Владимир Колычев - Ночная бабочка. Кто же виноват?
Мы шли в середине колонны. Никакого боевого прикрытия – ни спереди, ни с флангов. Время от времени над нами пролетали вертолеты... Эпическая картина. Измазанные грязью и кровью бронемашины, съежившиеся от страха солдаты на броне, а сверху с грохотом проносятся бронированные винтокрылые чудовища. Был бы я сейчас на учениях, я бы решил, что под прикрытием с воздуха нам бояться уж точно нечего. Появись вдруг враг, и летчики тут же накроют его точным ракетно-бомбовым ударом... Но я-то знал, что враг откроет стрельбу в тот момент, когда вертолетов не будет в небе...
Так оно и случилось. Мы прошли военный городок, и началось. В нас стреляли из прилегающих к улице домов – из автоматов, гранатометов, снайперских винтовок. Колонна огрызалась беспорядочным огнем и, теряя машину за машиной, упорно продвигалась вперед... Остановиться бы, провести зачистку близлежащих кварталов. Людей много, и они бы смогли выполнить поставленную задачу. Но в том-то и дело, что не было задачи остановиться, очистить плацдарм вокруг себя и закрепиться. Нас упорно гнали на убой, а мы упорно двигались навстречу своей смерти...
Первое время потерь было мало, потому что нападения чеченских боевиков носили единичный и точечный характер. Стрельнут, убьют-подожгут и наутек – в другую точку. И некому было их остановить, потому что по параллельным улицам не шли специально обученные подразделения внутренних войск, не отстреливали подозрительных типов. Грозный напоминал мне удава с раскрытой пастью. Он даже не пытался атаковать. Он просто ждал, когда жертва сама заберется к нему в глотку, ну и покусывал ее своим острыми и длинными во всю пасть зубами... Я знал, что у удава не может быть таких зубов. Но аналогия все же напрашивалась...
Колонна медленно продвигалась к центру города. У моста нас ждали отнюдь не благодарные жители города. Вместо хлеба-соли – патроны с порохом. Нас обстреляли из крупнокалиберных пулеметов. Очень четко работали снайперы. Юрка Бычков даже вскрикнуть не успел, когда пуля ткнулась ему в лоб аккурат под срез каски. Падая, он успел только взмахнуть руками... Я знал, что это снайпер. Но не знал, откуда он стрелял. Вернее, знал, что стреляют они отовсюду. Пулеметы, гранатометы, минометы, снайперы... Надо было останавливаться, захватывать близлежащие дома, проводить зачистку. Но нас упорно гнали вперед, на убой. Рев, гул, вой, хлопки выстрелов, грохот взрывов... Я знал, что на войне так бывает, знал, что там убивают. Но ради чего умирать, вот в чем вопрос? И этот вопрос мучил не только меня. Он подрывал и без того нулевой боевой дух «пушечного мяса». Вряд ли кто сейчас думал об общей боевой задаче. Сейчас у каждого была своя программа-максимум – выжить. Максимально трудная программа. Но мы должны были ее выполнить...
На мост выехал первый танк. Картина жуткая. Перекрестный обстрел с нескольких сторон сразу. Но удивительно, танк прошел. За ним еще танк, после боевая машина пехоты с мотострелками на броне. Солдаты тоже стреляют, но непонятно куда. Как будто для того стреляют, чтобы отпугнуть смерть. Но ничего не выходит. Убитые, раненые... А колонна продолжает ползти вперед. Подходит и наша очередь. Но, как ни странно, нам везет. Как будто Юрка Бычков своей смертью заговорил нас от пуль на мосту... Глупая мысль, сумбурная. Такая же глупая, как все происходящее... Когда все это закончится, думал я. И стрелял, стрелял...
Мост все-таки прошли. Потери существенные – как в живой силе, так и в технике. Но, как оказалось, это была всего лишь разминка. Или лучше сказать, мост оказался вратами, за которыми начинался ад.
Я знал, что при выводе наших войск чеченцам осталось много боевой техники. Но до начала боевых действий думал об этом как-то отстраненно – ну, осталось и осталось. Сейчас же я был готов перестрелять всех козлов с большими погонами, которые допустили этот беспредел. Из-за них нас убивали нашим же оружием. Один чеченский, некогда советский танк, по башню вкопанный в землю, уничтожил весь авангард колонны. Горящие танки, бэтээры. Колонна стоит. Отстреливается. Бьют танковые орудия, башенные пушки и пулеметы боевых машин. Солдаты залегают, отчаянно стреляют в сторону «чехов». Свои же пули летят над головами. Все тот же бардак и хаос...
Мы тоже стреляем. Нам тоже страшно, но мы – разведчики. Наша задача не только выживать, но и получать информацию о противнике. Самим получать, самим же ее и использовать. Такое ощущение, что общее руководство операцией приказало долго жить. Ни связи, ни взаимодействия...
– Корней, там огневая точка! – показывая рукой на высотный дом, кричит Пашка.
