Сергей Зверев - Грехи отцов
– С дороги! – Павлов подлетел к Орехову, нагнулся, приподнял ему голову и шарахнулся назад.
– Снайпер! – разобрал Егор. – Валим, быстро! Валим, кому говорю!
Тут стало очень тихо и пусто, как недавно в центре площади, люди пятились, сшибая друг друга, но никто не орал, не визжал, все торопились поскорее убраться прочь. Все, кроме Влада – он стоял на коленях рядом с отцом, наклонился над ним, потом заозирался по сторонам. Охранники шарахались из стороны в сторону, глядели то вверх, на крышу и балконы дома напротив, то кидались к убитому. Влад увидел Егора, крикнул что-то, и тот не выдержал, рванулся туда.
– Стоять, – Павлов был начеку, толкнул Егора в грудь, – куда собрался? Жить надоело? Это ж спец стрелял, с первого же выстрела насмерть! Ты рядом лечь хочешь?
Он не говорил – рычал сквозь зубы, наступал на Егора, оттеснял к подкатившим машинам, в одной Егор заметил мать, но машина быстро умчалась. Отец торопился обратно, летел, обгоняя охрану, и Егор врезал Павлову ногой по голени, да так, что тот охнул и пошатнулся, обошел отцовского зама по дуге и едва не заорал от боли. Павлов успел перехватить его, вывернул Егору руку в болевом приеме и швырнул в объятия отца.
– Щенок, – сквозь туман разобрал Егор, – смотри-ка, научился. Пошел в машину, быстро!
И как того щенка, его поволокли за шкирку, швырнули на заднее сиденье «крузака», рядом сел охранник с расстегнутой поясной кобурой, пистолет со снятым предохранителем он держал в руке. Егор сунулся к окну, врезал локтем сунувшемуся перехватить его «сотруднику» под ребра, и тут машина рванула с места, пролетела краем площади. Егор только и успел увидеть растерянную Катьку, стоявшую на крыльце ДК, и Влада на совершенно пустой площади – он сидел рядом с телом отца и беспомощно оглядывался по сторонам, точно ждал помощи, но рядом никого не было.
Егор плохо помнил те мутные дни, только разъедало душу, как соль рану, постоянное чувство близкой развязки. День ли, ночь на дворе – а все казалось, что темно и душно, что пыль забивает глотку и легкие, что мрак липнет к телу, как паутина. Из квартиры его не выпускали, отец почти не появлялся, в доме было полно чужих людей, они сидели в коридоре и кухне, подходили к окнам, отодвигали шторы и смотрели вниз. Там стояли машины, перегораживая дорожку к подъезду, соседи обходили их боком и после переговоров с «сотрудниками» бегом бежали в свои квартиры. Говорили все вполголоса, ходили тихо, и Егор никак не мог отделаться от мысли, что в доме покойник.
А с последнего звонка прошло уже четыре дня, Орехова-старшего похоронили, как шепталась охрана, в закрытом гробу, чтобы не пугать вдову. О Владе не говорили ничего, а спрашивать Егор не решался, поэтому просто ждал, когда все закончится. И накануне первого летнего дня похудевший, осунувшийся отец сказал Егору:
– Завтра Павлов отвезет тебя в школу. Напишешь сочинение – и сразу домой. Ни с кем не болтай, сядь один, если получится. Или черт с ним, с сочинением?
И сам понимал, что не прокатит – выпускные экзамены отложить не получится, если только на второй год остаться, как Дима Капустин. Мысль обоим пришла синхронно, отец вздохнул и скомандовал:
– Готовься и делай все, как я сказал. Подъедешь позже, опоздаешь на пару минут – это нестрашно.
Егор вошел в кабинет после того, как вскрыли конверты с темами, и тот самый литератор, что галантно кружил Катьку в вальсе, красивым учительским почерком выводил их на доске. Но все, кто был в классе, глазели на Егора – как он закрывает за собой дверь, как идет по классу к последней пустой парте, оборачивались, перешептывались. Странно, но Егор не волновался, ни злости, ни неловкости какой не испытывал. Поймал сочувствующий Катькин взгляд, сел на место, достал ручку, придвинул листки, уставился на них. И еще раз исподлобья оглядел класс – Влада не было. «Не видать ему медали», – мелькнуло в голове, и тут Егор испытал что-то близкое к досаде. Столько лет учился на «отлично» – и вот так, в последний момент отказаться от награды…
Классную мучили те же мысли, она явно нервничала – то теребила рюши на декольте, то поправляла пышную прическу, то принималась ходить по классу. Лагутин неодобрительно поглядывал на Веру, успевая одним глазом следить за учениками. Те наконец перестали оглядываться и сосредоточились на сочинении. Отводилось на него целых пять часов, Павлов сказал, что ждать будет сколько потребуется, но Егору лучше поторопиться.
