Марк Фишер - Психиатр
Впервые доводилось терпеть с женщиной «фиаско», если использовать выражение Стендаля. За все семь лет брака, несмотря на некоторый спад чисто плотской страсти, он никогда не знал подобного унижения!
Его охватило жуткая тревога, и он остановился.
Джулия, с разгоряченным от желания лицом, сначала не поняла, в чем дело. Она склонилась и обнаружила то, чего интуитивно опасалась: она не произвела на Томаса желаемого воздействия.
У нее началась паника, несмотря на то что она понимала, что это абсурдно, что первый раз редко бывает лучшим и что дебют часто чреват провалом. Уязвленная до глубины души, она решила, что с ее стороны было глупо предпринимать первые шаги. Нужно было, чтобы он сам пришел к ней — так, по крайней мере, не было бы нужды в доказательстве того, что она нравится ему. Тогда как теперь полное отсутствие у него мужской энергии свидетельствовало о том, что она далека от того, чтобы покорить этого мужчину.
Она его оттолкнула, села и странно стыдливым движением прикрыла грудь.
— Я в самом деле тебе не нравлюсь? Это потому что у меня совсем нет груди, — заметила она.
— Нет же, какая глупость! Ты прекрасна, дело не в тебе!
— Ты думаешь о ней.
Он медлил, потом признался:
— Да, у меня чувство, что я ее обманываю.
Тогда она сказала с бессознательной жестокостью:
— Тебе следовало хранить ей верность при жизни!
Он не возражал, но эти слова ему показались настолько болезненно верными, что к глазам подступили слезы.
Они оба замолчали. Конечно, Джулия все понимала. Но в то же время ей было больно. Она чувствовала себя униженной, ей было не по себе в этом шикарном доме. Место было занято и еще долго будет недоступным.
У нее не было желания шаг за шагом завоевывать эту крепость, взять которую властно, возможно, только время. Ей не хотелось бороться с невидимым противником, воспоминания о котором сглаживали его недостатки и превозносили достоинства, как, впрочем, и бывает в таких случаях.
Она собрала одежду и начала в спешке одеваться.
— Думаю, мне лучше уйти.
— Нет, — возразил Томас. — Останься, ты не можешь уйти вот так!
— Я предпочитаю уйти, — сухо ответила она.
Все в ней твердило, что ей следует как можно быстрее оказаться где-нибудь подальше отсюда.
Словно для его успокоения, она добавила:
— В любом случае встретимся завтра в клинике.
Он тоже начал одеваться, тут же ощутив неловкость от своей неприкрытой наготы в ее присутствии, в то время как их первое свидание было так позорно провалено.
— Я провожу тебя до машины.
— Нет, нет, не стоит.
Уже одевшись, она не обнаружила своих туфель, но потом вспомнила, что сняла их в прихожей. Томас, который успел нацепить только плавки и рубашку, проводил ее до двери. Она хотела было пожать ему руку, как незнакомцу, но подумала, что это глупо, однако обнимать его она не захотела, поэтому просто сказала:
— Доброго вечера. Береги себя.
Глава 12
Закрыв за Джулией дверь, Томас почувствовал нечто вроде паники, помутнения рассудка. Он тут же пожалел о том, что отпустил ее. Ему следовало настоять и удержать Джулию во что бы то ни стало! Это прекрасная женщина, веселая, умная, и, кроме того, она тоже занимается медициной. Все это помогло ему решиться провести с ней ночь, почувствовать ее обнаженное тело рядом со своим, пусть даже не занимаясь любовью.
Пустота дома показалась ему еще более нестерпимой, чем обычно. Но чувство тревоги, охватившее его, затмило все. В физическом плане он потерпел провал! И это случилось с ним впервые. Неужели его постигло мужское бессилие? В конце концов, он не первый сорокапятилетний мужчина, столкнувшийся с подобной проблемой. У него были пациенты с подобными расстройствами, некоторые из них так и не смогли излечиться до конца и годами мирились с этим унизительным недостатком.
Часто мужчины поначалу сталкиваются с единичным провалом, одним-единственным, но их вера в себя угасает, и они уже не в силах противостоять. Возможно, это было связано с их склонностью к алкоголизму или с неумением преодолеть унижение? И все же такая перспектива сводила Томаса с ума.
Он в третий раз налил себе водки и тут же опустошил бокал. Необходимо успокоиться! Его опасения просто абсурдны! У него не было эрекции, это правда, но ведь это еще не конец света.
