Рене Бурдье - Четвертая пуля

Она нервно передернула плечами, отчего кимоно слегка распахнулось. Клид почувствовал, что по коже побежали мурашки. Из-под шелка выглянули обнаженные груди. Она проследила за его взглядом — и все вновь заняло привычные места.

— Думаю, — иронично ответила она, — что не обижу вас, если попрошу назвать хоть один из фильмов или театральных постановок вашей… вашей любимой актрисы. Итак, я прошу вас оставить весь этот вздор. Ибо я предвижу, что вы пришли не для того, чтобы вроде дурака-воздыхателя нести всякую околесицу насчет моего таланта.

Клид кивнул головой.

— Нет. По правде говоря, нет. Хоть я и ревностный поклонник вашей красоты и таланта, я действительно пришел не с целью нести околесицу — как вы столь любезно заметили по отношению… к другим.

Он протянул ей свои сигареты — она взяла одну, и наклонился к ней, чтобы дать прикурить. Она пользовалась духами, соответствующими ее облику, — пикантными, волнующими, немного беспокоящими. Она была заметно менее изысканна, чем Жюльетта Дравиль, и гораздо менее воспитанна, чем Вера. Тонкие деликатные пальцы заканчивались кроваво-красными ногтями. Нет, она не будет нежна с мужчинами.

Клодетта выпустила дым через ноздри.

— Теперь не пора ли сказать о цели вашего визита? — спросила она холодно. Ее глаза были подобны глубоким расщелинам. Клид улыбнулся, показав тем самым свое расположение к ней.

— Вы, должно быть, ужасно заняты, — констатировал он с улыбкой. — Прямо к цели и сразу же все точки над «і»! Прекрасный девиз. Я предпочитаю ваш образ действий действиям…

Он хотел сказать «Жюльетты Дравиль», но промолчал из боязни быть неверно понятым: женщины становятся удивительно колючими, когда речь идет об их ближайших подругах.

Клид решил попробовать наугад:

— Впрочем, имя вам ничего не скажет, — небрежно бросил он. — Я подумал об одной из моих последних клиенток, устраивающей такие церемонии, прежде чем открыть рот…

Поискал взглядом пепельницу. На столике была одна. Ему нужно было только протянуть руку, чтобы ее взять, стряхнуть туда пепел, предложить сделать то же Клодетте Жема, затем устроить ее возле своих ног. Женщина смотрела на него так, будто он ее совершенно не интересовал. Тем не менее Клид не сомневался, что за длинными ресницами таится испытующий взгляд.

— Я пришел не любезничать, — начал он серьезно. — Ваша подруга мадам Дравиль наняла меня разобраться со смертью ее мужа. Она говорила, что вы близко знали покойного, и я подумал, что вы согласитесь кое-что рассказать о нем.

Она не ответила. Клид поудобнее устроился в кресле.

— Это не затянется надолго, — уверял он. — Я начну. Были вы удивлены, узнав, что Жан Дравиль убит?

— Возможно, — уклончиво протянула она.

— Что это значит?

— Боже, это гроша ломаного не стоит, но я всегда думала, что он кончит подобным образом.

— Да? — Клид весьма заинтересовался. — Это была так, шальная мысль, или же бедняга делал все, чтобы несчастье произошло?

Она перекинула ногу на ногу, тщательно расправив складки кимоно на коленях.

— Мне кажется, он действительно мог подумать, — медленно произнесла она, — что кто-то желал избавиться от него.

Клид посмотрел на ноги, обтянутые нейлоном. Она была совершенной, дразнящей, наводящей на мысль о постели. Она это знала и не скрывала этого. Он поднял голову.

— Значит, кто-то все же хотел его убить? Кто-то из ваших общих знакомых?

Ее губы слегка дрогнули. Она отвечала быстро, почти сухо.

— Я не из вашей команды, месье Клид, и я буду вам признательна, если вы этого не забудете.

Клида даже передернуло. Ему не нравился тон, которым она повела разговор.

— Я не прошу вас обвинять кого бы то ни было, — грубовато оборвал он, — просто скажите, кто, по-вашему, особенно страдал от насмешек месье Дравиля. Вот и все.

— Это одно и то же, мне кажется, — ответила она, не скрывая своей враждебности.

Клид не спеша раздавил в пепельнице сигарету, на три четверти ее не докурив.

— Я должен понять, что вы затрудняетесь ответить на этот вопрос? — спокойно спросил он. И изобразил мину недовольного наказанием мальчишки.

Лукавство было достаточно заметным, но Клодетта Жема, казалось, приняла игру и развеселилась.

— К чему это? — сказала она с любезнейшей улыбкой, вырисовавшей ямочку на щеке. — Мысль убить Жана могла прийти любому из тех, с кем он имел дело, начиная от друзей по студии и кончая случайным другом или связью. Непостоянный человек, удивительно трудный характер. У его жены, например, было множество оснований.