– Мало ли что, – туманно намекнул он на возможные неприятности и остался в коридоре вместе с «сотрудником», плотным краснолицым парнем. Вот Егор и торопился, бессмысленно глядел на доску, выбирая тему: «Произведение М. Ю. Лермонтова, которое вам хотелось бы обсудить с самим автором», «Человек и «братья наши меньшие» в литературе», «Чему могут научиться друг у друга отцы и дети?». Все не то, да и в голову ничего путного не шло, все мысли были о другом. «Выбирай что проще и накатай по-быстрому», – вспомнилось напутствие Павлова, и Егор решил сосредоточиться на братьях меньших, благо вспомнилось что-то прочитанное ранее и об утопленной собачонке, и о загнанной лошади… Принялся писать, быстро, как мог, сразу на чистовик, не особо вникая в смысл выводимых строк, и тут распахнулась дверь, от сквозняка со стуком захлопнулось окно. Егор аж вздрогнул и чуть не выронил ручку, глянул на дверь и замер – в кабинет вошел Влад.
В том же самом костюме, что был на последнем звонке, бледный, с заострившимся лицом, он запнулся на пороге, поправил очки, потом пригнул голову и быстро прошел к единственной пустой парте, третьей в крайнем ряду, сел спиной к Егору, глянул на доску и сразу начал что-то писать. По классу пронесся вздох удивления, шепоток достиг пика и опал, снова по бумаге зашуршали стержни, Лагутин подошел к Владу и принялся что-то шептать ему. В кабинет заглянул Павлов, высмотрел Егора и убрался с глаз долой, наткнувшись на строгий Верин взгляд.
Улетучились последние мысли, Егор сжимал в пальцах ручку и неотрывно смотрел на Влада. Тот согнулся и вовсе уж в три погибели и быстро писал, Лагутин вернулся было на место, потом направился к Егору.
– Как дела? Что выбрал? Помочь тебе?
– Не надо, – Егор глядел Владу в спину, – не надо, я сам.
Лагутин вернулся за учительский стол, Вера открыла окно, и в классе запахло свежестью – на улице только что начался дождь. Мелкие капли стучали по подоконнику, шелестели кленовые разлапистые листья, шуршали листки бумаги, время летело быстро, слишком быстро, а он не успевал за ним. В голове было пусто, Егор писал какую-то бессмыслицу, свалив в кучу и братьев меньших, и Лермонтова – лишь бы скорее закончить, лишь бы уйти отсюда и больше не возвращаться. Но впереди еще целых две недели, и Влад, раз пришел на первый экзамен, придет и на остальные…
– В чем дело? Что такое… Вернись на место!
Егор точно из омута вынырнул – сам не заметил, как два листа исписал мелким острым почерком, оторвался от текста и увидел Влада. Тот поднялся с места и смотрел на Егора в упор, снял очки и направился к задней парте.
– Орехов! – Лагутин, почуяв неладное, кинулся к ним, но опоздал. Влад одним прыжком оказался напротив Егора – тот едва успел вскочить на ноги и отшатнуться к стене.
– Сука ты, Черкашин, – спокойно произнес Влад, – ты и твой папаша – конченые суки. Он убил моего отца, я знаю.
Говорил он слишком ровным и спокойным голосом, и только сейчас Егор заметил его расширенные зрачки и дрожащие губы. Влада накачали успокоительным, и, похоже, употреблял он эту дрянь не первый день и был сам на себя не похож, точно стал тенью прежнего отличника, или какая-то тварь украла его оболочку и теперь глядела изнутри, готовилась напасть.
– Влад, – Егор выставил перед собой руки, – Влад, нет. Это неправда, ты же сам все видел, ты был там. Мы тоже могли погибнуть… Ты не прав…
С тем же успехом Егор мог обращаться к портрету Толстого или Чехова, смотревших со стены. Влад лишь покачал головой, шагнул к Егору, наткнулся на парту и вдруг отшвырнул ее прочь. Девчонки взвизгнули, одноклассники повскакали с мест, Вера схватила тяжелую металлическую указку и колотила ею по столу, Лагутин потащил Влада за рукав. Тот отмахнулся от литератора, как от мухи, едва не задев его по лицу, оттолкнул и кинулся на Егора. Молча, как хорошо натасканный пес, Егор только и успел поставить блок, закрываясь от удара. Но не рассчитал, Влад заехал ему браслетом от часов по скуле, по щеке побежала теплая струйка.
– Боже мой, – охнула Вера, – врача надо! Влад, прекрати сейчас же…
Тот неожиданно отступил назад, замахнулся, Егор перехватил его руку, чуть вывернул и тут же получил удар по ребрам. Согнулся, потащил за собой Влада, и они грохнулись на пол, парты разъехались, и все, кто был рядом, заорали в голос, шарахнулись кто куда, а Дима Капустин, наоборот, растолкал народ, оказался ближе всех, таращил круглые глазенки и лыбился во всю желтоватую пасть – действо ему не просто нравилось, а приводило в восторг.