Но что, если все повторится в следующий раз, сможет ли он пережить такое? Господи, а вдруг он постоянно будет думать об этом? Вдруг страх возможного провала станет его навязчивой идеей? В таком случае он попадет в некое подобие порочного круга (в этом выражении сквозила какая-то издевка, учитывая данные обстоятельства). Он принял двойную или тройную дозу спиртного, включая выпитое в «Гаване». Томас окончательно опьянел.
В эту минуту ему в голову пришла нелепая мысль. А как насчет того препарата, мнемониума, достоинства которого расхваливали сегодня днем в клинике? Почему бы не попробовать? В конечном счете он лежит у него в портфеле с инструкцией по применению, выданной фармацевтической компанией.
Он пошел за портфелем, достал оттуда упаковку мнемониума. Таблетки, наполовину голубые, наполовину желтые, ничем не отличались от любых других.
Возможно, это и есть идеальный момент для испытания лекарства, которое как раз предписано для скорого, насколько возможно, приема после травматического инцидента? Если препарат действует, он избавится от воспоминания о своем, жалком провале. И конечно же, он вряд ли вспомнит о том, что спал с Джулией. Наверное, это спровоцирует неловкую ситуацию, хотя, с другой стороны, он может прямо сейчас написать записку о том, что произошло. Но нет, это неправильно, ведь он хочет обо всем забыть.
Если Джулия заведет разговор на эту тему, а она, вполне вероятно, так и сделает, он просто скажет, что тестировал новый медикамент и что ни о чем не помнит. Ей ничего не останется, как понять, что это позволяет избежать болезненного для него воспоминания о пережитом фиаско, — возможно, она будет не против повторить попытку…
Таким образом, хорошенько поразмыслив, он пришел к выводу, что подобный эксперимент может быть вдвойне выгоден: он решит не только личную, крайне деликатную проблему, но и сам проверит действие многообещающего препарата.
Так чего же он ждет?
Томас понимал, что сочетание алкоголя и лекарств никогда ни к чему хорошему не приводит. Он прочел инструкцию по дозировке. Одна таблетка. Покончив с последними сомнениями, он решил принять одну. Затем, для того чтобы иметь полную уверенность в достижении желаемого результата, он проглотил вторую. Закрывая упаковку, он задался вопросом, не было ли это ошибкой. Но было уже поздно.
Ему захотелось вдохнуть свежего воздуха. Был дивный июльский вечер, на небе светились звезды. Который сейчас час? Половина десятого. Интересно, через какое время подействует мнемониум. Через десять, а может, тридцать минут? Или больше? Как это проявится?
Любопытно все выяснить. Все, что касалось человеческого разума, завораживало Томаса; в свое время именно это, вкупе с желанием облегчить душевные страдания людей современного мира, определило его решение стать психиатром. Он никогда не жалел о сделанном выборе, разве что в последние месяцы, когда, затягиваемый атмосферой уныния и терзаемый пациентами с их бесконечными претензиями, он начал во всем сомневаться.
Одевшись, он вышел из дома в обширный сад, уход за которым после смерти жены доверил садовнику. Он сел на скамейку рядом с белыми розами, закрыл на мгновение глаза и вдохнул тонкий и насыщенный аромат цветов.
Сколько времени прошло? Некое подобие умиротворения постепенно проникало в его сознание. Возможно, это из-за морского бриза — море находилось в километре от дома, — или это уже сказывается действие препарата? Он не смог бы ответить, да и не хотел. Он все еще думал о Джулии, вспоминал ее поцелуи и рождение их страсти. И уже не вспоминал о случившейся неприятности. Он отчетливо видел себя обнаженным, лежащим с ней, удрученным своим невыносимым бессилием, но не ассоциировал себя с тем, что произошло. Из участника он превратился в стороннего наблюдателя. Ясность ума начинала тускнеть: он даже представить себе не мог, что его пассивность связана с действием препарата, который он принял.
На его губах появилась улыбка.
Он различил неясный женский голос. Сначала он подумал, что вернулась Джулия. Он обрадовался, сам не зная почему, но не стал открывать глаза. Голос, который звучал уже ближе, произнес:
— Ты больше не срываешь для меня розы…
Этот голос он узнал бы из тысяч: голос его жены, он был уверен в этом. Он открыл глаза и увидел Луизу — так как это была она, в глубине сада, облаченная в широкое белое одеяние, как ангел. Она повторила:
— Ты больше не срываешь для меня розы…
