Татьяна Степанова - Венчание со страхом
И в этом ему как раз бы могла помочь Катя. Ка-тя… Коротенькое какое имя. Странно, что она так равнодушно относится к этому делу. Хотя что странного? Она просто многого еще не знает. Он же сам ничего ей пока не рассказывал. Хотя с Ивановой она вполне могла бы его подстраховать. У нее ведь, как у журналиста, великолепно развито чувство собеседника. Катя Петровская умеет понимать с полуслова все недосказанное. Даже то, что от нее пытаешься скрыть. Сам не раз в этом убеждался — Колосов усмехнулся. Катя дотошная и впечатлительная. И адски любопытная — это качество тоже иногда очень даже помогает.
Она умеет задавать вопросы. И что самое главное — что он с таким упорством вдалбливает в головы своих молодых подчиненных, — она умеет задать нужный вопрос в нужное время и в нужном месте, мастерски приправляя его лестью, вежливой заинтересованностью и очаровательной наивностью, обезоруживающей собеседника. Вот и Ивановой могла бы задать… Эх! Колосов вздохнул.
Катя — классная девушка. Надо только вот о ней поменьше думать. Не про тебя, брат Никита, этот кусочек клубничного торта.
И все же, если Кати нет, обойдемся и без нее. Пусть сидит в Каменске, если хочет. Может, на пару с Сергеевым что и раскопают интересное. А тут прямо по курсу другая молодая особа — Зоя. Только б застать ее на этой базе!
Он остановил машину у зеленых ворот. Вышел, прислушался. Кругом стояла тишина — только шелест листвы, только цикады в траве, какая-то птаха в кроне рябины надсаживается: пи-ип, пи-ип. Тоненько так, пискливо. Колосов помедлил. Нет, прежде чем снова травить баланду с ветеринаром в короткой юбке, надо кое-что сделать.
Он развернулся и пошел по бетонке прочь от ворот. Ему хотелось еще раз пройти тем путем к станции. Шел медленно, стараясь представить себе, как все это получилось у Калязиной: шаг за шагом — солнцепек, одышка, step by step — и снова солнцепек.
Бетонка белой лентой ложилась под ноги. Сосны застыли по обеим ее сторонам, точно дозорные. В кювете, заросшем колючим шиповником, гудели пчелы. Колосов посмотрел на часы — сейчас одиннадцать и ни души на дороге. И в девять здесь так же. Тихое место, очень тихое.
Он брел, глазея по сторонам, стараясь не пропустить ту тропку в ельник, на которую тогда свернула Калягина. Странный тип, тот, кто ее ждал там. Кстати, а сколько времени он ее подкарауливал? Час, полтора? Приехал восьмичасовыми электричками — других-то все равно нет. И затаился в кустах.
Но почему он был так уверен, что ему попадется именно старуха? Тогда, прежде, выбирались ведь тоже старухи, значит, он имел к ним склонность, однако те места, где он на них набрасывался, были относительно «людными», посещаемыми. Всегда было шансов примерно половина из того, что на горизонте в нужный момент появится именно желанный объект. А здесь ну та-а-кая глухомань! Ну, почему, например, он не сел в засаду возле, дороги на дачный поселок, а? Там же вероятности в тысячу раз больше, что попадется нужная жертва. Так нет, выбрал самую глухую тропу.
Может, он плохо ориентируется на местности? Выбрал первую попавшуюся станцию, когда стало невтерпеж и захотелось… Да, скорее всего. Подобные ЕМУ часто действуют под влиянием момента. Это вот только Ряховский тщательно маршруты по карте областной выверял, за что и был прозван впоследствии сыщиками Миклухо-Маклаем, а остальные… Едут шизоиды в электричке, выходят на понравившейся визуально станции, часто даже не зная ее название, устраивают логово поблизости от платформы и караулят. Тигр, стерегущий свою добычу у водопоя.
Размышления, казалось, облегчили душу. Колосов вздохнул. А вот и тропка в ельничек. Влажная земля скользила под ногами. Он вошел в заросли кустарника.
Где-то совсем близко прогрохотал поезд. Станция. Товарняк пыхтит тяжеленный.
Под сводом зеленой влажной листвы дышалось с трудом. Он сразу же взмок — рубашка прилипла к спине: парниковый эффект. Над бурой глинистой водой наполовину пересохшей лужи вилось облачко мошек. Никита остановился. И тут тоже тишина. Мертвая. Первобытная. Такая бывает только в лесу. Только в жару. Только в июле. Сзади хрустнула ветка. Колосов обернулся. Никого. Где-то в листве застрекотала сорока. Человек или зверь? Враг? «Это она на меня орет, — подумал он, невольно переводя дух. — А трус ты первостатейный, угро. Не охотник, не следопыт».
Он медленно дошел до платформы и повернул назад. Солнце пекло немилосердно. Но, несмотря на зной, над трубой дома Васильича, мужа кассирши Ольги, вился легкий дымок. «Березовые для баньки хороши», — вспомнилось Колосову.
