Картер Браун - ПСС. т. 8. Девушка из космоса

— Это очень плохо, любимый, — заметила она с сожалением. — Не знаю, успею ли я съесть что-нибудь. Лучшие руки для моющих средств в десять тридцать должны встретиться с рекламными агентами. Не думаю, что им понравится, если я буду плюхаться по локти в пену в этом платье!

— У каждого свои проблемы, — печально резюмировал я. — Когда мы увидимся снова?

— Мне кажется, будет разумным списать эту ночь на безрассудный минутный каприз, — легко сказала она. — Ты чистый убыток в моей карьере, Холман!

— А мне показалось, твой характер преобразился за эту ночь, — сказал я обиженно.

— Какой ты, к черту, преобразователь, малыш! — Она подмигнула, ошеломив меня неясным намеком. — Можешь позвонить, когда твое раздражение развеется…

— Это, конечно, великолепная идея, за исключением одного обстоятельства, — сердито возразил я. — Не знаю твоего номера.

— Запишу его и оставлю возле телефона, — безмятежно пообещала она. — А тебе лучше идти. До свидания, любимый, и не становись снова самодовольным.

— Повтори еще раз, прежде чем уйду, — потребовал я сурово.

— Дон Галант — ничтожество! — послушно произнесла она.

У выхода мне неудержимо захотелось обернуться и бросить на нее прощальный взгляд. Дженни направлялась на кухню, пощелкивая пальцами в такт какому-то языческому варианту ча-ча-ча. С легкой завистью я отметил, что моя шелковая рубашка никогда еще не смотрелась так хорошо, и решительно двинулся навстречу жестокому миру реальности, ожидавшему меня за дверью.

Если кабинет Леноры Палмер производил неизгладимое впечатление, то кабинет Оскара Нельсона просто ошеломлял. Только спустя какое-то время мне удалось сфокусировать зрение и понять, что отдаленные, слабо очерченные силуэты на громадном — от стены до стены — ковре площадью не менее акра суть не что иное, как кресло, в котором восседает сам Нельсон, а перед ним — соответствующих масштабов стол.

Телохранитель, который выглядел почти как личный секретарь, скрылся в приемной, оставив нас одних. Я предчувствовал, что нам предстоит поединок, и, кажется, был к нему готов.

Кресло для посетителей вдруг поднялось из ковра в шести футах от стола Нельсона и приняло меня в свои мягкие объятия.

Несколько секунд Нельсон сидел со своим обычным святошеским выражением лица, потом взглянул на наручные часы.

— Почему так долго?

— Ветер дул навстречу, — холодно, но вежливо пояснил я.

— Нечего острить! — произнес он ледяным тоном. — У меня нет времени для ваших шуток. Вы понимаете, Холман, что прошло уже почти двое суток, как я вас нанял? Но вы еще не сообщили ничего существенного!

— Вы мне больше нравились, когда обращались по имени, — заметил я. — Не очень, но больше.

Его пальцы отбарабанили слабую дробь по крышке стола, потом, расслабившись, он еще глубже погрузился в кресло.

— Хорошо, — сказал он мягко, — я немного на взводе с утра! Срывается шестимиллионное обязательство. Если что-нибудь случится с Каролой Руссо, вся сделка полетит в трубу, Рик. Согласитесь, есть основание для несдержанности.

— Думаю, да, — великодушно согласился я, кивнув. — Чего вы хотите? Доклада о моих успехах?

— А есть ли успехи? — вздохнул Нельсон.

— Помните, вы говорили, что не доверяете совпадениям? Вам было только известно, что в Риме кто-то предупредил Амальди насчет Каролы и Таланта?

— Да, его известили об этом анонимной телеграммой, — подтвердил Оскар. — Показывал ее мне вчера.

— Моника Хейс была предупреждена более искусным способом, — сообщил я. — Ее лучшей подруге Дженни Трент позвонил Сэм Брюнхофф и все выложил. Посоветовал, чтобы подруга предложила Монике съездить в горы и лично во всем убедиться.

— Как, черт возьми, вы сказали? Сэм Брюнхофф? — Кроткие синие глаза на мгновение блеснули. — Но как он узнал об этом?

— Хороший вопрос, но не самый существенный, — заметил я. — Мне удалось побеседовать с Сэмом и Лу Мартелем позавчера вечером. Они, естественно, отрицали какую-либо причастность к выстрелам. Негодовали, что вы предали их, подписав собственный, не от имени компании, контракт с людьми, от которых зависел успех кинопроизводства. Особенно злило, что вы взяли у них пятьдесят тысяч для агента Таланта, а вернули их акциями «Ария продакшн».

На мгновение лицо Нельсона осветила блаженная улыбка.

— Должен признать, что и сам был втайне доволен этим! Очень доволен! Что еще?

