Элмор Леонард - Будь крутым

— Так ты теперь угрожаешь моему директору, — проговорила Линда.

— Нет, я просто объясняю тебе, что к чему, — сказал Раджи. — В нашем бизнесе существует группа неформалов, о которых не очень-то известно, но теперь, может статься, мне придется обратиться к ним за помощью. Видишь ли, я мог бы и в суд подать на Чили Палмера, там его ухватили бы за жопу, но это дело долгое, надо адвоката нанимать, терпеть, пока тот тянет, как это водится у адвокатов. А неформалы, о которых я говорю, сделают все мгновенно.

— Ну, а твой партнер, — сказала Линда, — ему ты рассказал?

— Ник молодец, он в порядке. Даю тебе шанс передумать, пока мы не взялись за это всерьез.

— А эти неформалы, они знают, кто такой Чили?

— Знают или не знают — не важно. Они сделают все, если уплачено.

— Но ты-то его знаешь. Он назвал тебя сутенером, и ты это проглотил.

— Ты что думаешь, что мне пристало драться на улице? Для таких дел у меня существует Элиот.

— Я думаю, что ты просто испугался его, — сказала Линда, — и правильно сделал.

— Понял. А почему?

— Ты думаешь, я с ним связалась, — сказала Линда, — потому что он приятный парень? Расспроси своего дружка Ника о Чили Палмере. Он его знает.

7

Первое, что заметил Чили в Эди Афен, была ее мокрая голова — волосы ее были мокрые, но по-прежнему кудрявились, — густая шапка волнистых рыжих волос, нависающих надо лбом, но коротко подстриженных на затылке. Эди сказала:

— Чил, я так рада, что вы пришли! — Она обняла его, прижалась к его темному костюму, который он надел для встречи с женщиной, лишь накануне потерявшей мужа, и он понял, что она мокрая вся насквозь — коротенький мокрый халатик прилип к ее плечам и рукам. Она оторвалась от него, отступила на шаг, чтобы закрыть дверь, и он увидел, что под халатом у нее только трусики, халат распахивается, а там только трусики — белые, мокрые, просвечивающие. Это было почти то же самое, что увидеть ее голой, и его удивило, что при небольшом росте ее было как бы много. Спелая красотка, подумалось Чили. Томми раздобыл Эди в Вегасе, и Чили так и представлял ее себе в декольтированном платье, разносящей коктейли. Она сказала:

— Дерек здесь. Он здесь ночевал. Но не подумайте плохого. Он приехал выразить соболезнования, но потом его немного развезло, и я настояла, чтобы он остался. А утром он расшалился и бросил меня в бассейн. Вы ведь знаете Дерека Стоунза, да?

— Знаю, кто он такой, — сказал Чили.

— Он носит в носу кольцо! — Эди сморщила собственный носик в милой гримаске. — Дерек — это последний солист, которого Томми успел записать, прежде чем оставить нас. — Сказано это было таким тоном, так небрежно, словно Томми не пулю в лоб получил, а просто сменил место жительства.

В утреннем телефонном разговоре Чили сказал ей, что ему очень жаль Томми, и это было правдой — видеть человека, полного надежд, уверенного в себе, и вдруг в следующую же секунду, за тем же столом увидеть его бездыханным. И он опять повторил:

— Мне очень жаль, Эди. Если я могу чем-то помочь…

— Ну, — сказала Эди, — жизнь-то продолжается, правда?

Она выглядела утомленной, с покрасневшими глазами, но, может быть, это был результат незапланированного купания в бассейне и утренних проказ. Она сказала:

— Господи, мне необходимо переодеться во что-нибудь сухое. Пойдемте. — Она двинулась из комнаты, и Чили последовал за ней. — Дерек вечно ребячится, да он и есть сущий ребенок, пьет всю ночь до рвоты. А утром требует сельтерской, чтобы прийти в себя. Вот чего со мной не бывает, так это пить до рвоты. — Остановившись посреди гостиной, она обернулась к Чили: — Вы ведь там были, правда, когда все это произошло?

— Я вышел в уборную.

— Но в последний свой час он был с вами. Томми очень ценил вас, Чил.

Они продолжили свой путь через гостиную, которой, на взгляд Чили, не помешало бы немного мебели — обставленная ультрамодно, она казалась пустоватой, не было даже места, где сесть почитать, если придет охота. Одна стена гостиной была сплошное стекло, оттуда открывался вид на террасу и бассейн.

Они прошли в спальню, белую, тоже с большими стеклянными раздвижными дверями, ведшими на террасу. Эди пошла в ванную, на ходу стягивая с себя халатик и выбираясь из трусов — скорбящая вдова, в горе своем забывающая даже прикрыть дверь. Чили увидел, что на огромной двуспальной кровати спали: покрывало было сбито, подушки разбросаны, на белоснежной козетке валялись джинсы, а на руле тренировочного велосипеда висела футболка.

