Александр Чернобровкин - Чижик – пыжик
Подъезд — отличное место для нападения. Во-первых, почти никогда не бывает свидетелей, не то, что на улице; во-вторых, человек в нем расслабляется: почти дома! Этого почти мне и хватает. Я встречаю бобра на площадке первого этажа. Он видит перед собой пижона, который вальяжно сваливает от хорины после сытой еды и славной ебли и вертит ключи от машины на указательном пальце правой — опасной для него — руки. Мое лицо он не видит, только ключи, которые крутятся и звякают. Когда мы поравнялись, я чуть поворачиваюсь к нему, как бы давая пройти, и бью левой. Его голова с тупым звуком врезается в стену. Доигрался хуй на скрипке, очень музыку любил! Но хоть и вырубился, а кейс не отпустил, пришлось по руке каблуком долбануть.
Я вышел с кейсом из подъезда, неторопливо пересек двор, потом еще один и оказался у стоматологической поликлиники, где в компании других машин стояла моя «девятка». Я кинул кейс на пол у заднего сидения (тормознут менты, скажу, что забыл клиент, которого подвозил) и поехал домой.
Ира сидела перед зеркалом, билась над красным прыщиком, вылупившемся на лбу. Я сразу вспомнил пожелание: чтоб у тебя хуй на лбу вырос! Старается сделать так, чтобы я его не заметил. Если бы не усердствовала, я бы и не обратил внимание. Хотя все равно буду виноват. Я ведь покинул ее, поперся неведомо куда, посоветовав не совать нос не в свои дела. Я уже жалею, что дал ей второй ключ от квартиры. Она забыла, где находится ее собственная.
Я положил кейс на стол, открыл разогнутой скрепкой. Пачки денег, перехваченные черными аптечными резинками, заполняли его на две трети. Давно у меня не было такой богатой добычи. Я отобрал пачки с мелкими купюрами примерно на четверть награбленного для наводчика, две с крупными сунул себе в карман, одну — Ире в сумку на булавки, а остальное пересыпал в полиэтиленовый пакет и кинул в бар в стенке.
— Поехали ужинать, — позвал я Иру.
Она, наверное, впервые увидела так много денег и позабыла о прыщике. За несколько секунд на ее лице поменялось с десяток чувств, начиная от радости и заканчивая страхом. Не боись, детка, тебя не посадят. Да и я по тюрьме не соскучился.
Кейс я выкинул по дороге в кабак. Будет забавно, если его найдет какой-нибудь ханыга и предложит бобру за бутылку. Хотел бы я посмотреть, у кого из них морда будет кислее, когда хозяин опознает свою вещь.
Если б я ебал коня,Был бы молодец.Если б конь ебал меня,Был бы мне пиздец.
После суда мне стало легче. Теперь я знал, что меня ждет, и мог подготовиться морально. Я принялся вспоминать, чему меня учили Вэка и его кореша. В нашей лагерной стране мало кто умеет себя вести в ресторане или театре, но почти все знают, как вести себя на зоне. С пионерских лагерей натаскивают. Правда, одни для зоны свои, другим надо вступительные экзамены сдавать. Я догадывался, что мне не простят интеллигентную внешность и учебу в университете. И хватило извилин понять, что на босяка я не потяну, как бы ни старался. Студент, мажорный мальчик? Ну и хуй с вами, таким и буду! Зато кулаками я работаю получше многих приблатненных.
Так как мне не было восемнадцати, начало срока пришлось тянуть в колонии для несовершеннолетних. Такой жестокости, кастовости и соблюдения воровских законов я больше нигде не встречал. И все это оформлено по-детски, как игра, но ставка в ней — жизнь и очко. Существует куча западло, которые нельзя нарушать, иначе станешь пидором и выебут тебя обязательно. Самые распространенные западло: сало хуй сосало, рыба в жопу долбится, сыр пиздятиной воняет, колбаса на хуй похожа, сигареты «прима» тоже. Или попробуй надеть что-нибудь красное — цвет коммунистов, даже трусы. Этими трусами и получишь по морде — загонят в обиженку, в пидоры. Или минер какой-нибудь зарядит хавку говном и угостит тебя. Или поболтаешь с чуваком, а он окажется пидором, — и становишься таким же. Кстати, пидоры обязаны сразу объявиться. Если не сделает этого и пострадает блатной, пиздец ему, кадык вскроют и собственный хуй туда воткнут. Смотришь, приходит на малолетку приблатненный пацан, ведет себя правильно, поддержка есть, вдруг случайно прокололся — и все, свои же кореша загонят под шконки, выебут шоблой, разворотят очко в свастику. Ебаться-сраться-ковыряться, куда же бедному податься, и чтобы на хуй не нарваться, и чтобы жопе не порваться?!
Пока мы, вновь прибывший этап, кантовались в карантине, где кормежка был получше, чем в крытой, нас распределили по отрядам. Аборигены разузнали, кто из нас кто, по какой статье проходит. У кого были здесь знакомые и кто шел по воровским статьям, о тех позаботились кореша, в свой отряд протащили. Того, кто шел по позорным статьям (за изнасилование, убийство матери…), предупреждали, чтобы дрочил жопу, хуи готовы. Моя, «баклан», была не позорной и не авторитетной, а самой распространенной. Но здесь тянули срок мои «крестники» — узколобый и конопатый, мне передали от них привет.
