Владимир Колычев - Перебиты, поломаны крылья
– И в зоне ее пользовали? – усмехнулся Остап.
– Как в зоне могли пользовать ее? Она здесь была, а зона далеко…
– Там про нее даже не знали, так?
– Нет.
– Тогда могли спросить.
– Так я говорю же – не было ничего, – не на шутку занервничал Кирилл.
– А ты не колотись, это тебе не поможет. Наведем дорогу, узнаем, что ты за птица. А пока ты у нас под подозрением. Спать будешь на той шконке…
Кивком головы смотрящий показал на двухъярусные нары вдоль короткой стены, через кран с раковиной и дверной проход от «дючка».
– Есть будешь из отдельной посуды, к общему столу не подходить, к чужим вещам не прикасаться… Если узнаем, что тебя все-таки обидели, жить будешь возле параши, как тот Музыкант…
Все тем же кивком головы Остап показал на паренька, уже закончившего уборку и умостившегося в проход между картонной ширмой и торцом последней к сортиру шконки. Короткие, но вьющиеся светлые волосы, нежное, как у женщины, лицо, большие синие глаза, которыми он смотрел куда-то в пустоту.
– Вместе с ним будешь музыку слушать, – в насмешку добавил смотрящий.
– Похоронный марш Баха, – вставил свое слово лежащий на втором ярусе арестант.
Нехотя, но довольно быстро спустился на пол, присел на шконку рядом с Остапом. Илье он не понравился. Высокий, жилистый, с большими сильными руками, лицо грубое, но какое-то расплывчатое, взгляд заскорузлый и скользкий – как черствая хлебная корочка, густо смоченная в постном масле.
– Если ты петух, – глядя на Кирилла, скривился он, – то кукарекать ты здесь не будешь. Я тебе лично башку скручу, ты меня понял?
Он угрожал смертной расправой, говорил жестко, в экспрессивном тоне, еще и своим видом внушал Илье страх, но почему-то не верилось, что он сможет убить Кирилла. Интуитивно Илья догадывался, что вся его видимая грозность картинно-лубочная, фальшивая. Не хватало этому человеку внутренней силы, чтобы нагнать на Илью настоящей жути.
– Кому ты башку скрутишь, мне? – скривился Кирилл.
От его интеллигентной внешности не осталось и следа. На арестанта смотрел тихо звереющий человек с налетом уголовщины в облике и подкорке сознания.
– Тебе! – напыжился здоровяк.
Но взгляд его размягчился и расплылся – как воск на жарком солнце.
– За что? – Зато Кирилл стал еще жестче.
– За то, что нас подставишь… Ты не знаешь, что через тебя всю хату запомоить можно!
– Тебе же сказали: чист я!
– А это мы проверим!
– Вот когда проверишь, тогда и говорить будешь!
– Ша! – стараясь сохранять спокойствие, но на внутреннем взводе одернул их Остап. – Что будет, то будет. Если петух – срубим башку, если нормально все – добро пожаловать к нашему шалашу.
Он говорил внушительно, серьезно, но Илья не поверил и ему. При всей своей внешней суровости смотрящий не был похож на человека, способного убить. Хотя, как известно, впечатления бывают обманчивыми.
– Нормально все, я отвечаю, – на остатках угасающей злости попытался заверить его Кирилл.
– Не нравишься ты мне, мужик, – скривился здоровяк. – Что-то в тебе не то. А я редко ошибаюсь…
– Сельдец, не гони волну, – охладил его пыл смотрящий.
– Поживем – увидим, – презрительно хмыкнул он.
И перевел желчный взгляд на Илью.
– Ты кто такой?
– Илья меня зовут.
– Погремуха какая?
– В армии Теплицей называли.
– Теплица? И кого ж ты греешь, Теплица?
Сельдец смотрел на него с нехорошим интересом. Скользкий взгляд еще больше замасливался.
– Жену грею, – подавленно ответил Илья.
Возможно, Сельдец не самого крепкого замеса зэк, но все же под его взглядом он чувствовал себя беспомощным кроликом в клетке.
– И где твоя жена?
– Дома.
– А здесь как без жены будешь?
– Как-нибудь.
– Здесь без жены плохо.
– Отстань от него! – полыхнул взглядом Кирилл.
– Да я тебе щас!
Сельдец порывисто подался вперед, Кирилл отпрянул, вдавившись спиной в торец столешницы. Но продолжения атаки не последовало. Похоже, Сельдец и сам побаивался связываться с ним. Илье приходилось встречаться с такими людьми, которые прекрасно умели запугивать, но поджимали хвост, когда дело доходило до драки. В основном это были армейские «старики», которые считали, что молодые солдаты должны подчиняться им только потому, что так заведено. В армии за такими «дедами» стояли неформальные традиции, а также сила большого «стариковского» племени. Здесь же, в тюрьме, за Сельдецом стоял его авторитетный статус и сила блатной элиты. За Кирилла же некому было заступиться, но, судя по всему, он сам готов был постоять за себя.
– Утихни! – одернул буяна Остап.
И вдавил в Илью свой сверлящий взгляд.
– Ты его знаешь? – спросил он, кивком головы показав на Кирилла. – Не врать!