Каска сдвинута на один бок, рот искривлен на другой, лицо чумазое, подбородок в грязи, сам весь как будто из дерьма вылез... Все мы сейчас такие. И хорошо, если бы вылезли из этого дерьма. Нет, мы по уши в нем...
– Игольник!.. Молочан!.. Безуглов!..
От грохота выстрелов я сам себя еле слышал. И меня должны были слышать и мои подчиненные... Да, откликаются, ждут приказа. Жуть как страшно, даже удивительно, что штаны до сих пор сухие. Но даже если бы они были мокрыми, все равно надо подниматься и уничтожать обнаруженную цель. Вперед... У самого поджилки трясутся, а отрываюсь от земли, запрыгиваю на броню. БМП-2 ревет, как тягловый вол в страхе перед волками. Но все же выдвигается к указанному месту. Спешиваемся, вперед перебежками. Все по науке – все, как учили...
До цели оставалось метров семь-восемь, когда сзади я услышал возмущенное урчание мощного дизеля. Обернулся и увидел наш танк. Пушечный ствол смотрит прямо в нашу сторону. Бу-ух!.. Снаряд попал в стену, на которую мы шли. Взрыв, разлетающиеся кирпичи, дым вперемешку с пылью. В голову мне угодил кусок кирпича, и если бы не каска, я бы валялся сейчас с проломленным черепом. Но и без того удар был достаточно ощутимым. Пока я приходил в себя, танк благополучно скрылся из вида... Да, слышал я, что на войне свои стреляют по своим, но не знал, что это явление настолько распространено. Но этот танк хоть огневую точку противника уничтожил, хоть толк от него какой-то был... Хотя вряд ли мне было бы легче на том свете от мысли, что погиб я от своих не зря... Но ведь я не погиб. И с помощью своего друга Пашки кое-как забрался на броню. А вокруг стреляют, а вокруг все гудит и грохочет. Но мне уже не страшно. «Будь что будет», – шелестит в контуженном сознании.
Истерзанная, измочаленная колонна продолжает путь. Вышли на городскую площадь перед кинотеатром. На всем открытом пространстве – врытые в землю бетонные плиты. Сюда и вползла наша израненная чеченским огнем змея-колонна. В мешок, по сути, вползла. Ведь со всех сторон здания, где уже засели и куда сейчас устремляются боевики. Но у нас есть танки, у нас есть орудия. И если грамотно это использовать, то этот плацдарм можно обратить в неприступную крепость. Но о каком грамотном руководстве может идти речь, когда и руководить-то некому. Высшее начальство сейчас в штабах, уже откупоривает шампанское в ожидании победного рапорта. «Грозный взят! С Новым годом, господа!»... Господа – это генералы, а мы – погибающие здесь солдаты и офицеры – товарищи, то есть «пушечное мясо». А как по-другому я мог думать, когда у меня перед глазами горели боевые машины пехоты. Я видел БТР с оторванной башней и целое нагромождение мертвых тел вокруг. Грохот взрывов и выстрелов, дым, вонь. И свист, с которым смерть своей косой скашивала кровавый урожай...
Наша рота заняла целый квадрат, опоясанный бетонными плитами. И сами плиты, и ложбины между ними – своего рода естественные укрытия. Но этого мало. Ротный приказал глубже врываться в землю. Все правильно, закон войны – упал, окопался. Не успел окопаться – самого потом закопают, на два метра... «Двухсотых» в нашей роте хватало. Шесть трупов с нами, еще три остались где-то на пути следования колонны. Хоть и говорят, что десантники своих не бросают, но ситуация иногда заставляет. И «трехсотые» с нами, то есть раненые. Тяжелораненых меньше, чем убитых, хотя, по идее, должно быть наоборот. Но снайперы на этой войне создают свое соотношение между убитыми и ранеными. Снайперы везде. К счастью, и у нас были свои мастера. Урусов и еще один взводный взяли это дело под свой контроль и личное исполнение. Они уже в работе. Их сейчас не найти – они то здесь то там. Я тоже мог бы подключиться, тем более что из СВД я стреляю отлично. Но Урусов – лучший стрелок, и пока он в деле, на мне весь взвод. А нужно и позиции обустроить, и с ранеными разбираться. Медицинской помощи ждать неоткуда. Все санитарные машины с экипажами уже уничтожены. О вертолетах и говорить нечего. Так что вся надежда на индивидуальные пакеты – промедол и бинты в карманах куртки. Ну, еще кровоостанавливающие жгуты на прикладах автоматов. Вот от этого и пляши...
Мы окапывались, а чеченский огонь становился все плотнее: боевики прибывали и прибывали...
Я лежал в укрытии и с помощью прибора ночного видения выявлял огневые точки врага. Выявлял и сам же давал команду на уничтожение. Работали, надо сказать, неплохо. Только что вернулись с боевой вылазки. Обнаружили чеченский дот, а Пашка Игольник с одного выстрела точно в амбразуру...
