Андрей Житков - Хакер
— Ты о ком? — спросил Лобстер. Задумавшись о своём, он совсем потерял нить Гошиного рассказа.
— Как о ком? О моём серебряном колокольчике, кареглазой Хэ! Ты бы видел её ноги! Куда там вашим топ-моделям! Когда я отлучил её от команды, они смотрели на меня, как звери, думал — убьют! В общем, в первом же нашем порту я сунул Хэ в чемодан, благо что гибкая была, как змея, и сошёл на берег. Таможня даёт добро! Они увидели мою обгоревшую под китайским солнцем рожу и даже паспорт смотреть не стали, сразу ясно — настрадался мужик на чужбине. А потом она у меня в круглом аквариуме жила. Пока я по китаям ходил, рыба у меня сдохла, вода высохла, вот и посадил я в аквариум вместо золотой рыбки свою Хэ. Боялся, что убежит. Правильно говорят: чему быть, того не миновать. — Гоша тяжело вздохнул.
— Ладно, хватит уже пургу гнать! — недовольно сказал Лобстер.
— Вот так все вы — пурга, пурга! А я, между прочим, никогда больше никого не полюблю! Лобстер рассмеялся:
— С тобой, Гоша, не соскучишься! Где обещанные бабы?
— Где, где? В Ревде! Миранда уехала? — неожиданно задел за больное Гоша. Лобстер только кивнул в ответ.
— Ну вот, понимать должен, что такое любовь. Не мальчик, — ворчливо сказал Гоша.
Внизу хлопнула подъездная дверь. Раздались женские голоса. Гоша глянул в лестничный пролёт. Лобстер последовал его примеру.
Тонкие руки ритмично касались перил, словно клавиш рояля. И — раз, и — два! Голоса звенели, отражаясь от стен. Два голоса тоненьких, девичьих, третий — погуще, его владелица явно курила с детства.
— Безобразие! Пятый этаж, и лифта нет! — возмущённо произнёс девичий голос.
— Я же говорил — придут, — подмигнул Гоша Лобстеру. — Выбирай любую!
Улицы были залиты жидким туманом. Лобстер устало брёл по тротуару вдоль шоссе, периодически зевал и поёживался от утреннего холода. Услышав шум мотора за спиной, оглядывался, вскидывал руку. Но подвозить его не хотели.
В квартире у Гоши случился скандал. Дело в том, что сначала Лобстер ухаживал за тонкоголосой. Кажется, звали её Леной… Боже мой, как бесцветны, как невыразительны эти имена по сравнению с интернетовскими никами! Нет-нет, он был несправедлив к девушке — имя как имя, не хуже и не лучше других, упрекнул себя Лобстер. А где же взять Хуан, или как там её звали, Гошину китаянку?.. В общем, когда он предложил Лене поехать к нему «покувыркаться», она так возмутилась, будто он хотел от неё чего-то противоестественного. Сказала, что она не такая, а он слишком наглый и бесцеремонный. Какой уж есть! А то он не знает этих актрисочек из «Щуки»! Строят из себя недотрог, а как с мастером или с каким нужным режиссёром ради роли переспать, так это пожалуйста — угощайтесь! Можно было бы, конечно, нагрубить этой чёртовой Лене, но он, как истинный джентльмен, не стал, а через полчаса увлёкся «курильщицей». «Курильщица» оказалась «такой» — потащила его танцевать в тёмную комнату. Обнимала, целовала взасос, нежно поглаживая рукой по заднице…
Лобстер осторожно провёл языком по распухшим от поцелуев губам.
…Потом, когда под утро из гостей в комнате никого не осталось, поволокла его в дальний угол, как тот паук из детского стихотворения, расстегнула на нём джинсы, подпрыгнула и обхватила ногами, прижавшись спиной к стене… Лобстер рассмеялся, подумав, что примерно так же полуголые мужики на сабантуе обхватывают гладкий столб, пытаясь взобраться на него и достать приз — меховую шапку. М-да, надо бы походить в тренажёрный зал. Не помешает…
Ему было тяжело, но он держался. «Курильщица» уже сладостно стонала и принялась покусывать его левое ухо, но тут в комнате зажёгся свет. Нужно было видеть лицо этой самой недотроги Лены! Если б под рукой у неё оказалось африканское копьё из Гошиной коллекции, она, не задумываясь, метнула бы его в парочку и пригвоздила обоих к стене, как букашек. Но, к счастью, копья не было, поэтому она стала страшно орать и швыряться пустыми стаканами, которые оставили здесь парочки. Стаканы звонко ударялись о стену и сыпались вниз тысячью мелких осколков. Лобстеру повезло — ни царапины, а вот «курильщице» в кровь посекло лицо и руки. Он был настолько растерян, что даже не пытался защитить себя и свою партнёршу. На шум прибежал Гоша в трусах, мгновенно просек ситуацию, вцепился в эту злобную фурию Лену мёртвой хваткой и, не давая поднять рук, повалил девушку на пол. Она визжала так, что наверняка было слышно на Садовом кольце. У Лобстера чуть не лопнули перепонки. Собака на сене, чтоб ей!.. Гоша, приводя Лену в чувства, как следует отхлестал её по щекам. Она прекратила орать и зарыдала. Гоша помог ей подняться, увёл на кухню — утешать. «Курильщица», плача, отправилась в ванную смазывать йодом царапины. Полный облом! Больше Лобстеру ничего не хотелось. Он выпил две банки джин-тоника, чтобы хоть немного снять стресс, оделся и ушёл, ни с кем не попрощавшись…
На другой стороне улицы Лобстер увидел одинокую фигуру ссутулившегося парня. Парень шёл быстро, втянув голову в плечи, ворот куртки поднят, руки в карманах.
