Татьяна Полякова - Деньги для киллера

— Вот это да! — пробормотала Сонька, совершенно ошалев. Рахматулин выглядел не лучше.

— Привет, — донеслось из трубки, и Витька, опомнившись, заорал:

— Ты покойник, сука… — Из трубки слышались гудки. Рахматулин отшвырнул телефон и закружил по комнате. Сонька телефон подобрала, и мы замерли на диване.

Приставать сейчас к Витьке охоты не было.

— Шакал паршивый! — рычал он. — Ты не волк, а шакал… Я тебя из-под земли достану! — приговаривая так, он пинал Сонькину мебель — ей, не мебели, а Соньке, это вряд ли нравилось. Понемногу он выдохся и вспомнил о нас. Мы поглядывали в окно, там толпа собралась и милиция подъехала.

— Мне надо идти, — буркнул Витька и исчез, хлопнув дверью так, что треск пошел по всему дому.

— Дела, — вздохнула Сонька, — ему бы теперь свою задницу уберечь. А кто о наших подумает? Вся надежда на тебя, белокурая бестия.

— Вот что, узнай через справочное телефон фирмы «Евростиль».

— Глеба проверять будешь?

— Буду.

Вежливый женский голос спросил, что мне угодно, я ответила.

— Одну минуточку. — И через пару секунд:

— Извините, Глеба Григорьевича сейчас нет.

— И что? — спросила Сонька. — Трудится там Глеб?

— Вроде бы.

— Легче стало?

— Может, все ему рассказать?

— Решай. Мне он кажется сугубо положительным. Я правильно выражаюсь? Вообще хочется видеть рядом человека, способного вытащить нас из дерьма. От Витьки толку мало, с ним еще быстрее в ящик сыграешь.

— Мартышек жалко, — задумчиво проронила я.

— Кого?

— Охранников. Между прочим, их убили.

— Хорошо, что не нас. Мы в этой тачке тоже катались. Да… Ночевать у меня останешься?

— Останусь. — И тут до меня дошло. — Он же нас видел!

— Кто? — испугалась Сонька.

— Этот, как его… Оборотень… Он же сказал: передай трубку козлу, что слева стоит. Он же видел.

— Ты меня пугать завязывай…

Я бросилась к окну: пятиэтажки, двор, окна напротив…

— Какого черта шторы не купишь? — рявкнула я.

— А?

— Шторы на окна купи.

— Зачем? У меня третий этаж.

— А бинокль — в деревне?

Тут мне стало неловко за себя, за свою беспросветную глупость то есть, я махнула рукой и сказала:

— Ерунда… Где-то там сидит этот самый Оборотень и на нас поглядывает.

— Греточка, мы-то ему зачем, а? Страшно-то как, сидишь вот, дура дурой, ничегошеньки не понимаешь…

Мы обнялись с намерением зареветь, но звонок в дверь нас отвлек. На пороге стоял Глеб.

— Ну и способность у тебя, — покачала Я головой, — как всегда, не вовремя.

— Как Софья? Все нормально?

— Софья на диване сидит, а у нашего приятеля машину взорвали, в ней люди были. Вот так. А ты какими судьбами?

— Беспокоился, — пожал он плечами, — хотел тебя до дома проводить. Негласно.

Ждал в переулке. А тут милиция, суета. Испугался за вас.

— Позвонил бы…

— Решил, так быстрее получится.

— Номер квартиры соседи подсказали?

— Ага. Ты домой поедешь?

— Нет. Здесь останусь.

— У меня никаких дел, — опять пожал он плечами, — могу составить компанию.

— Идемте ужинать, — вздохнув, предложила Сонька.

Мы поужинали и попытались вести светскую беседу. Больше всех Глеб старался.

Истощив все темы, от кулинарных способностей Соньки до плохой погоды, он сделал пару кругов по комнате и остановился перед Сонькиным портретом. Спросил:

— Кто рисовал?

— Гретка. Черты обессмертила. Я помру, а черты останутся.

— Это правда ты? — удивился Глеб.

— Правда. Я одаренная натура. Творческая личность. Хочешь, твой портрет напишу?

— На это, наверное, много времени нужно?

— На портрет — да, а вот карандашный набросок — минутное дело. Сонька, где мое барахлишко?

Сонька извлекла из тумбочки бумагу с карандашами и принесла мне.

— Садись, Глеб.

— Ты серьезно? — удивленно спросил он.

— Конечно. Лучший способ скоротать время. Только очки сними, они ведь у тебя только для солидности.

Он взглянул на меня, помолчал.

— Фирма у нас с претензией, а у меня физиономия уж больно простецкая. Вот наш стилист и посоветовал.

— Сними, — сказала я. Он сделал это весьма неохотно, потер переносицу и взглянул на меня в упор. И я в его глаза взглянула, взглянула и поежилась: стилист, кто бы он ни был, поступил мудро, без очков лицо Глеба выглядело совершенно по-другому.

