Александр Андрюхин - Семя титана
— Бухнем? — предложила Юля. — Как-никак у тебя день рождения. А у меня муж с ребенком в Карпатах.
— У меня день рождения был вчера.
— Вчера был формальный день рождения, а сегодня настоящий. Ведь ты родилась в первые минуты тринадцатого мая.
— Откуда ты все знаешь? Я родилась ровно в полночь.
— Ошибаешься. Ровно в полночь врач начал операцию. Впрочем, это неважно! Я иду за бутылкой. Олежка где-то спрятал бутылку рябиновой настойки. Думает, не найду. Какая наивность!
Хозяйка долго гремела на кухне посудой и скрипела дверцами антресолей. После чего издала радостный визг и появилась с бутылкой рябины на коньяке. Пока Юлька сервировала столик, Инга допытывалась у подруги, откуда она знает подробности её рождения.
— Я все знаю! — хитро подмигнула Юлька. — Я все-таки в прошлой жизни была египетской жрицей… Так что от меня ничего не скроешь. — Юлька коварно рассмеялась и добавила: — Шучу! Ты мне сама об этом рассказывала. Не помнишь?
Инга, разумеется, не помнила. Ей было не до этого. Она то сокрушенно вздыхала, то впадала в прострацию. После того как дамы чокнулись, выпили по полной рюмке и грациозно закурили, Юля деловито произнесла:
— Тебе нужно влюбиться! Поняла? Влюбиться в нормального молодого парня! Клин вышибают клином. Что это за любовь к обрюзглому, старому и больному? По-моему, ты сама больна. А может, тебя к нему приворожили?
— Мне никто не нужен, кроме него, — грустно улыбнулась Инга.
Дамы выпили по второй, и слезное настроение развеялось окончательно. Юля даже стала подтрунивать:
— Любопытно, отойдет тебе его «москвич», если ты выйдешь за него замуж?
— Типун тебя за язык.
— Почему нет? Имеешь полное право. Хотя уж если выходить замуж, то лучше за «тойоту». Правда, в придачу получишь блайзерованного ублюдка, но что де лать? Везде свои недостатки. Зато какой эффект произведешь на Вороновича! Зауважает! Кстати, дай левую руку! Давно я тебе не гадала. Что у нас там? Боже, какой бардак! В общем, слушай: любить ты будешь одного, ребенка родишь от другого, а замуж выйдешь за третьего. Хотя с замужеством как-то нечетко. Но самое интересное, что все это произойдет очень скоро…
Инга отдернула руку и рассмеялась.
— Ты каждый раз гадаешь по-разному.
— Я не виновата, что у тебя каждый день линии меняются.
Все это немыслимые глупости. Замуж она не собирается ни сейчас, ни в обозримом будущем, а рожать ребенка — тем более. И Вороновича она не любит. Разве это любовь? Это черт знает что такое, только не любовь…
В эту минуту, когда Инга пыталась обосновать свои чувства к Вороновичу, и зазвонил телефон.
— Муж! — подпрыгнула Юлька. — Муж объелся груш! — завизжала хозяйка вне себя от радости и помчалась в прихожую, хотя параллельный телефон стоял здесь же на тумбочке.
Инга с завистью посмотрела вслед. Вот оно, настоящее счастье. И муж в ней души не чает, и она от него без ума. Почему так по-разному судьба одаривает людей? Юлька плотно захлопнула за собой дверь и навела Ингу на грустную мысль, что в самые сокровенные сферы египетская жрица не пускает даже её.
— Алло! Я слушаю! — донеслось из прихожей, и в Юлькиной интонации слышалась бесконечная нежность. — Алло! Плохо слышно. Можешь погромче? Кого позвать?
Юлькин голос изменился и стал приобретать оттенки изумления. До Инги донеслось, как подруга разочарованно вздохнула и положила трубку на зеркало. После чего пнула дверь прихожей и насмешливо произнесла:
— Это тебя. Приятный баритон.
Инга рассеянно пожала плечами и с унынием подумала, что из молодых людей, обладающих приятным баритоном, она знала только одного Юлькиного мужа.
— Я слушаю. Кто это?
Узнав голос того самого чудака с Чистопрудного, девушка вздрогнула.
— Откуда вы знаете этот номер?
— Ваша мама дала, — рассмеялся он.
— Так сразу и дала?
— Не совсем сразу, потому что перед этим она рассказывала о том, какая вы умная и талантливая и что вы готовитесь в театральный институт, а живете у подруги, чтобы предки не мешали заниматься, и ещё она говорила, что вы для лучшего вхождения в образ перед сном читаете Сенеку…
— Но откуда вы узнали мамин телефон?
