относительно недавно, может, с неделю…
Ходит довольно часто. То есть как часто: это я так думаю, что часто. Я видела сама несколько раз, так? А потом еще слышала. Слышала, что кто-то к нему приходил — лифт открывается, дверь его, голоса немножко слышно.
— То есть, — вкрадчиво подытожил Реми, — можно полагать, что у месье Дора были с этой женщиной интимные отношения…
— Полагайте, если хотите. Я говорю что знаю. А полагать — не мое дело.
— Понятно-понятно, — заторопился избежать опасного поворота в область правил приличий Реми. — А как она выглядит, сказать можете?
— Молодая. Лет тридцати. Миловидная. С веснушками. Я видела мельком, мне неудобно было разглядывать. И не мое это дело, в личную жизнь месье Дора вмешиваться! — в голосе преданной соседки звучала ревность.
— Рыжая? — увел ее от эмоций Реми.
