Татьяна Гармаш-Роффе - Голая королева
– Что, не понравился вам Гоша? – ошарашил он Киса вопросом, едва Алексей изложил суть своего интереса.
Алексей посмотрел на смеющийся рот и ответил осторожно:
– Не в восторге.
– Скользкий тип, это верно. Я действительно наводил о нем справки, но ничего существенного не накопал. До стоянки, куда он устроился охранником, он работал в ларьке, продавал сигареты, кофе и прочую якобы импортную лабуду, сделанную в Чимкенте и других не столь отдаленных местах… Он там поссорился – недостача вышла, ему пришлось платить, и Гоша решил уйти из опасной системы, где хоть зарабатывал он побольше, но и терял немало, а главное – рисковал многим. Отчего вышла недостача – иди знай, может, обсчитался, может, денежки прикарманил. То есть, может, честный человек, а может – вор… Поговорил я с мужиками, его знавшими, – рассказали, что Гоша сроду в Чечне не служил, где-то отирался в стройбате, сумел справочки нужные достать. Но это тоже с чужих слов, не по документам. Документы нынче никакого доверия не вызывают, если вообще есть. Трудовые книжки, например, теперь далеко не все имеют… Раньше порядка было больше, а?
– При тоталитарных системах всегда порядок, – неохотно буркнул Кис: не хватало еще политических дебатов!
– Эк какой детектив нынче пошел образованный! – с легкой ехидцей хихикнул Всеволод Владимирович.
– Больше ничего не удалось узнать о нем? – проигнорировал его смешок Кис.
– Нет. Я же не ФБР и не ФСБ, у меня возможности маленькие… Но я Алексу все же сказал. Хоть Гошка и по мелочи соврал, но соврал, может, лишь для того, чтобы цену себе набить, что вполне извинительно, – а все ж соврал.
– И что Мурашов?
– Конечно, Алекс счел, что все это мелочи, недостойные внимания. В этом весь Алекс: психолог он паршивый, а желание быть хорошим, никого не обидеть в нем сильнее всего…
– По вашему мнению, Алина могла решить от него уйти?
– Противный тип этот Мурашов, а? – Неожиданно смеющийся рот изогнулся в хитрой, аппетитной улыбке, а голубенький глаз заговорщически подмигнул.
– Какая разница? Нравится – не нравится, спи, моя красавица… Алекс Мурашов – мой клиент. И значения не имеет…
– Послушайте меня, батенька, – Всеволод Владимирович перегнулся через стол к Алексею. Лицо его вдруг посерьезнело, смех угас в глазах и стерся с губ, напрочь исчезла веселая мультяшность. Сразу прибавилось возраста; голубые глаза заструили холодок, который, казалось, уже пролез за шиворот, а рот, устав хлопотать о смехе, собрался вдруг в скупую полосочку узких губ. – У Алекса большая проблема: он никак не найдет гармонии между собой и миром.
Всеволод Владимирович откинулся обратно на спинку своего стула, вытащил зубочистку из нагрудного кармана и заправил ее в зубы, изучающе глядя на Киса, как если бы он задал задачу и теперь ждет ответа от нерадивого студента.
Кис и впрямь озадачился: к чему весь этот пассаж?
– Это имеет значение для поиска его жены? – осторожно спросил он.
– Пока не поймете Алекса, не поймете и Алину, – отрезал Сева. – Людские проблемы – надеюсь, вам это известно – приключаются обычно оттого, что их, людей, недолюбили… Так вот, у Алекса проблема обратная и редкая: его перелюбили. Любовь Алексу силком в рот впихивали, как манную кашу… Как бы вы повели себя, скажите на милость, если бы оказались на его месте?
И тут же в лице Всеволода Владимировича мелькнуло жалостливое сомнение в том, что сидевший перед ним частный детектив мог когда-нибудь оказаться в положении всеобщего любимчика.
– Вы бы, к примеру, укрылись в иронии, – проницательно посмотрел на него Всеволод Владимирович. – Стали бы подсмеиваться над теми, кто вас любит, обращали бы все в шутку… Не правда ли? – Ответа от Киса он дожидаться не стал, он в нем явно не нуждался. – Другой бы сделался сух и непроницаем для потоков нежности, иной стал бы смотреть на людей свысока, упиваясь собственной значимостью. Но Алекс всегда был хорошим мальчиком… А что это вы так на меня смотрите, батенька? Вы не верите, что бывают на земле хорошие мальчики? Ваш опыт копания в человеческом дерьме уничтожил все иллюзии?