— Высчитал по таблице Пифагора! Пифагор говорил, что миром правят числа, и поскольку каждая вещь имеет свою цифру, я суммировал ваш рост, глаза, цвет волос, интонацию голоса и получил номер вашего телефона.
Чудак опять засмеялся и добавил, что при встрече объяснит подробней, как это делается, что он потому и звонит, чтобы уточнить, где и когда они встретятся завтра.
— Не знаю. Но завтра я не могу, — растерялась Инга, соображая, что разговорить маму по телефону может только Сатана. — И вообще я не понимаю, для чего нам надо встречаться?
— Я тоже завтра занят, — произнес он как ни в чем не бывало, опуская её раздражение по поводу занятости. — Может, встретимся в субботу?
Сердце Инги радостно отбило «да». До субботы ещё пять дней. За это время можно поправить свихнувшиеся мозги и спихнуть большую часть проблем.
— Не знаю, может быть…
— Прекрасно! Тогда давайте встретимся там же, под памятником Грибоедову. А в какое время? Я предлагаю в семь, но если хотите, давайте в другое.
Нет-нет! В семь было самым подходящим временем. Можно прекрасно выспаться, даже если лечь на рассвете. Можно не торопясь принять ванну, наложить косметику и примерить восемь юбок. Можно не спеша выпить кофе и светски побеседовать с Юлей.
— Хорошо, — произнесла Инга после некоторых раздумий и положила трубку.
Словно во сне вплыла она в зал и шлепнулась в кресло. Ее губы вновь ощутили соленое море Ирландии, а мысли начали расползаться по швам. Чтобы собрать их, девушка вытащила из пачки сигарету и рассеянно прикурила фильтром.
— Кто это? — спросила Юля.
— Один чувак, — неопределенно ответила она, не замечая как невыносимо несет жженой ватой.
Конечно, определение «чувак» никак не подходило этому парню. Его можно было назвать «мэном», «интересным мужчиной», можно скрепя сердце назвать «клевым парнем», но никак не «чуваком». И хотя Юлю распирало от любопытства, о таинственном чуваке они больше не обмолвились ни словом.
Подруги пили чай, смотрели телевизор, болтали о каких-то пустяках, но истинное Ингино «я» блуждало где-то в смутных туманах Ирландии. И только перед самым сном в ванной под холодным душем её мысли наконец начали выстраиваться в логическую последовательность. Инга снова увидела хмурое ирландское небо и маленькую неприветливую бухту. Она подошла к зеркалу и вдруг на животе слева от пупка замети ла едва заметную точку. Девушка поскребла её коготком и убедилась, что зрение не обманывает. Это действительно была родинка, которую юная леди никогда не замечала прежде. Она разглядывала эту крохотную прелесть, гладила, скребла ногтем и, как помешанная, бормотала себе под нос: «Невероятно! Просто фантастика! Боже!»
Со стучащими зубами бедняжка выскользнула из ванной и тут же нырнула под одеяло. Юля о чем-то спросила, она что-то ответила, но, едва коснулась головой подушки, снова увидела ирландское небо, всклокоченное море и суровую обветренную скалу.
3
Батурин внимательно всматривался в пришедших на похороны и в то же время ни на минуту не выпускал из поля зрения Ингу. Поговорить с ней толком не представлялось возможным, да и выглядела она не вполне здоровой. По этой причине нельзя было серьезно относиться к тому, что она рассказала об убийце. В конце концов Анатолий Семенович решил оставить девушку на потом, а пока перекинул все внимание на вдову.
Римма Герасимовна держалась с невероятным достоинством. Она не выказала никакого неудовольствия по поводу молодой любовницы мужа. Как заметил сыщик, не один он с интересом следил за развитием взаимоотношений между женой и любовницей. А народу, кстати, было много. В основном литераторы. В первую очередь редколлегия журнала в полном составе, плюс многочисленный состав авторов. Именно им принадлежали самые высокопарные и утомительные речи о безвозвратно ушедшем.
Полковник пристроился к главному редактору, и тот хоть и неохотно, но довольно подробно информировал о гостях. Большая часть пришедших творческие работники, боевые товарищи по литературному цеху, одноклассники и однокурсники поэта. Меньшая часть — родственники со стороны жены. Они резко отличались от литераторов тем, что были более активными в практической части похорон. Кроме того, присутствовали ещё какие-то люди невзрачного вида, робко жавшиеся к чужим могилам, которых главный редактор видел впервые. Они не примыкали ни к писателям, ни к родственникам. Должно быть, как определил сыщик, это местные обитатели кладбища, существовавшие за счет поминальных трапез, которые проходили здесь же, в только что выстроенном для этих целей кафе.
