Шифрованный счёт - Самбук Ростислав Феодосьевич
— Ждать здесь кого-либо, чтобы выпросить галлон бензина, дело мёртвое. Я останусь в машине, а вы идите в город. Отсюда три-четыре километра, не больше. Возьмите велосипед на колонке, и пусть кто-нибудь привезёт пару галлонов.
Гюнтер и Карл были не против, чтобы размяться после долгой езды. Двинулись бодро к городу, держась в тени придорожных деревьев. Когда до околицы осталось совсем немного, на шоссе вышли из кустов несколько человек с автоматами.
Карл и Гюнтер остановились. Вперёд выдвинулся человек лет за сорок с морщинистым лицом, в военной рубашке, заправленной в обтрёпанные брюки. На животе у него висела кобура с пистолетом. Спросил властно:
— Кто такие?
— Журналисты. Мы швейцарские журналисты и едем по поручению газеты.
— Не вижу, на чем вы едете… — засмеялся человек и протянул руку. — Документы!
Гюнтер стал объяснять, что у них не хватило бензина и пришлось идти до города пешком, документы остались в «пежо».
Человек с пистолетом смотрел на них, упёршись руками в бока. Не дослушав, бросил пренебрежительно:
— Хватит болтать! Кто подослал вас сюда и для чего?
— Но ведь я говорю правду, вы можете проверить, у нас не хватило бензина, и мы оставили машину совсем недалеко.
— Хорошая легенда, капитан, — вмешался совсем ещё молодой парень с автоматом, стоящий рядом. — Могу поклясться, это шпионы из соседней провинции. И после того, как мы прибрали их самозванца президента…
— Ты прав, — похвалил капитан. — Так вот, голубчики, будете говорить правду или помочь вам? Для чего вас подослали сюда?
— Вы можете легко проверить, — быстро начал Карл, — наша машина…
Удар в челюсть прервал его лепет. Капитан умел бить, у Карла закружилась голова, он чуть не упал.
— Вы не имеете права! — вдруг закричал Гюнтер. — Мы иностранные подданные, и вы будете отвечать!
— У нас поручение к полковнику Пфердменгесу, — добавил Карл, держась за щеку — и я требую, чтобы вы…
— Ты здесь ничего не можешь требовать, — ударил его носком ботинка капитан. Подумал и решил: — Ясно, шпионы… Расстрелять!
Карл сказал как можно убедительнее:
— Вы ошибаетесь, капитан, мы не шпионы, и я вам говорю: это легко проверить.
Капитан схватил его за воротник.
— Кто назвал тебе имя полковника? Здесь ни одна душа не знает его.
— У нас письмо к полковнику от самого Момбе.
— Где оно? Нет? Я так и знал… Довольно трепаться! — оттолкнул Карла. — Расстрелять!
Солдаты схватили их, скрутили руки назад, связали. Парень с автоматом подтолкнул Карла к обочине.
— Давай… Нет времени…
Карл хотел крикнуть капитану что-то, но вдруг понял: чтобы он ни говорил, этот человек не отменит своего решения и их судьба решена.
Карла подтолкнули в бок автоматом, и он покорно пошёл к кустам.
Гюнтера тоже подтолкнули, но он вывернулся между двух солдат, подбежал к капитану и упал на колени.
— Даю вам слово чести, — начал в отчаянии, — мы журналисты, и у нас есть поручение к полковнику… — Солдаты подхватили его под руки, потащили. — Умоляю, не убивайте! Пфердменгес не простит вам!
Капитан обернулся, какая-то тень промелькнула по его лицу, словно заколебался, но махнул рукой и пошёл к дереву, под которым стоял американский «джип».
Гюнтер отбивался, что-то кричал, но солдаты тащили его в кусты. Метрах в пятидесяти от дороги, на полянке, их привязали к стволам деревьев. Парень с автоматом отошёл на несколько шагов, спросил у солдат по-немецки:
— Кто хочет?
— Кончай их, сержант, — безразлично отозвался кто-то. Сержант стал поднимать автомат, чёрное дуло сверлило мозг, Карлом овладела апатия, он все видел и слышал, но не мог пошевелиться, все было миражем, нереальностью — и солдаты, и деревья, к которым их привязали, и жёлтая трава под ногами, — реальным был только автоматный ствол; он сейчас вздрогнет, но Карл уже не увидит огня, пули долетят быстрее…
Рядом Гюнтер закричал:
— Не убивайте нас!
Сержант повёл автоматом, сейчас Карл видел только чёрное дуло — оно увеличивалось и напоминало жерло орудия.
И вдруг — нет чёрной бездны, сержант, опустив автомат, поворачивается к ним боком…
Что там, на краю обочины? Почему опять появился капитан и рядом с ним Леребур?
Уже убедившись, что пришло спасение, Карл никак не мог избавиться от чувства, что у него на груди обожжена кожа…
— Я должен принести вам свои извинения, — сказал капитан, пока их развязывали, но Карл плохо понимал его, апатия не отпускала, и под сердцем жгло.
— Дайте ему воды… — заметил состояние Карла Жорж Леребур.
К его губам приложили баклажку, он машинально глотнул, виски обожгло горло, но сразу стало легче — закашлялся, слезы выступили на глазах, но боль под сердцем утихла, вернулась способность слышать и видеть.
Гюнтер стоял рядом, опершись о дерево. Ему тоже дали глотнуть виски, он отпил чуть ли не половину баклажки. Поднял кулаки, что-то хотел сказать, но, так и не произнеся ни одного слова, сел на траву.
— Вас заподозрили в шпионаже в пользу бунтовщиков, — объяснил Леребур.
Гюнтер зло плюнул.
— Я же объяснял ему, что у нас письмо!
— Ну… ну… — примирительно проворчал Жорж. — К счастью, меня догнал грузовик, и я разжился парой галлонов бензина.
— А если бы не было грузовика? — не сдавался Гюнтер.
— Пили бы вы сейчас шнапс на том свете! — засмеялся сержант. — Но здесь по-другому нельзя.
— Если бы вы знали местные условия… — подтвердил капитан. — Хотите ещё? — протянул Карлу свою баклажку.
Тот отрицательно покачал головой. Его тошнило.
— Поехали… — предложил Карл. Эта поляна, где они чуть не остались навечно, вызывала беспокойство и даже раздражение.
— Да, поехали, — согласился Леребур. — Тем более, что осталось нам… Полковник здесь, в городе.
— Вот и хорошо! — обрадовался Гюнтер. — Конец нашим блужданиям.
Он хлопнул Карла по плечу, но тот не разделял его энтузиазма. Как-то было все равно: полковник так полковник, есть — пусть будет, нет, то и не надо…
В голове шумело, лицо капитана расплывалось. Знал: эта чёрная точка, что разрасталась в жерло, теперь будет сниться ему и сны эти будут кошмарны…
— Моя профессия убивать, и я не стыжусь её! — так начал пресс-конференцию полковник Людвиг Пфердменгес.
Они сидели на веранде большого одноэтажного дома, где расположился штаб батальона «Леопард». Только что полковнику доложили, что карательная экспедиция против бунтовщиков-партизан, засевших на западном берегу большого озера, завершилась успешно, и он пребывал в том благодушном настроении, когда все кажется лучше, чем на самом деле, и поэтому тебя тянет на откровенность, язык развязывается, и начинаешь рассказывать то, что при других обстоятельствах сам вспоминаешь неохотно.
— Да, господа, я не стыжусь. Ибо какая же другая обязанность может быть у солдата, тем более здесь, где дикость и первобытные обычаи? Не убьёшь ты — убьют тебя, поэтому мы и стараемся убивать как можно больше. Левая пресса — иногда я читаю эти красные листки, господа, — кричит о нашей жестокости, о том, что партизаны ведут справедливую борьбу за права туземцев. Время, господа, покончить с пустой болтовнёй. Все это выдумки коммунистов, я убеждён в этом. С нашей точки зрения, с точки зрения солдат моего батальона «Леопард», война, которую мы ведём против черномазых партизан, справедлива, мы защищаем свои интересы и интересы состоятельных, а значит, самых культурных и самых прогрессивных сил страны. А кто не разделяет эти взгляды, пусть катится ко всем чертям! И мы с удовольствием поможем ему быстрее добраться туда!
Полковник расстегнул пуговицу на рубашке и выпил полстакана газированной воды. Далее продолжал сдержаннее:
— В своё время меня причислили к эсэсовским преступникам, и я должен был эмигрировать в эти паршивые джунгли. За что, спрашиваю вас? Меня — к преступникам? Я командовал полком, потом дивизией СС, мы воевали как могли, ну, уничтожали партизан в России, но и они уничтожали нас. Война шла без правил! Опыт русской кампании научил меня, сейчас мы используем его: лучше убить десяток партизан, чем оставить одного раненого. Потому что и раненые кусаются.