– Прошу прощения, я очень ценю глубину вашей философской мысли… – Кис выдержал маленькую паузу, глядя с легкой улыбкой на Севу. – Но мне бы хотелось вернуться непосредственно к теме. У меня не так много времени, к сожалению…
– При чем тут философия? Вы должны понять, откуда ноги растут! Так вот, вы бы повели себя так, я бы иначе, а Алекс – старался быть для всех приятным и дружественным, как бы всех любить в ответ. Но дело как раз именно в этом «как бы». Ведь чтобы самому любить, надо в любви нуждаться, верно? А его перекормили. И потому он фактически всю жизнь только и делал, что пытался вежливо и осторожно увернуться, никого не обидев… И оттого-то стал таким сладким, что твое мороженое… Согласны? – Смех снова вернулся на свои обычные позиции, и лицо вновь сделалось молодым и мультяшным.
Кис лишь пожал плечами. Смеющиеся глаза изучали лицо детектива некоторое время, и у Алексея сложилось впечатление, что заместитель-психолог теперь пытается проанализировать его, Киса, комплексы: «А вас, батенька, явно недолюбили…»
«И тебя тоже, батенька, – мстительно подумал детектив. – То-то ты прыгаешь, придуриваешься, в мультяшку играешь, на меня наскакиваешь без всякого повода… Любишь ты дружка своего Алекса до преклонения и завидуешь ему до ненависти… И с твоей любовью-преклонением Алекс небось тоже обошелся, как с манной кашей: проглотил с отвращением и криво улыбнулся, вежливый малый…»
– Но самое главное, – продолжал Всеволод Владимирович, – Алекс мог оказаться слишком приторным и для Алины… Она девушка молодая, неопытная, могла и не оценить… Так-то, батенька. А вы говорите – философия!
– Короче говоря, вы считаете, что она могла уйти от Алекса?
– Могла.
– О ней вы случаем справок не наводили?
Улыбка вно вь покинула его лицо.
– Нет.
Кис помолчал, пытаясь понять, говорит ли неправду Всеволод Владимирович или и в самом деле счел недостойными подобные демарши за спиной у своего босса и друга.
– А сами вы как к ней относитесь? – решил зайти с другой стороны детектив. – Вы, как я посмотрю, хороший психолог, – польстил он, – и, возможно, сумели что-то почувствовать в характере Алины…
– Она много страдала в своей жизни… Но я не знаю, с чем это связано, – поспешно добавил Всеволод Владимирович, и Кис быстро уточнил для себя: врет Сева. Узнавал что-то об Алине и наверняка узнал, но – не признается.
– Осиротеть в шесть лет – это не сахар! – помог ему выкрутиться Кис. – Тот самый случай, когда недодали любви, верно?
– Несомненно! – обрадовался подсказке Всеволод Владимирович. – У нее есть некоторые странности… Но, чтоб вы знали, – Всеволод Владимирович назидательно поднял указательный палец, – она тоже хорошая девочка. А у хорошей девочки с хорошим мальчиком обычно ничего хорошего не получается! Притягиваются всегда плюс и минус – знаете физику, да? – а два плюса – это ничего, никакой реакции… Такие союзы удаются в более позднем возрасте, когда двое, наевшись до тошноты минусов, оставив за плечами разводы, неудачи, страдания, сходятся с готовностью оценить именно плюсы… Ценность добра открывается только тем, кто страдал, ценность любви – тем, кто терял любовь.
– Угу, – кратко согласился Кис, боясь навлечь на себя новые потоки философских рассуждений с поучениями. – Значит, она могла уйти. И могла уйти – тайком? Не оставив даже письма, не объяснившись?
– Признаюсь, вот здесь мне трудно сказать что-то определенное. Люди часто боятся объяснений и делают другим куда больнее, исчезая неожиданно и тревожно… Знаете, я думаю, что если бы люди умели объясняться, то на земле не было бы ни войн, ни преступлений.
– Вы совершенно правы… – искренне одобрил Кис: его собственный опыт мгновенно отозвался согласием с этой мыслью.
– Что вы намерены делать, Алексей Андреевич?
– Сейчас поеду к ее подруге Кате, может, что-нибудь у нее интересное узнаю.
– Правильно! – горячо поддержал его Всеволод Владимирович, и Кис снова уверился в том, что заместитель Алекса что-то знает. Но не скажет.
Однако, судя по его горячему одобрению, направление Кис явно выбрал правильное, и у Кати его поджидает ценная информация…
Глава 12
Сначала Аля слушала голоса.
Гена осыпал упреками Марго («Строишь из себя самую умную! Твой «гениальный» план! Я так и знал, что все провалится!»).
Марго шипела в ответ («Сам ничего придумать не можешь! Жрешь за мой счет! Делать ты последний, а критиковать ты первый!»).
Потом голос Филиппа («Кончайте базар!»).
Потом Антон («Заткнитесь все, пусть Марго говорит!»).
Постепенно она прислушиваться перестала. Она лежала на жестком тюфяке и думала об Алексе. Он, должно быть, сообщил в милицию о ее пропаже. А милиция? Гена вот обронил, что милиция вряд ли ее ищет. Значит, она предоставлена самой себе – как хочешь, так и выкручивайся?
