Сердечный выстрел - Владимир Григорьевич Колычев
Высокий, движения мощные, напористые, лицо вытянуто, как капот гоночного «Порше», и сам такой же стремительный и стильный в своем приталенном полупальто. Подстреленные брюки смотрелись на нем также фасонисто, но они явно не подходили для путешествия по такой погоде и местности. Так же, как и туфли, наверняка мокрые насквозь.
Фомин торопился, но Скорокову нагнать так и не смог. Пыжов схватил ее за руки, пытаясь остановить.
— Не ходи туда!
Но Родиона ничуть не тронула его забота о ее душевном состоянии. Да и Маша, оттолкнув Илью, продолжила путь.
— А куда это вы ходили? — спросил Фомин, обращаясь к парню.
— Так это, перчатку потерял…
Пыжов вытащил из кармана одну кожаную перчатку.
— А руки?
Родион взял его за одну руку, за другую, это напугало Пыжова. Возможно, он решил, что на него сейчас наденут наручники.
— Что руки?
— А чего ты боишься? — усмехнулся Родион. — За что тебя задерживать?
— Так не за что!
— Вот и я говорю, что не за что.
Родион отобрал одну-единственную перчатку, осмотрел ее. Мокрая, грязная, похоже, Пыжов трогал ею грязную землю или просто опирался на руку, чтобы удержаться от падения. Грязь с перчатки пытались стереть, похоже, о мокрую заснеженную траву, но кое-что осталось.
— Разве что только за потерю перчатки, — сказал Фомин.
— Шутите? — с настороженной полуулыбкой спросил Пыжов.
— Обещал нас у сторожки встретить.
Родион смотрел на шишку в надлобной части головы парня. И гематома в этом месте, и кровь запеклась, похоже, прикладом приложились. Ударили сильно, но вскользь.
— Так это, смотрю, перчатки нет, как переклинило.
— Испугался, что тебя в убийстве заподозрят?
— А как вы догадались? — Пыжов потрясенно посмотрел на Родиона. Он изображал сильное душевное волнение, но при этом на самом деле очень нервничал.
— Показывай!
Пыжов пошел за Окороковой, Фомин — за ним.
— А тебя можно в убийстве заподозрить? — на ходу спросил участковый.
— А зачем мне Гуляева убивать?
— Незачем?
— Он же нам землю продал.
— А Павлика убил!
Павлик лежал на тропинке, головой зарывшись в мокрую траву. Пуля попала в сердце, выступившая кровь была едва заметна на фоне темного и мокрого полупальто, застегнутого на все пуговицы. Скорокова истуканом застыла над трупом. Вряд ли она не замечала тело Гуляева, которое лежало метрах в десяти от нее, просто не обращала внимания на него.
Гуляев лежал на боку, теменная часть черепа снесена — не особо преувеличивал Пыжов, когда говорил, что полбашки к черту. Ружье лежало тут же, на земле почти параллельно телу. И тело после выстрела завалилось влево, и ружье в ту же сторону. Какое-то время Гуляев мог держать ружье в руке, а потом выпустить.
Одной рукой он держал ружье, вжимая его прикладом в землю, другой нажимал на спусковой крючок. Родион ружье брать не стал, осторожно присел, осмотрел приклад. И грязь на торце приклада. И даже вмятина в земле — еле заметна, но тем не менее имеется. Только вот пуля не могла выйти из головы в районе затылка. Не дотянулся бы Гуляев до спускового крючка, не наклоняя ружье вбок. Тут или ружье короткое, или рука слишком длинная. Да и вообще, не так уж и просто застрелиться из охотничьего ружья. Это если пальцем ноги на спусковой крючок нажать, но Гуляев даже не разувался. И никакого приспособления для того, чтобы дотянуться до спускового крючка, поблизости не наблюдалось.
— Сначала в Павлика, затем в самого себя, — в раздумье проговорил Родион.
Он смотрел на Пыжова. Мокрый он, на брюках трава, колючки, но рукава чистые. Не падал он на руку и на колено, похоже, не становился. А ведь он говорил, что удар Гуляева вырубил его.
Посмотрел Родион и на куст орешника, из-за которого его мог ударить Гуляев. Труп лежал слева от тропинки, куст находился справа. И Гуляев мог, выскочив из-за куста, ударить от всей души. Левой держался за ствол, правой — за ложе приклада.
Пыжов мог упасть или просто отскочить, а Гуляев, перевернув ружье, выстрелить в Павлика. Но почему он не выстрелил в самого Пыжова? И почему сразу стреляться решил?… Обычно человек страдает, мучается, осмысливая свой смертный грех, затем уже накладывает на себя руки. А тут сразу.
А что, если Пыжов, получив прикладом по голове, вырвал ружье из рук Гуляева? Мужчина растерялся, раскинул руки, а Пыжов, приставив ствол к его горлу, нажал на спусковой крючок. Но тогда у него на руках остались микрочастицы пороховых газов. А возможно, ему на волосы, на одежду попали брызги физиологического вещества. И такое возможно. Нужно проводить экспертизу, смотреть, выявлять.
Пыжов мог вырвать ружье уже после того, как Гуляев выстрелил. А если Гуляев действительно даже не стрелял? Что, если Пыжов сначала выстрелил в него, приставив ствол ружья к подбородку, а затем убил и Павлика. Но зачем ему убивать своего босса?…
Родион еще раз глянул на куст, выскочив из-за которого Гуляев ударил Пыжова.
Сразу за орешником начинался ивняк, но за тропинкой от куста росла только трава. Куст ольхи шелестел на ветру метрах в десяти, но до него брызги крови долететь не могли. Весь «фонтан» из головы распылился в воздухе, смешался с водой, взвесью осел на траве. А снег идет, и снова с дождем. Скоро все следы исчезнут.
Но грязь на прикладе останется. Грязь, которая должна была остаться, если Гуляев сам выстрелил в себя. Не мог он держать ружье на весу, выстрелить он мог, только уперев приклад в землю. И, возможно, Родион подсказал эту мысль Пыжову, если это он убил Гуляева, не вжимая приклад в землю. А Родион подсказал, и Гуляев со всех ног рванул к трупу, схватил ружье, вжал приклад в землю. И уронил. А потом уже выбросил одну перчатку. Якобы потерял.
— Сначала в Павлика, — кивнул Пыжов, внимательно наблюдая за Родионом.
— Вы стояли у реки, осматривали место для причала, появился Гуляев, — Фомин предложил начать разговор сначала.
— Ну да. Увидел нас, узнал, вскинул ружье, а у меня ствол под пальто… — Пыжов похлопал у себя под мышкой. — Ну, думаю, все…
— Выстрелил?
— Выстрелил. Но уже потом… Он сначала испугался, бросился бежать. Я за ним, смотрю, а Павлик пошел…
— Пошел или побежал?
— Сначала пошел, потом побежал… Я бегу, смотрю, куст, ну, думаю, вдруг Гуляев там. И точно, он из-за кустов выскакивает и прикладом в лицо. Ну, я присел, но чуть-чуть опоздал… — Пыжов поморщился, касаясь пальцами шишки.
— Опоздал — не опоздал, а