— Нет, — живо перебил Клид. — Не она, я за это ручаюсь.

— И на чем же основана ваша убежденность?

Клид вспомнил Жюльетту Дравиль, замершую на софе с пулей в сердце.

— Не знаю, — сказал он. — Интуиция. Мне кажется, что она могла это сделать уже давно, если бы хотела. Но по вашим словам, добрая сотня людей желала этого.

Она рассмеялась легким рассыпчатым смехом.

— Это все же многовато, — уточнила Она. — Скажем, десяток, самое большое…

Клид серьезно сказал:

— Вы должны помочь мне составить список.

Она поднялась, не ответив, открыла дверцу бара, достала бутылку «арманьяка», два бокала и поднос. Ее лицо омрачилось, будто вопрос Клида был болезненным. («Я не из вашей команды», — уже протестовала она.) Наливая, она пролила несколько капель на поднос и не могла сдержать легкой досады. Клид пристально наблюдал за ней. Ее, должно быть, приятно держать в объятиях.

— За ваш успех, месье Клид, — сказала она нейтральным голосом, прежде чем села на место.

Клид ответил, умело играя голосом и мобилизовав всю свою неотразимость:

— За вашу красоту, Клодетта, и за нашу дружбу, если вы этого желаете.

Она возмутилась.

— Перестаньте называть меня по имени, месье Клид. Ваша фамильярность — самого дурного вкуса…

Она воспринимала его свысока. Клид рассмеялся.

— Хороший вкус — отлично, дурной — ни то ни се; но самое ужасное — отсутствие вкуса.

Она резко поставила свой бокал.

— Вы любите Стравинского? — спросил Клид, откровенно забавляясь.

Вопрос ее озадачил.

— Какая связь?..

— Эта глубокая мысль — его. Говорю вам, — подчеркнул он, — я — дурно воспитанный тип. Позвольте мне продолжить. Я позволю называть себя Робертом, а вас буду именовать мадемуазель Жема, раз вам это нравится. Это будет чудно, вы увидите.

Она явно спрашивала себя, должна ли она реагировать и как. Клид обезоружил ее. Он смотрел на нее совершенно иными глазами, чем все мужчины. Но она все равно находила его симпатичным, независимо от его манер. Он вывел ее из этого состояния, вернувшись к причине визита.

— Я составил примерный список, — сказал он. — Не желаете взглянуть?

Она равнодушно отмахнулась.

— Во всяком случае, это касается только вас.

— Безусловно, — признал Клид. — В нем всего три имени. Одно из них — убийцы.

Клодетта Жема слегка заинтересовалась, не более. Клид спрашивал себя, зачем он ей все рассказывает. Он вполне мог сказать ей, кто убийца. Он готов был уже решиться на это, но подумал, что она тогда избежит ответа на обвинения против Бертье. Налив себе сам еще бокал «арманьяка», он стал потягивать его маленькими глотками.

Не задумываясь больше о бесцеремонности детектива, Клодетта Жема, улыбаясь, позволила ему допить. Подобный образ действий ей нравился. В мужчинах она любила непринужденность. Это лучший вариант ухаживаний. Но немногие мужчины догадываются об этом…

Клид поставил свой бокал. Теперь, когда он нашел слабое место цитадели, он знал, как им воспользоваться, и достал из кармана бумагу.

— Вот список, — сказал он. — Жюльетта Дравиль записана под номером первым. У нее были, по крайней мере, два основания убить своего мужа. Прежде всего — ревность. Он ей изменял самым гнусным образом. Затем — ненависть. Он сделал ее жизнь невыносимой: многочисленные обиды, ущемление честолюбия и так далее. Должен был настать день, когда чаша терпения переполнится. Но я вас сказал, что думаю об этой версии. Я не считаю ее виновной.

Клодетта Жема кивнула.

— Отдаю должное вашей проницательности! Я действительно знаю Жюльетту с давних пор. У нее были тысячи причин совершить убийство, но никогда она бы на это не отважилась.

Клодетта, казалось, заколебалась.

— Она слишком мягкая женщина, — объяснила она с сожалением, — тряпка. Она умела только плакать.

— Я это понял, — кивнул Клид. — Она действительно не способна на подобное, но могла подтолкнуть на действие вместо себя кого-то другого. Анри Бертье, например. У него также был личный мотив. Ревность. Он был любовником Жюльетты, не решившейся покинуть своего мужа, может быть, из-за личного интереса. Мертвый муж всех устраивал. Можно также предположить, что он достаточно насмотрелся на страдания любовницы. Следовательно, Жюльетте ничего не нужно было вбивать ему в голову. Большая страсть приводит иногда к серьезным последствиям, вы знаете.