Сергей Зверев - Город страха
– Что, не понравилось там? – отстегивая поводок, спросил Антон. – Воняет? Ничего, скоро будет весело. Скоро мной займутся любопытные и обеспокоенные.
…Алексей Агапов стоял посреди своего небольшого деревообрабатывающего цеха. Засунув руки глубоко в карманы, он смотрел на станки, которые так и не включились сегодня. На ряды бревен, которые должны были превратиться в доски и брус, на готовые пиломатериалы, которых было мало, очень мало, а заказчик ждать не будет. Чисто выметенные с вечера полы, опилки и стружка, собранные в большие корзины, и тишина. Это было самое отвратительное из всех ощущений, которые наваливались на Алексея в последние недели. Ощущение гробовой тишины в цехе, где все должно шуметь, громыхать. Нет звуков жизни, поэтому тишина ощущается как гробовая. Алексей пересилил себя и шагнул вперед. Звук шагов гулко отдавался под потолком цеха. Бум, бум, бум. Как звуки от ударов забиваемых гвоздей в крышку гроба. Гроба его бизнеса, гроба его дела, которое он знал, любил, которым он хотел заниматься. И сейчас любимые запахи напоминали не о новенькой веранде, дачной беседке, новом столике или оконной раме, а почему-то о гробе.
Вот и все… Сегодня утром последний рабочий заявил, что уходит. Он вывалил целую кучу причин объективного характера, он даже просил не беспокоиться о зарплате за этот месяц. Тьфу, четыре дня каких-то! Так уходил почти каждый из них. Попытка нанять новых работников результата не дала. Вообще никакого! А один он объема изделий не даст. Вот и все… Стук железной двери в конце цеха почему-то не принес ощущения надежды. Теперь Агапов уже не ждал улучшения. Все будет только хуже и хуже. Хотя хуже уже некуда. Он даже не сразу обернулся на шаги, которые приближались к нему.
– Добрый день! – прозвучал молодой голос. – Я из пожарного надзора. Кто тут у вас старший?
Алексей обернулся и увидел худощавого молодого человека в форме и с погонами старшего лейтенанта. И в руке он держал большую черную папку самого многозначительного вида. Если бы явился здоровенный тип, широкий в плечах, как шкаф, с челюстью, как ковш у экскаватора. Если бы заявилась парочка разнузданных типов, которые с порога начали бы «наезжать» и угрожать, Агапов воспринял бы это как само собой разумеющееся, как норму, характерную данной ситуации. Но пожарный инспектор?
И теперь все сразу стало на свои места. Агапов понял, что ему не хватало именно вот этой последней капли, которая совершенно откровенно и недвусмысленно говорила, что надеяться больше не на что. Проверку он проходил в прошлом году, следующая плановая проверка должна была быть по закону не раньше следующего года. Никаких нарушений в свое время выявлено не было. Значит, этот визит все то же давление на него, только в иной форме, на ином уровне. Это неприкрытый намек, что все в наших руках, что здесь все наше и все наши.
– Я старший, – тихо, как на эшафоте произнес Агапов. – Я владелец цеха.
– Вот постановление о плановой проверке, – выхватил инспектор из папки лист бумаги. – Распишитесь в получении.
– Что? – меланхолично переспросил Агапов. – Какая еще проверка. И какая же она плановая, когда…
– У нас накопилось много претензий и жалоб на несоблюдение правил пожарной безопасности на территории, вот руководство и приняло решение. Не рекомендую препятствовать. Вы же понимаете, что нарушения найти можно всегда. Вот у вас корзины с опилками стоят прямо под электрической розеткой и ближе полуметра от станков. Там я вон вижу электрическую проводку, выполненную не по ГОСТу…
Агапов стоял и слушал то, что перечислял инспектор. Ну, может быть, с корзинами инспектор прав. А их, кстати, вчера туда поставил последний уволившийся рабочий. Вот так, значит, его готовили к проверке.
Через час Агапов вышел вместе с инспектором из цеха, запер дверь. Он стоял и с равнодушием смотрел, как инспектор опечатывает дверь. Все, цех запрещено использовать до устранения недостатков. Взяв протянутые ему экземпляры протокола и постановления, Агапов долго смотрел вслед машине инспектора. Потом он побрел домой. Точнее, пошел домой походкой человека, которому больше некуда спешить, нечего делать, не о чем думать.
Но ум сдаваться не хотел. Он все время пытался найти лазейку, выход. Даже зайдя домой, Агапов первым делом сел за компьютер и полез в Интернет. Но сколько он ни искал, никаких новых требований пожарного надзора не нашел. Большая часть его нарушений были надуманными, но есть ли смысл бороться. Это ведь не наказание, это предупреждение? Это как бы сказанное ему, что мы можем все, мы тебя кирпичом в чистом поле по голове ударим и составим протокол, что это был несчастный случай на производстве. И ничего ты не сможешь возразить и ничего не сможешь противопоставить. Беспредел? Ну, беспредел, дальше что?