О привете узнал и мой будущий отрядный Геращенко — хитроватый хохол с болячкой на верхней губе. Он отслужил срочную во внутренних войсках, остался на сверхсрочную, потом закончил какие-то курсы и перешел в отрядные. Иначе и быть не могло: хохол без лычек, что хуй без яичек.
— Ты парень из приличной семьи, в университете учился, не то, что эта шелупень, — махнул он в сторону окна, из которого видны были малолетки, занимающиеся строевой подготовкой. — Будешь моим помощником. От работ, строевых и всего прочего освобожден, и весь срок отбудешь здесь, на взросляк не отправим. Если все будет хорошо, скостим часть срока. Хочешь досрочно освободиться?
А кто не хочет?! Но если бы я был ослом и кивнул головой, то на всю жизнь превратился бы в козла. Полтора года не имел бы особых проблем, сыто ел и выебывался над пацанами. Суки живут хорошо. Но не долго. Мне удалось вовремя задержать клонящуюся голову, произнести про себя средство от ссучивающих мусоров: ложь, пиздеж и провокация!
— Я подумаю, — ответил я, глядя на его болячку.
Она зашевелилась, как бы материализуя слова Геращенко:
— Давай. Но пока будешь думать, к тебе будут обращаться на «вы»: вы-ебу, вы-хуярю, вы-пизжу, вы-сру. Догоняешь?
«Пизди-пизди, приятно слушать!» — произнес я про себя.
— Сам ко мне придешь. Они заставят, — прокаркал мусор на прощанье.
Ну, что ж, нас ебут, а мы крепчаем.
По пути из карантина в свой барак я был перехвачен шныренком с голубыми глазами такой бестолковости, на какую способен только этот цвет.
— Как тебя зовут?
— Меня не зовут, сам прихожу, — ответил я.
Он улыбнулся и спросил по-другому:
— Ты Студент?
— Может быть.
— Пойдем со мной.
— Куда?
— Сказали привести, — уклончиво ответил он.
Что ж, лучше сразу, чем ждать и угадывать, с какой стороны нападут.
Их было человек десять. Сидели на корточках и курили в умывальной комнате, в которой вдоль одной стены под длинным зеркалом висели пять белых металлических умывальников. Присутствовали и оба моих знакомых. Сидели они слева от паренька моих лет с мордой, сплошь покрытой шрамами. Как я узнал позже, почти все были оставлены бутылкой, разбитой в драке о его башку.
— Вот он, Яра, — доложил ему шныренок и сразу закрыл дверь с обратной стороны.
Яра посмотрел на конопатого и узколобого. Те кивнули, подтверждая, что я именно тот человек, которого они хотели видеть.
— Так ты Студент? — спросил Яра с ленцой, как будто делал мне большое одолжение.
— Когда-то был.
— Какая разница! — возмутился он.
— Большая разница: один ебёт, а другой дразнится, — объяснил я.
— И на кого учился? Не на мусора?
За суку держите, падлюки?! Я в рот ебу такие штуки!
— Возьми у отрядного дело и почитай, — ответил я…
— От тебя хочу услышать, — доебался он, как пьяный до радио.
— А мне по облому отвечать, — сказал я, чтобы завести их побыстрее. Ребята не прошли спортивную школу, не умели бить просто так, раскачка нужна была.
— Я смотрю, ты борзый! — произнес Яра, поднимаясь с корточек.
И вся шобла-ебла встала.
— Не такой сыкун, как ты, толпой на одного не нападаю, — попробовал я расколоть их. — Если ты не баба, давай один на один.
— Был бы ты пацаном, я бы с тобой один на один толковал, — сумел выкрутиться Яра.
— Ладно, я разрешаю тебе этих двух шестерок, — кивнул я на узколобого и конопатого, — в помощники взять. Я с удовольствием еще раз набью им ебальники.
Яра, а следом за ним и остальные, двинулся на меня.
Я кинул в него постельные принадлежности, которые держал в руках, и локтями разрядил обстановку слева и справа от себя. Из пизды торчат копыта — утонули два джигита. Я так легко вырубил их, что слишком понадеялся на себя и отошел от двери, которая прикрывала спину. То, что их было много, меня не пугало. Одновременно нападать могут лишь трое. Придется выдать несколько раз по три порции — всего-то дел. Но ребята оказались крепкие. Техники им не хватало, зато опыта — через край, а он в драке играет не последнюю роль. Еще я не учел, что будут бить не только кулаками, и когда получил сзади по бестолковке шваброй, не сразу понял, что это. На мгновение у меня в глазах выключился свет. Этого хватило, чтобы пропустил с пяток ударов. Я ушел в глухую защиту и принялся уклоняться, работая на интуиции. Когда изображение вернулось на экран, очень расплывчатое, и я врезал в подвернувшееся хайло, раздался грозный крик:
