Сергей Донской - Воровской общак
— И штамп в паспорте, — напомнил Руслан, кивая.
— Да, — с вызовом сказала Рита, — и штамп. Для тебя, может быть, это не важно, а для меня — очень даже. Потому что я хочу, чтобы у меня был муж, а у моих детей — отец. Разве я многого хочу?
— Нет.
— Тогда каков будет твой ответ?
— Простой, — сказал Руслан. — И прямой. Я не подхожу под твои мерки. Я вообще ни в какие мерки не вписываюсь. Да, я готов соблюдать некоторые правила, но только те, которые меня устраивают. А еще больше мне хочется самому их устанавливать. Вот такой я человек, устраивает это тебя или нет. — Руслан, который до сих пор адресовал свой монолог стенки, в которую смотрел, повернул голову к Рите. — Я так понимаю, что не устраивает. — Он положил руку на ее теплое плечо. — Но меня не переделаешь. Так уж я устроен, извини.
— Я это сразу поняла, — призналась она печально. — Но решила проверить. Всего одна ночь, сказала я себе, и все станет предельно ясно. Так и вышло. — Рита тоже повернулась, чтобы посмотреть в глаза Руслану. — Я тоже буду с тобой откровенной. Больше между нами ничего не будет.
— Это твое решение, — сказал он. — Я его принимаю. Но хочу, чтобы ты знала. Я тебя все равно помнить буду. Долго.
— Хорошо, что не вечно.
— Почему?
— Потому что тогда бы я тебе не поверила, — сказала Рита, криво улыбаясь. — А так приятно. Ты помни меня, мой хороший. И я тебя буду помнить. — Ее голос звучал взволнованно и торжественно, словно она присягу давала. — Но вместе мы не будем. Никогда.
— Твое решение, — повторил Руслан, встал и начал собираться.
Через десять минут он был готов к выходу. Осталось только обуться, чем он и занялся.
— Такой ты мне и приснился сегодня ночью, — сообщила Рита, прислонившаяся к дверному косяку.
Она набросила на себя рубашку, но выглядела в ней не менее соблазнительно, чем голой.
— Какой? — спросил Руслан, отведя взгляд.
— Сосредоточенный. Отстраненный. Холодный. Ты ушел, а я осталась в темноте, и так плакала, так плакала.
— Но это ведь был только сон, правда?
— Конечно, — подтвердила Рита. — В жизни я не заплачу.
Ничего не сказав на это, Руслан закончил обуваться, потоптался неловко в прихожей, наклонился к Рите. Хмурясь, Рита подставила щеку для поцелуя, отстранилась и слегка подтолкнула его к двери:
— Все, уходи.
— Позвонить вечером? На тот случай, если ты передумаешь?
Она отрицательно мотнула головой, отчего ее волосы метнулись из стороны в сторону.
— Ни звонков, ни встреч, ничего.
— А если я возьму и останусь? — спросил Руслан с лестничной площадки.
— Тогда ты очень меня разочаруешь, — ответила Рита. — Конечно, если это не означает, что ты принял мое условие.
— Нет, не принял.
— Ну и прощай!
Дверь захлопнулась с таким звуком, как будто это была крышка гроба. Руслан вздрогнул, покачал головой и пошел прочь. На душе было темно и холодно, как в огромном пустынном зале, где закончился праздник.
3
Весь день Руслан бродил по городу, а ночь решил провести в Мариинском парке, благо, жара стояла невыносимая, так что замерзнуть он не боялся. Существовала, правда, опасность нарваться на милицейский патруль, но риск был невелик. Отечественные полицейские и милиционеры не тот народ, чтобы шляться по ночам по разным сомнительным местам. Раньше Руслан часто гадал, где проводят время десятки тысяч блюстителей закона, которых почти никогда не встретишь на улицах, а после истории с майором Брюшиным получил некоторое представление об их времяпровождении.
Чего Руслан не ожидал, так это обилия киевлян в парке. Они гуляли, сидели на лавочках, толпились вокруг бродячего музыканта, исполняющего на гитаре затейливые испанские мелодии. Поняв, что с полноценным отдыхом придется повременить, Руслан поволок гудящие ноги по аллее, высматривая место, где можно было бы приземлиться. Отыскав, наконец, пустую скамейку на отшибе, он сел, с наслаждением вытянул ноги и, чтобы убить время, позвонил домой.
В прошлый раз он разговаривал с матерью позавчера, но это не помешало ей упрекнуть его за то, что он совсем про нее забыл.
— Ну что ты, мама, — воскликнул Руслан. — Как ты могла подумать такое!
— А что мне еще думать, когда мой родной сын катится по кривой дорожке, — сказала мать.
Захотелось ее поправить: мол, катятся по наклонной плоскости, а по кривой дорожке все-таки идут, но Руслану было не до правил русского языка.
— Никуда я не качусь, — возразил он.