— Я собираюсь кремировать Томми, — раздался из ванной голос Эди. — Может быть, придумаю сделать с его пеплом что-нибудь, чем бы он был доволен. У вас на этот счет есть идеи?

Чили мог видеть, как она вытирается огромным полотенцем персикового цвета — в тон ванной. Чтобы ответить, он должен был напрячь голос:

— Ничего существенного.

— А насчет того, кто мог пристрелить Томми?

— Нет, — ответил Чили. — А у вас?

— По моему мнению — а я ведь знала его лучше, чем кто-нибудь другой, — Томми слишком часто заставали со спущенными штанами.

— Ревнивый муж?

— Или любовник, с которым шутки плохи.

Эди появилась в дверях ванной с феном в руке и прикрытая полотенцем так, что виднелись груди. Сделано это было не для того, чтобы возбудить Чили, хотя зрелище это его и возбудило, а как нечто само собой разумеющееся: просто грудь как неотъемлемая часть ее самое. Чили вспомнил Вегас, как он ездил туда просаживать деньги и как хорошо проводил там время, какие классные женщины ему там попадались.

Глядя мимо него, Эди окинула взглядом комнату, покосилась на постель.

— Да, это штаны Дерека, и я знаю, что вы думаете — что я тоже кое-что себе позволяю, как это делал и Томми, но это не так. Позволяла я себе крайне мало. И вчера тоже ничего не было. Дерек и вправду попробовал приставать ко мне, но я ударила его книгой, которую читал Томми, — Тома Клэнси, кажется. Он чуть ли не вырубился, а утром все диву давался, откуда у него на голове взялась шишка. Видите его? Он в бассейне.

Дерек плавал на желтом матрасе — голова на надувном валике, руки болтаются в воде. Поглядев, Чили повернулся к Эди.

— Вы говорили с полицейскими?

— Приезжали двое из отдела убийств. Я сказала им, что Томми гулял, потому что знаю, что это так, а им это может дать ключ. Один все глазел на меня, а потом говорит: «Не могу поверить, чтобы Томми пускался во все тяжкие, когда дома его ждала такая женщина!» Подумать только — сообщает мне о смерти мужа и в следующую же минуту уже строит мне куры!

— Возможно, — сказал Чили, — предлагая им выпить, вы не выглядели столь уж удрученной.

— Я же не итальянка, Чил. Я не стану рядиться в траур, вопить и падать без чувств. Жизнь слишком коротка для такой херни. Я позвонила одной из сестер Томми, сообщила ей, так сказать, доложила семье — и точка. Томми будет кремирован, так что являться не надо. «О, неужели даже заупокойной службы не будет, никакой траурной церемонии?» Они это обожают — такой повод всем собраться, изобразить безутешную скорбь! Я с его родными и виделась-то лишь однажды — когда это было? После нашей свадьбы, что ли? Думала, что день этот никогда не кончится. А вчера, Чил, мне самой хотелось выпить, и только потому я и предложила это полицейским. — С феном в руке Эди подошла к зеркалам. — Они расспрашивали вас обо мне, верно? Копы эти? И что вы им сказали? Что я не очень-то строгих правил? А вы почем это знаете?

Оглядев себя в зеркале, она включила фен. Встав возле двери ванной, Чили наблюдал за ней; обвязав полотенце вокруг талии, Эди разглядывала себя в зеркале, водя вокруг головы феном.

— Эди…

Она выключила фен.

— Что?

— Я сказал им, что мы виделись несколько раз то тут, то там, и всегда в обществе Томми.

Она кивнула, не отрывая взгляда от зеркала.

— Это все, что я им сказал. — Он выждал минуту-другую, следя за ее движениями.

— Эди, а что же будет с рекорд-студией?

Она подняла на него взгляд.

— Я, может быть, продам ее.

— Вам так хочется ее продать? Я хочу сказать, будучи партнером, а теперь единственной владелицей?

— Представляю, какой из меня босс!

— Ну а если я подберу вам управляющего, толкового управляющего? Вы будете президентом компании и заниматься станете главным образом общественными связями — ну, вы понимаете, принимать посетителей, вести беседы или же рыскать по клубам в поисках новых солистов. Вы заимели рекорд-студию и, стало быть, музыку любите.

— Знаете, кого я люблю? — сказала Эди. — «Эроусмит», «Грезы». Писаю кипятком от Джо Перри. Одно время я ездила за ними, сопровождала их повсюду.

— Поклонницей были?

— И даже круче. Была их костюмершей, стирала на них. Девушка, которая делала раньше эту работу, уволилась, ну я и заступила на ее место. Они за собой и стиральную машину возили, и сушилку. Я все их костюмы в порядок приводила, кроме костюма Стивена — его он на сторону отдавал. Здорово было. Ни Джо, ни другие ко мне и пальцем не прикасались, зато я играла в теннис с Томом Гамильтоном. — Она улыбнулась и словно бы слегка опечалилась. — Я девчонкой тогда была…