Хлопнула дверь, внизу затопали ноги, потом кто-то громко зашептался. С каким-то испугом даже Алексей сразу узнал по многим признакам, что это с улицы вошла жена. И наверное, со своим братцем. Знает, что я его недолюбливаю, вот и шушукается. По лестнице легонько затопали ноги, и на пороге кабинета появилась жена.
– Ой, Леш, ты дома уже. Что так рано? Все бумаги, да? Работать некогда?
Татьяна подошла и обняла мужа за плечи, прижимаясь полной грудью к его плечу.
– Заездили моего дорогого, замучили совсем, – промурлыкала она с дурацкими слащавыми интонациями.
Алексей рывком вскочил на ноги, грубо отпихнул руки жены и выскочил из кабинета. Он сбежал вниз, чуть не сбил с ног Вовчика, который по обыкновению глупо и нахально лыбился, и выскочил на улицу. Алексей шел вдоль домов, скрипя зубами, шипя ругательствами. Ему хотелось уйти подальше, чтобы никого не видеть и не слышать. Куда-нибудь на берег Чусовой. Не видеть ни дуры-женушки, ни ее идиота-брательника, вообще никого.
Он думал о том, с кем можно посоветоваться, к кому обратиться за помощью, какими суммами он в состоянии откупиться. Он думал о чем угодно, только не о том, что сейчас происходило в его доме. А если бы он увидел, то не поверил бы своим глазам. Пока Татьяна недоуменно смотрела ему вслед, пока она с интересом смотрела на экран монитора и читала, что там искал в Интернете муж, в кабинет поднялся Вовчик.
Он подошел к Татьяне сзади и ловко схватил ее за бедра, задирая домашнее платье… Татьяна засмеялась и шлепнула Вовчика по руке.
– Ну, хватит тебе на сегодня. Какой ненасытный!
– Не могу я тобой насытиться, – обхватив ее рукой, громко зашептал Вовчик. – Я тебя все время хочу. Меня так возбуждает тайна, опасность быть разоблаченным. Если бы ты знала, как мне надоело разыгрывать из себя твоего брата. Как хочется завалить тебя на постель по праву, без ограничений…
– Ну потерпи, – запрокинув голову затылком ему на плечо и начиная тяжело дышать, ответила Татьяна. – Скоро все изменится, все встанет на свои места. И я буду только твоя… мой ненасытный…
Антон был разочарован тем, что за остаток дня ему так и не удалось поговорить с кем-то из пострадавших от криминала. Он не нашел Ковригина, других людей, кто, по его мнению, потенциально подпадал под насильственное выселение с ценных участков земли. Со стариками говорить было больше не о чем, потому что они уже рассказали все, что знали. Глава администрации Лысенко приезжал, уговаривал, бывший полицейский Пашка (личность бессовестная) угрожал, а не помогал. Даже говорить с ними о смерти Дениса Сергунова было уже бесполезно.
Антону так и не удалось найти хоть кого-то из альпинистов, кого-то из спортивных деятелей городка, с кем можно было бы поговорить о Сергунове и его смерти. Несколько вопросов прохожим, несколько фраз, брошенных в баре, так и не дали информации. А вывесок общественных организаций спортивного плана Антон на домах не видел. Результатом сегодняшнего дня было то, что нашел все же останки единственного спортивного сооружения в городке. Маленький стадион с покосившимися и почти полностью сгнившими сарайчиками раздевалок. Рассыпавшиеся в рыжую труху конструкции металлического каркаса невысоких трибун и заросшее бурьяном поле, где паслись четыре козы и одна корова.
Оставалось только побеседовать с учителями физкультуры двух местных школ да с заместителем главы местной администрации по социальным вопросам. Это вызовет интерес к Антону тех, кто правит тут криминальными делами, но это не так уж и плохо. Антон понимал, что легенда дельца, который хочет войти в долю в выгодном проекте, – это одно. А расспросы официальных лиц о скандальной смерти – это совсем другое. Тут надо иметь другой образ, иную роль, а совместить две разные роли было сложно. Нужно еще придумать, как это сделать. В любом случае спешить не стоило.
Огр бежал в темноте по краю грунтовой дороги и разделял мнение Антона. Он шуршал кустами, что-то вынюхивал, дважды пытался поймать то ли мышей, то ли змею. Собака жила своей жизнью, наслаждалась новыми впечатлениями после многих лет жизни в большом городе. Скучала ли она о своем хозяине, что лежал сейчас в больнице? Трудно сказать, потому что эмоции собаки – это совсем иное, нежели эмоции человеческие. Наверное, Огр очень обрадуется, когда встретится с хозяином снова, если только… А если он умрет в больнице, уже умер? Преданная собака должна была бы почувствовать. Да-а, кто их разберет, этих животных, как и что они чувствуют, кого и как любят…