— Да? А что же ты делаешь?
— В настоящий момент гуляю. Потом к девушке одной хорошей в гости пойду, — зачем-то соврал Руслан. — В общем, все у меня хорошо.
— Ага, — сказала мать, — поэтому милиционеры тобой интересуются.
— Милиционеры?
— Уже три раза заходили. Ищут тебя. И найдут раз ты…
Мать не договорила. «Знает», — понял Руслан.
— Раз я что? — спросил он, испытывая неприятный холодок в животе, как при стремительном спуске с горки.
— Убийца.
Это был даже не шепот, а еле слышный шелест.
— И ты им поверила? — спросил Руслан.
— Хочешь меня разубедить? — ответила вопросом на вопрос мать.
— Иначе нельзя было, мама. Или я, или он.
— Лучше бы он… — Несколько секунд в телефонной трубке было тихо, а потом мать повторила, на этот раз громче и решительней: — Да, лучше бы он.
— Я твой сын, не забыла?
Задав этот вопрос, Руслан почувствовал во рту такую горечь, словно полынь пожевал.
— Помню, — тихо ответила мать. — Не повезло мне с сыновьями. Что ты пропащий, что твой сводный брат, Павел…
Это была отличная возможность перевести разговор в другое русло.
— Кстати, — сказал Руслан, — как он? Я его в последний раз еще перед отсидкой видел, он на флот податься собирался…
Речь шла о Павле Самсонове. У него и Руслана была общая мать, но разные отцы, так уж распорядилась судьба. Они никогда не были особенно близки, потому что провели детство и юность порознь, но испытывали взаимную симпатию. Родная кровь ли была тому причиной, или схожесть характеров, а, может, еще что-нибудь, но Руслана и Павла всегда тянуло друг к другу. Если бы не разные стежки-дорожки, то они вполне могли бы стать настоящими друзьями.
Словно в подтверждение этого мать вздохнула и сказала:
— Не моряком Павел стал, а душегубом. Так люди говорят.
— Откуда они знают? — рассердился Руслан. — Мало ли кто что болтает.
— Людям виднее.
«Ну и целуйся со своими людьми», хотел сказать Руслан, но сдержался. Все-таки он разговаривал с мамой… мамочкой… матушкой…
— А что Павел говорит по этому поводу? — спросил он.
— Пропал, — ответила мать с очередным вздохом. — Ни слуху, ни духу. Не звонит, не показывается. Одна я осталась, совсем одна.
— Я скоро приеду, — пообещал Руслан, потому что не мог не пообещать.
— Нет. Не приезжай.
— За меня опасаешься?
— За себя, — сказала мать, и голос ее сделался каким-то неживым, плоским и деревянным. — Боюсь, опять тебя приголублю, опять прощу, а нельзя.
— Почему нельзя? — опешил Руслан.
— Во грехе ты живешь. Главные заповеди Христа нарушаешь: не укради, не убий… Нечего тебе в моем доме делать. — Материнский голос постепенно набирал силу, делаясь все более громким, эмоциональным. — Я долго думала и наконец решила. Не сын ты мне больше. Отрекаюсь я от тебя и от Павла тоже отрекаюсь. Живите, как знаете, а меня не трожьте. Бог вам судья.
— Что же ты говоришь такое, мама?!
— Уже ничего не говорю. Уже все сказала. Прощай. Об одном прошу, не рви ты мне больше сердце материнское. Забудь дорогу домой. И не звони мне больше, слышишь?
— Слышу, — тупо сказал Руслан.
Но мать уже отключила телефон, и его голос упал в пустоту.
«Больно, — подумал он. — Господи, как больно! Нужно срочно забыться. Нажраться? А вот нажрусь!»
И, сплюнув, Руслан направился прямиком на хату, громко именуемую «малиной» мелкими столичными мазуриками и ворами.
Глава седьмая
1
Два дня пролетели незаметно. Было такое впечатление, что Руслан провел их в анабиозе. Он был даже рад этому. Иначе могло сорвать крышу после всего пережитого. Ведь от него в один день отреклись две женщины, мать и Рита, а до этого его, фактически, предали те, кого он считал своими лучшими друзьями. Думать об этом было невыносимо, воспоминания об этом причиняли почти невыносимую физическую боль.
Уж лучше пьяная анестезия.
Он пришел в себя серым дождливым днем, когда похмелье переносится особенно тяжело. Привел себя в порядок, зашел на грязную кухню, заглянул в холодильник. Упаковка пивных банок бросилась ему в глаза, призывая: «Возьми! Открой! Выпей!» Не соблазнившись, Руслан поискал кефир или охлажденную газировку, но ничего подобного в холодильнике не наблюдалось. Тогда он заварил себе крепчайший, вяжущий язык чай и выпил его, глядя в окно, за которым продолжал накрапывать скучный летний дождик.