По возвращении ему пришлось долго стучать в запертые ворота, наконец его впустил лаборант Женя.
— Спите вы, что ли? — заворчал Никита. — Начальник ваш на месте?
— Нет, он в Москве. Звонил — в музее работы полно. И Званцев до вечера к нему уехал. Там коллекция палеонтологическая и…
— А ветеринара вашего можно повидать? — перебил его Никита.
— Пожалуйста, Зоя Петровна в первом секторе. Колосов уверенно направился к обезьяннику.
— Не туда, — лаборант ехидно ухмыльнулся. — В серпентарии она. Там питон в линьке. Трещины какие-то у него на коже. Зоя вместе с Венедиктом Васильичем его в марганцовке купают.
— Венедикт Васильич — это кто такой будет?
— Это завсектором по змеям.
— Ясно.
В серпентарий Колосов шел бодро. Он чувствовал спиной взгляд лаборанта. И… и как только ему эта бодрость давалась!
На территории базы стояла все та же тишь. Он невольно прислушивался: не раздается ли из-за подстриженных кустов уханье здоровяка Хамфри, однако — нет. Дальние предки на этот раз о себе не заявляли.
— Женя, вы не знаете, Серафима Павловна или ее родственники не держали у себя собаку? — спросил он, обернувшись.
— Что? Собаку? — лаборант пожал плечами. — Не знаю. А что?
— Просто хотел уточнить. — Колосов остановился перед металлической дверью того самого строения, похожего на большую теплицу, набрал в грудь побольше воздуха и, более не колеблясь, перешагнул порог: Цезарь, форсирующий Рубикон.
Огляделся. Итак, каковы первые впечатления от царства змей? Жарко и влажно. Сумрачно. И снова тихо. Точно в гробу. Мягкий желтый свет струится с потолка. Никита оказался как бы внутри гигантского аквариума, разгороженного на сектора и разделенного посредине проходом.
Серпентарий, значит. Ну ладно, сейчас мы тебя разъясним. Он шел мимо толстых стекол, за которыми в вольерах, посыпанных желтым речным песком, под электрическими солнцами нежились змеи. Черт побери, сколько тут этих тварей!
К счастью, пытка кончилась: в дальнем конце прохода он заметил людей в белых халатах — Зою Иванову и седенького старичка в очках. Старичок закрывал стеклянную створку одного из вольеров. Никита быстро подошел к ним.
— День добрый. А вы, Зоя Петровна, отважная женщина, оказывается. Мне тут сказали, что с питонами у вас ну прямо никаких проблем!
Зоя Иванова — приземистая коротконогая и широкобедрая блондинка (кубышечка — так ее еще в прошлый раз оценил Соловьев, считавший себя знатоком женской красоты) с густыми длинными волосами, перетянутыми на затылке резинкой, матово-нежной кожей и спокойными серыми, слегка навыкате глазами — улыбнулась ему:
— Здравствуйте. Снова вы к нам?
— Вот привела путь-дорожка. Так как поживает питон?
— Сетчатый питон, молодой человек, — старичок строго кашлянул и поправил очки. — Учтите — сетчатый! Редчайший экземпляр. Красавец. Вы только взгляните.
Колосов взглянул. В вольере в небольшом углублении — этаком корытце, вделанном в пол, свернулась кольцами толстенная полосатая змеища, смахивающая на автомобильную покрышку.
— Да-а, ну и работка у вас, — Колосов поежился. —
Укольчик такому Великому Каа впороть не слабо. Не каждый мужик отважится. А мы могли бы переговорить с вами в менее экзотическом месте, чем клетка с удавом?
— Идемте в ветпункт, — предложила Зоя. Они шли мимо вольеров.
— Я слышал, у вас тут не только питоны, но и ядовитые товарищи имеются, — Никита смотрел сквозь стекло на потрясающе красивую змею — алую с черными кольцами и сапфировой приплюснутой головкой.
— Да. Вон, кстати, та, которой вы сейчас любуетесь. Коралловый аспид.
— Аспид? Да-а…
— А вот гремучник — или змея Клеопатры, — Зоя указала на другой вольер. — От ее укуса смерть наступает через две с половиной минуты. Ну, если сыворотку не ввести. А вон очковая кобра.
— Наг и Нагайна. — Никита постучал по стеклу, за которым на высохшем суку раскачивались две золотистые змеи. — А вон та, что за чудо-юдо? Точно носорог?
— Это рогатая гадюка, — Зоя небрежно кивнула на вольер с бурой змеей, украшенной рогом-наростом. — Тоже весьма ядовита.
— Вы и таких лечите? — полюбопытствовал Никита.
— И таких тоже.
— А как? Усыпляете? Под наркозом? Она только улыбнулась.
— А в ловле беглецов участия не принимали? — не унимался он.