И я стала работать. Времени потратила гораздо больше, чем обещала. Глеб был терпелив, сидел задумавшись и почти не шевелясь. Наконец я закончила, швырнула карандаш и небрежно проронила:

— Все.

Сонька сунула нос, почесала за ухом и заявила:

— Ты б ему еще рога и хвост приделала.

Глеб взял рисунок, долго его разглядывал, потом поднял глаза на меня и спросил:

— Ты меня таким видишь? — Я пожала плечами. Он спокойно порвал рисунок и сказал:

— Извини. Это не портрет. И не набросок. Это твои черные мысли.

На следующий день мои черные мысли понемногу испарились. Глеб мне нравился, это приходилось признать. Поэтому, когда он позвонил на работу с предложением встретить меня, я обрадовалась.

Он ждал меня в машине, улыбнулся и сказал:

— Привет, киска!

— Я действительно похожа на твою Марго?

— Точь-в-точь. Она была очень красивой, умной и независимой кошкой.

— Я ей завидую.

— А как у нас сегодня с настроением?

— Настроение отличное. Ссориться с тобой совершенно не хочется.

— Значит, повезло. Давай ко мне на работу заскочим, минут на десять.

— Дела?

— Так, дельце небольшое. Кабинет мой посмотришь. В таком кабинете и без очков — делать нечего.

Мы въехали во двор особняка, построенного в начале века. Когда-то здесь помещался Дворец пионеров. Я сюда в танцевальный кружок бегала. Охрана при нашем появлении заметно подтянулась, мы вошли в здание. Хоть и говорят, что деньги не пахнут, здесь ими пахло, причем пахло явно большими деньгами. Я без особого интереса поглядывала по сторонам, тут мы вошли в приемную, где сидели три девушки. Они, как по команде, улыбнулись Глебу, а на меня уставились с любопытством.

— Глеб Григорьевич, — сказала одна из них, — вам Виктор Леонидович звонил.

— Я в курсе, — бросил Глеб и толкнул дверь с блестящей табличкой, на которой значилось: «Карелин Г.Г».

Кабинет производил впечатление, в обморок я не упала, но готова была согласиться, что это в своем роде шедевр. Глеб усадил меня в кресло и спросил:

— Сможешь подождать минут пятнадцать?

— Конечно.

— Если хочешь кофе…

— Нет, спасибо.

Он ушел и полчаса не появлялся. Я не скучала, устроив себе что-то вроде экскурсии. Дверь распахнулась, вошел мужчина, чрезвычайно демократично одетый для данного учреждения, он вроде бы что-то хотел сказать, но, увидев меня, растерялся.

— Извините, где Глеб?

Я пожала плечами:

— Обещал быть через пятнадцать минут.

— Ясно. Вернется, скажите — Валера заходил. — Я кивнула, и он удалился.

— Ничего, что я тебя ждать заставил? — спросил Глеб, вернувшись.

— Приходил молодой человек по имени Валера.

— Я его встретил.

— Ты меня специально сюда привез? — Он помолчал немного и кивнул:

— Конечно. Ты ведь звонила вчера?

— Почему непременно я?

— Больше некому.

— Немного странно, не находишь? Молодой свободный мужчина…

— Я ж рассказывал, киска, кто я и что я.

Было мало свободного времени. Теперь его много. Но что-то делать я уже разучился: например, знакомиться с красивыми женщинами. Если бы я слегка не задел тебя бампером, то и к тебе не рискнул подойти, просто не знал, как это сделать. Издержки профессии.

— Может, это и неплохо. Я страшно ревнива. Что ж, я убедилась, что ты здесь трудишься на ответственной должности. Мы можем ехать, или у тебя деда?

— Едем.

Мы покинули кабинет.

— Может, заедем ко мне? Посмотришь, как я живу, — предложил он.

— Нет, спасибо. Одной экскурсии на сегодня достаточно.

— Тогда, может быть, ты ответишь на один вопрос?

— Почему бы и нет?

— Ты была замужем?

— Не довелось.

— Почему?

— Это уже второй вопрос.

— Не похоже, чтоб не было желающих.

— Смеяться не будешь? — спросила я.

— Сама серьезность.

Я погрустила немного и призналась:

— Видишь ли, я никогда не была влюблена.

— Такого не бывает, — улыбнулся он, а я только плечами пожала.

Вернувшись домой, я решила позвонить Соньке. Весь день она меня не беспокоила, что выглядело противоестественным. Слегка озадаченная, я набрала номер и спросила:

— Эй, ты где там?

Сонька засопела, потом всхлипнула, а затем и заревела.

— Ты чего? — испугалась я.

— Славка нашелся.

Новость меня, если честно, удивила.

— Живой?

— Нет. Мертвый. Под мостом, на переезде. Засунули в какую-то трубу, забыла, как это называется.

— Когда нашли?

— Позавчера. Его мать звонила. Завтра похороны. — Сонька заревела громче.