– Да… С этапом вместе пришли…
Илья пребывал в разрушающей растерянности. Ему бы откреститься от Кирилла, но страх перед наказанием за вранье заставлял его сознаваться.
– Чай вместе пили?
– Да.
– В бане были?
– Да… А что не так?
– Не так… Все не так… В тюрьме в первый раз?
– В первый, – потерянно промямлил Илья.
– Порядков наших не знаешь?
– Кое-что.
– Знаешь, что бывает с теми, кто с петухами контачит?
– Кирилл – не петух, – в состоянии, близком к истерике, мотнул головой Илья.
– Кто его знает… В общем, парень, ты тоже под подозрением. Спать будешь в том же углу. Решайте сами – кто на верхней шконке, кто на нижней…
– А если твой дружок петух, – похабно ухмыльнулся Сельдец, – то вместе с ним отвечать будешь… Но если будешь хорошим, то убивать я тебя не стану… Ты же будешь хорошим?
Илья подавленно промолчал. Он не хотел быть хорошим перед лицом этого нахала. Сельдец не казался ему одним из тех уголовных монстров, которых ранее рисовало ему затравленное воображение, но все равно было страшно.
– Может, ты голодный, а? – продолжал донимать его Сельдец. – Так ты скажи. У меня карамельки есть, угостить могу…
– Пошли!
Кирилл поднялся первым, увлекая за собой, хлопнул Илью по плечу. Остап вроде бы их еще не отпускал, но он промолчал, наблюдая, как непризнанные им новички направляются в свой угол.
– Хорошая камера, – бросая матрац на нижнюю шконку, сказал Кирилл. – Просторно здесь и всего два яруса…
– Лучше в тесноте, да не в обиде, – буркнул Илья.
– Да не переживай ты, парень. Нормально все со мной, не заразный я, – покровительственно усмехнулся Кирилл. – Сейчас во всем разберемся и на новые места, поближе к окну переберемся. Хотя и здесь неплохо, ты не находишь?
– Неплохо, – согласился Илья.
По нему, так лучше соседство с туалетом, нежели с блатным углом. Да и умывальник совсем рядом, ходить далеко не надо, чтобы умыться или водички попить. А без общего стола он как-нибудь обойдется.
– А этих не бойся, – Кирилл раздраженно, но уже беззлобно кивнул в сторону блатного угла. – Несерьезные это люди, шушера приблатненная, по ним видно…
– Что видно?
– То, что в шестерках у настоящих воров бегали. Я даже не знаю, будет ли этот Остап в главную воровскую камеру про меня писать, может, главный смотрящий его не жалует. Камера хорошая, сюда так просто не попадают, может, у кума здесь санаторий для стукачей… Тогда и мы за стукачей сойти можем… Ты не переживай, парень, прорвемся… Да, ты наверху спать будешь, – распорядился Кирилл. – Это чтобы Сельдец к тебе не подсаживался… Нравишься ты ему, вот что я тебе скажу.
– Да нет…
Илья и сам понимал, что Сельдец положил на него глаз. Но так не хотелось ему ни с кем соглашаться – ни с Кириллом, ни с самим собой.
– А я говорю – да. На грохотульки тебя посадить хочет.
– На что? – всколыхнулся изнутри Илья.
– Грохотульки – это карамельки, на тюремном жаргоне. Он тебе карамельки предлагал. Это мулька такая… Ты давай устраивайся и ко мне подсаживайся, поговорим…
Тюремная шконка представляла собой спальное сооружение, сваренное из железных уголков и полос, без матраца на нем спать было неудобно. Но у Илья матрац хороший, с толстым слоем прошитой ваты, и по-настоящему чистое, пахнущее свежестью белье. Сейчас бы заправить постель да завалиться в нее в одних трусах. Тело еще чистое, кожа еще дышит. Лежать бы да наслаждаться хоть каким-то подобием комфорта. Но Кирилл хотел с ним поговорить, и не просто, а на животрепещущую тему…
Глава седьмая
Он разложил матрац, застелил белье, заправил одеялом на армейский манер. Вытащил из сумки мыльные и бритвенные принадлежности, по совету Кирилла, вложил их в прикрепленный к стене деревянный ящик без дверцы, в свободных нишах разместил продукты. Спустился на нижнюю шконку, подсел к своему тюремному товарищу. Достал сигарету, закурил.
Раньше он особо не курил. В армии на «Приму» хорошо подсел, но на гражданке прикрутил курильные краны, так, баловался иногда, под настроение. Но в тюрьме снова потянуло на табак. Сигареты дорогие, с фильтром, хотя это как бы и не положено. Если в карман не положено, то нельзя, если да, то можно. Нила знала, чем скрепить подпись под заявлением на посылку. Правда, все было не так просто, как хотелось бы. Контролеры осматривали даже оплаченную посылку, они могли разрешить сигареты с фильтром и в пачке, могли позволить не предусмотренные перечнем продукты, но мобильные телефоны безжалостно изымались, о спиртном и наркотиках и говорить нечего. А неплохо было бы сейчас тяпнуть бутылочку коньячка. Да и от понюшки кокаина Илья бы не отказался – на воле он это дело не жаловал, но сейчас ситуация и настроение совершенно другие. Напиться, загрузиться да забыться…