«Тоже с бабой обломался — теперь домой чешет, — подумал Лобстер. — А может, с пьянки. Получил зарплату, гульнул с друзьями на какой-нибудь холостяцкой квартире, проспался, пошарил по карманам, а там одно „серебришко“, вот и к жене побежал. Вот сейчас она ему задаст!.. Обнюхает, ощупает и всыпет по первое число. А может, у них в семье так заведено: раз в неделю он сам по себе гуляет, она — сама по себе? А потом живут душа в душу. Этакий человечий симбиоз. А может…» Парень на мгновение замедлил шаг, оглянулся и пошёл дальше.
Вид сутулого попутчика, торопящегося домой к любимой жёнушке, почему-то развеселил Лобстера. От чувства неудовлетворённости и досады, что ночь прошла напрасно, не осталось и следа. Ему захотелось остановить попутчика, заговорить с ним, проверить свои предположения по поводу причины его ранней прогулки, попить пивка, рассказать о себе, несчастном, у которого вдруг перестало получаться с девушками. Он собрался было окликнуть парня, но потом передумал — неудобно задерживать человека болтовнёй, когда он так явно торопится! Лобстер подумал, что «накачался»: в голове назойливо крутилась простенькая мелодия, под которую он целовался с «курильщицей». Ничего, сейчас придёт — и сразу спать, вот только постель надо поменять, а завтра — тёплая ванна с пышной пеной, лёгкий завтрак и за работу! Всё к чертям! Никотиныч прав — нужно сделать дело, и тогда…
Вдали сияла витрина ночного магазина. Лобстер вдруг вспомнил, что из еды у него в шкафу только китайская лапша быстрого приготовления, и решил зайти. Девушка Хэ — надо ж придумать такое! Ну Гоша, ну враль! И ведь умеет, подлец! Когда он рассказывает, в компании только рты разевают, и никому невдомёк, что правды в его словах — с горчичное зерно.
Молоденькая продавщица иронично поинтересовалась, откуда это он возвращается, такой помятый, растрёпанный, в рубахе, испачканной помадой двух цветов? Лобстер глянул на ворот рубахи и рассмеялся. Дело молодое, девушки любят, отшутился он. Купил банку шпрот, паштет, сыр, хлеб, колбасу, бутылку пива на завтрашний вечер. Продавщица помогла уложить продукты в пакет, пошутила насчёт сексуальной невоздержанности ночных посетителей.
Он вышел из ночного магазина и направился к знакомой арке. В темноте Лобстер не сразу заметил лежащего в луже человека, а когда заметил, замер в неестественной позе, напрягся, сжался, затаил дыхание, как кот перед прыжком. Человек застонал, Лобстер приблизился к нему, присел на корточки, пытаясь вглядеться в испачканное грязью лицо, отпрянул в изумлении. Он узнал в лежащем человеке того самого парня — попутчика, которого видел на улице с полчаса назад. Куртка на нём была расстёгнута, глаза закрыты. Он как-то странно, хрипло, с надрывом, дышал, словно ему было очень больно или тяжело. «Сердце!» — почему-то подумал Лобстер. Парень пошевелился.
— Сейчас, сейчас! — Лобстер присел над ним, подхватил под мышки, чтобы приподнять. Пальцы нащупали под мышкой пустую кобуру и тут же стали неприятно липкими. Лобстер брезгливо отдёрнул руки, рассмотрел тёмные следы на подушечках пальцев. Он сразу понял — кровь! Испуганно заозирался по сторонам. Его взгляд упал на разжатую ладонь правой руки, в луже рядом чернел пистолет с накрученным на ствол глушителем. В это мгновение парень неожиданно приоткрыл глаза, всмотрелся в его лицо. «А-ах!» — сказал он и попытался сжать правую руку в кулак. Лобстер вскочил и опрометью бросился к своему подъезду.
Он не помнил, как взбежал по лестнице на четвёртый этаж, как закрыл за собой входную дверь, как очутился у телефона. Очнулся, когда сонный голос на другом конце провода сказал ему холодно:
— «Скорая», говорите!
— Там человек в подворотне умирает! — закричал Лобстер в трубку.
— Где «там»? — равнодушно поинтересовался голос.
