Татьяна Полякова - Чудо в пушистых перьях
Я вошла в подъезд и стала спускаться по крутой лестнице вниз, здесь меня и нагнал Михалыч. Гастроном был в трех шагах, а беседа с Валькой меня задержала, так что он успел обернуться за это время. В руках Михалыч держал две бутылки водки, а лицо его излучало нечто подозрительно похожее на блаженство или предвкушение оного.
— Вот и я, — сообщил он, с трудом протиснулся между мной и стенкой, выкрашенной в синий цвет, рискуя бутылками, потому что лестница была узкой, забежал вперед, пнув дверь, распахнул ее и сказал:
— Проходи, Васена, папа на своем месте.
И в самом деле, папа возлежал на длинных нарах у стены напротив. Босой и в балахоне из мешковины. Вид портили только джинсы, голубые с вытертыми коленями, они придавали папе вид хиппи, так же как и длинные волосы, заплетенные в косу с алой лентой. Красный кружок над переносицей, слегка смазанный, придавал его облику что-то таинственное. Любой человек, взглянув на папу, начинал теряться в догадках: кто перед ним?
Я приблизилась и заглянула папе в лицо. Красивое, без намека на возраст, оно казалось отрешенным и сосредоточенным. Папа вроде бы не дышал и вообще не подавал признаков жизни.
— В астрале, — с уважением заметил Михалыч, вслед за мной обратив взор к папулиной физиономии. — Но ничего… Очнется папа, а у нас уже все готово.
— Папуля, — позвала я, устраиваясь на нарах, — это я, Василиса. Дело у меня. Если ты недалеко, откликнись.
Папа не ответил. Между тем Михалыч устроился за столом, потосковал немного и сказал застенчиво:
— Я уж папу-то ждать не буду, выпью маленько, очень у меня сегодня давление расшалилось. — Он налил в кружку водки. При звуках льющейся жидкости папа неожиданно пришел в себя, поднял руку и ткнул ею в направлении стола. Михалыч торопливо приблизился с кружкой, и папа выпил, не открывая глаз. Голова его со стуком опустилась на нары, и папуля позвал:
— Василиса…
— Чего, пап? — откликнулась я.
— Папа все знает. Ни во что не вмешивайся. Поняла?
— Поняла.
— Вот и отлично. А теперь иди. У меня контакт.
— Хорошо, папа. Спасибо, папа, — сказала я, направляясь к двери.
— Великий человек, — прошептал Михалыч, благоговейно прижимая кружку к груди. — Все обозревает. Слушай отца, Васена. Величайшего ума человек. Повезло тебе с отцом.
— Это точно, — согласилась я и покинула подвал.
Можно было вернуться к Земфире и съесть еще голубцов, но у нее по воскресеньям всегда полно клиентов, и отрывать ее от дел не хотелось. Погода была хоть и солнечная, но прохладная, и на речку ехать не стоило. В общем, я немного постояла на углу и не торопясь отправилась домой, пиная пивную банку, подвернувшуюся под ноги.
«Если папа сказал „не вмешивайся“, значит, нечего и соваться», — с удовлетворением думала я. Но судьба решила иначе. То есть в тот день судьба конкретно еще ничего не решила, по крайней мере, мне об этом не сигнализировала, но кое-какие симптомы, говоря по совести, уже были.
Ободренная папулиным советом, я вернулась домой и занялась приготовлением борща. Я люблю борщ и готовлю его в большой кастрюле, чтобы хватило на неделю. В будни времени на готовку нет, а борщ спешки не терпит. Я варила борщ, совершенно игнорируя заинтересованные взгляды соседей. Юрик сидел на кухне как приклеенный, то напевал что-то невразумительное, то поглядывал в окно, а Варвара сновала туда-сюда. Наконец, устав от моего гробового молчания, она спросила:
— У папы была?
— Была, — ответила я.
— Советовались?
— Конечно. Папуля сказал: «Ни во что не вмешивайся».
— И правильно сказал, — косясь на бабку, приподнялся со стула Юрик. — Не наше дело, и все… А джип-то еще стоит, и вообще…
— Ну и ладно, ну и хорошо, — забормотала Варвара. — Пойду-ка я на улицу, Марья Павловна вышла и Лизавета… Как там, не жарко?
— Не жарко, — кивнула я, и бабка исчезла. Вслед за ней отправился Юрик, второй день почти трезвый. Это начинало всерьез тревожить. Юрик утверждал, что его организму совершенно невозможно существовать без жидкости, причем не простой, а с градусами. То, что он сейчас без градусов, вполне возможно, нанесет его здоровью непоправимый урон. — Юрасик, — позвала я, когда он уже достиг входной двери, — может, тебе денег взаймы дать?
— Спасибо, Васена, — вздохнул он. — Я уж с утра думал сбегать и вдруг чувствую: что-то не хочется. К чему бы это?