— По их словам, вы представляете собой то, что говорите о них!

— Но вы еще не слышали моего рассказа обо всем этом, Рик, — уточнил Нельсон весело.

— Да, не слышал, Но Ленора Палмер изложила мне вчера вечером вашу точку зрения, кстати, завершив свой монолог сверкающим взглядом и вздымающейся грудью. Я не понимал раньше, что вы — это Альберт Швейцер[7] в киноиндустрии, но она мне разъяснила.

— Такая подкупающая преданность подчиненных поистине ставит меня в неловкое положение, Рик. — Было любопытно наблюдать, как Нельсон старался подобрать подходящее для такой сентенции выражение лица. — Скажите, я это спрашиваю не ради пустого любопытства, где находилась Ленора, когда так горячо выступала в мою защиту? В своем кабинете? Или в вашей постели?

— Вам чертовски хорошо известно, что она, фигурально выражаясь, живет в вашей постели, — ухмыльнулся я. — Вчера утром у меня был долгий и неприятный разговор с Каролой в вашем доме. Она убеждена, что последний человек в мире, который может пожелать ее смерти, — папа Джино.

— Это доказывает только одно — ее волнующую связь с Джино Амальди, — презрительно фыркнул Нельсон.

— Правильно!

— Что еще?

— Ничего!

— Ничего?! — Его лицо напряглось. — Вы, должно быть, шутите, Рик? Я нанимаю лучшего специалиста в этой области, полностью на его условиях, и спустя сорок восемь часов это все, что вы можете мне сообщить?

— Если помните, я сразу же сказал вам, что это не просто и может занять много времени. Ошибся немного — это займет вечность! Вы были правы, мне пришлось в этом убедиться, те выстрелы предназначались Кароле Руссо. Что касается Таланта, то ему просто не повезло: он угодил под первый из них. Теперь нет возможности узнать, кто стрелял. Был небольшой шанс вначале, если бы полиция прибыла туда сразу же после происшествия, но вы не хотели ее допустить. Все, что вам теперь остается, — это сделать выбор из двух возможных вариантов и на том успокоиться. Первый: все это организовал Амальди в приступе ревности. И может повторить попытку, если не успокоился, а такое вполне возможно. Второй выглядит так. Ваш бывший компаньон и его приятель провели эту акцию в отместку за ваше предательство. Если за этим покушением стоят Брюнхофф и Мартель, вы никогда не докажете этого и у вас не будет возможности предотвратить убийство девушки.

— Это все? — рявкнул Нельсон.

— Единственный совет, который я могу предложить, покажется вам отвратительным, знаю точно! Можно лишь одним способом сохранить жизнь девушки: с одной стороны, постоянно следить за Амальди, с другой — заключить что-то вроде сделки с Брюнхоффом и Мартелем. Альтернативы нет.

Довольно долго Нельсон сидел молча, потом его пальцы медленно забарабанили по крышке стола. Эта дробь прозвучала, как похоронный марш.

— Вы больше ничего не можете сделать? — спросил он.

— Где теперь Амальди?

— В моем доме.

— Мог бы съездить туда и поболтать с ним в последний раз, — предложил я без всякого энтузиазма. — Сомневаюсь, что это даст какие-нибудь существенные результаты, но попытаться стоит.

— Согласен, надо попытаться, — решительно произнес Нельсон. — А если не получится, — чего вы, очевидно, ожидаете, — что тогда?

— Тогда все!

— И я останусь с вашим мудрым советом? — Нельсон рассмеялся. — Наблюдать за Амальди день и ночь на случай, если он сделает еще одну попытку, и ползать на брюхе перед Сэмом Брюнхоффом и Лу Мартелем, умоляя их о сделке? Мне нравится ваш совет, Рик! Вам он тоже нравится?

— Предупреждал вас, что он не совсем приятный!

— Скажите мне еще одну вещь, прежде чем навсегда исчезнете из моей жизни. — Голос Нельсона неожиданно наполнился добрым юмором. — Вы ждете, что я заплачу вам за ваш совет?

— Хотите сказать, что не станете за него платить?

— Рик! — Сама интонация прекрасного нельсоновского баса упрекала меня в том, что в моем мозгу могли возникнуть сомнения на этот счет. — Я всегда оплачиваю свои счета! Безусловно, ваш совет будет оплачен соответственно его стоимости. Для меня она — пять центов! — Нельсон поднял руку, предупреждая мои возможные протесты. — Ладно, Рик! Выписывайте счет на десять центов, возможно, я не стану спорить!

Он безмятежно развалился в кресле и стал за мной наблюдать. Выражение его лица было почти доброжелательным. Я ответил ему беззаботной улыбкой, и это неожиданно стало испытанием выдержки. Мы сидели так, молча любезничая друг с другом, казалось, целую вечность, наконец Нельсон первым прервал молчание.