— К морозу, — растерянно ответила я.
— Не иначе как снег выпадет, — согласился со мной Юрик и спросил:
— Ты из бабкиного холодильника водку не брала?
— Нет, — удивилась я.
— Дела… Бабка собралась батарею в комнате менять, вот и затарилась, а водка куда-то испарилась, была бутылка — и нету. Мистика, — нараспев произнес Юрик и исчез.
Покончив с приготовлением борща, я подошла к окну, с намерением позвать Юрика обедать, потому что борщ он тоже уважает.
Возле подъезда топтались наши бабки во главе с Варварой, но Юрасика видно не было. Я неожиданно заскучала, потому что есть борщ в одиночестве не хотелось, взяла книгу и устроилась на подоконнике. И тут обратила внимание, что народ перед подъездом волнуется, бабки что-то эмоционально обсуждают, потом они вообще куда-то исчезли, зато в квартире появился Юрик.
— В подъезде газом пахнет, — сообщил он, входя в ванную. — Бабки волнуются.
— В нашем подъезде? — уточнила я.
— Само собой.
Однако волнение бабок так волнением и осталось, никто внимания на него не обратил, я имею в виду соответствующие органы. Бабки продолжали волноваться и вскоре установили, что запах идет из квартиры тридцать семь. Правда, особой уверенности они в этом не испытывали, так как из тридцать восьмой тоже попахивало. В тридцать восьмой жили пенсионеры, которые все лето проводили на даче, звонить им было делом бессмысленным, и потому бабки сосредоточились на тридцать седьмой, то есть на той самой квартире, где проживала Нинка, но та дверь не открывала и признаков жизни не подавала, чем очень расстроила старушек.
Наша Варвара, собрав с жильцов по тридцать копеек, отправила Юрика на почту, чтобы на всякий случай послать пенсионерам из тридцать восьмой квартиры телеграмму. На этом их бурная деятельность завершилась, бабки продолжали принюхиваться, а Юрик то торчал у окна, высматривая Нинку, то поднимался на третий этаж и тоже принюхивался. Угомонился он только часам к одиннадцати, когда Варвара отправилась спать и я тоже, злясь на себя за то, что так бездарно провела выходные. Кроме борща — никакой радости, а девушка я молодая, у меня каждый день должен быть праздником, а уж выходные тем более.
* * *Утром я провалялась в постели дольше обыкновенного. Затем торопливо приняла душ, поела борща и побежала на работу. До нее пешком тридцать минут, бегом пятнадцать. В результате я пришла вовремя и смогла лицезреть длинную очередь граждан с питомцами возле моего кабинета. В понедельник всегда так, удивляться нечего.
Рабочий день пролетел незаметно. Я немного поболтала с Веркой, сменившей меня, и вскоре вышла из здания ветеринарной поликлиники. Вот тут меня и поджидал сюрприз. Он был огромным, черного цвета и звался «Сабурбан». Из него вышли трое молодых людей, тоже огромных, двое направились ко мне, а третий, водитель, ждал возле двери. Замерев с открытым ртом при виде этого зрелища, я вдруг вспомнила о Шляпе и повела себя совершенно неожиданно — развернулась на пятках и бросилась бежать в сторону спортплощадки двадцать четвертой школы, располагавшейся по соседству. Двое парней бросились за мной, а водитель залез в машину и завел мотор. Видеть все это я не могла по причине большой занятости, зато хорошо слышала. Слух у меня острый на редкость, а здесь он еще больше обострился.
Я различила топот ног сзади и тяжелое дыхание, увеличила скорость, и тут за спиной заорали:
— Стой, стой тебе говорят…
— Зачем? — спросила я, не снижая темпа.
— Да стой ты, дура.
— Сам дурак.
Я еще малость поднажала и выскочила к школе, сознавая всю опасность данного шага. Дело в том, что до этого мгновения я бежала дворами, где здоровущая машина проехать просто не могла, а возле школы проходила дорога, так что мне либо придется кругами носиться по спортплощадке (но это неразумно, потому что парней двое и численное преимущество они реализуют, взяв меня в «клещи»), либо оказаться на проезжей части, где я не смогу избежать встречи с «Сабурбаном». Выход один — рассчитывая на везенье, выскочить на дорогу и задействовать первый попавшийся транспорт, то есть тот, который пожелает остановиться на мой призыв.
Но мне повезло даже больше, чем я могла рассчитывать. Не успела я вывернуть из-за угла, как увидела милицейскую машину, а рядом с ней молодого человека в форме, с тоской обозревающего окрестности.
— Караул! — заорала я и бросилась к нему. Милиционер вздрогнул и тревожно огляделся. — Помогите! — вновь заорала я, притормозила и оглянулась, мои преследователи тоже в нерешительности остановились, а я, воспряв духом, печатая шаг, подошла к милиционеру, ткнула пальцем в сторону парней и сообщила:
