Андрей Константинов - Тульский–Токарев. Том 1. Семидесятые–восьмидесятые
— Дядь Семен, убийца, которого я поймал… случайно… он кто?
— С каких же щей — случайно? — не согласился с токаревской скромностью Жейков. — Такого упырька случайно не возьмешь… Ребята там дорабатывают, но, похоже, что взял ты некоего Тельняшку, я слыхал за него краем уха… Он рыбина крученая, из блатных, стремящийся…
Артем чуть порозовел от удовольствия и тут же задал новый вопрос:
— Не сильно ему досталось?
Семен Артемьевич слегка мотнул головой:
— Сначала ты навалял ему за дело и в погоне. Это не считается. А потом… Не гоняй.
— Он угрожал мне, — буркнул Артем, вспомнив, как сидел на спине Тельняшки — казалось, что это было уже. давно — вчера или позавчера…
— Пустое, — махнул рукой Жейков. — Хотя… Токарев чуть напрягся.
— А воры… Они что — все такие? Пенсионер посмотрел на мальчишку с улыбкой:
— Не вор он, я же сказал: стремящийся… А воры… Тема сия мудреная, враз не объяснишь… Расскажу тебе случАй. Запоминай. Было это в 1947 году, как сейчас помню, зимой, в ивдельских лесных лагерях. Тогда чернее зон по Союзу не сыскать было. Места там, я тебе скажу, укромные… На лагпункт привели этап — человек эдак четыреста. Так вот — из зоны блатные кричат: «Сколько людей?» А в ответ: «Шесть человек!» Это значило, что на весь этап — шесть воров. Теперь вдумайся: вор, по-ихнему получается, — синоним человеку. Следовательно, не вор — не человек. Вот и вся недолга. Я в сорок седьмом срочником был, но эти крики запомнил…
В этот момент пенсионер и школьник поравнялись с еще работавшим пивным ларьком. Семен Артемьевич хищно втянул носом воздух, уловил приятный дух:
— Все, завязываем о непростом болтать. Давай-ка лучше по пивку…
…Себе Жейков купил большую кружку, Артему — маленькую. Сдувая пену на асфальт, Семен Артемьевич сказал серьезно:
— Тема, я вроде как дистанцию соблюдаю, ну и воспитываю тебя. Так что кружки не равны.
— Ни на что не влияет, — солидно отозвался Токарев и тут же спросил: — Дядя Семен, а правда, что у вас медаль «За отвагу» есть? Ребята говорили… А за что?
— А-а, — отмахнулся Жейков. — Одного мазурика задержал… Он меня подстрелил легонько — в руку… Ничего такого-растакого… Бежал за ним долго… Ладно, Артем Васильевич, с почином тебя. Будем!
И Жейков легонько стукнул своей большой кружкой по маленькой, с которой Артем пытался по-взрослому сдуть пену. Пена обрызгала Токареву нос — она была холодной и приятно щекоталась.
— Будем! — ответил Артем и улыбнулся…
* * *«Известия»
от 12.05.1963 года.
УКАЗ
Президиума Верховного Совета СССР
О НАГРАЖДЕНИИ капитана милиции
Жейкова С.А. медалью «За отвагу»
За мужество и отвагу, проявленные при охране общественного порядка и задержании вооруженных преступников, наградить:
Медалью «За отвагу»
Капитана милиции Жейкова Семена Артемьевича.
Председатель Президиума
Верховного Совета СССР
Л.Брежнев.
Секретарь резидиума Верховного
Совета СССР
М.Георгадзе.
Москва, Кремль,
10 мая 1963 г.
* * *Сотрудник ленинградского уголовного розыска Семен Жейков встретился с вооруженным преступником в пути. Проезжая на мотоцикле своего знакомого через село Крукеничи Львовской области, где находился у матери во время очередного отпуска, он услышал призыв о помощи. Кричала кассир сельпо т. Кундис, у которой неизвестный отнял чемодан с деньгами. Эти деньги — 2.430 рублей — были предназначены для сдачи в отделение Госбанка. Милиционер отправился в погоню. Преследование было недолгим. Жейков увидел человека с чемоданом в руке и малокалиберным ружьем. Заметив, что его догоняют, преступник пустил в ход оружие. Семену перебило руку. Он уже не мог вести мотоцикл. Оставив его, Жейков не прекратил погони, задержал грабителя и доставил его в сельский Совет.
Бандит привлечен к уголовной ответственности.
Тульский
Июнь 1978 г. Ленинград, Васильевский остров…В добротной четырехкомнатной квартире Сочивановых Артур себя чувствовал не то чтобы совсем уж неуютно, но, как говорится, элемент скованности присутствовал…
Все второе полугодие восьмого класса Тульский пытался обратить на себя внимание Дины Сочивановой из параллельного класса. Не сказать, что девочку Бог одарил неземной красотой, но — фигура, осанка, надменный взгляд огромных серых глаз, иронично-интеллигентская манера говорить плюс папа — профессор, преподававший в Горном институте, — все это превращало Дину, по мнению многих мальчишек, чуть ли не в принцессу. Артур исключением не был, хотя и кривился скептически, слушая сопливые вздохи одноклассников по мадемуазель Сочивановой. Сам Тульский вздыхал тайно, злился непонятно на что — скорее всего, на собственную же нехарактерную для него робость — он, легко сходившийся с людьми и прекрасно чувствовавший себя в конфликто-экстремальных ситуациях, не мог придумать, как завязаться с Диной. Это безумно раздражало и приводило даже к тому, что пару раз Артур отпустил вслед Сочивановой грубовато-подковырочные замечания — под льстивый смех одноклассников.
Некое подобие отношений сложилось только после выпускного вечера, венчавшего окончание экзаменов за восьмой класс. Артур, кстати, к удивлению многих учителей и родителей, полагавших, что такому — место только в ПТУ, был переведен в девятый класс. А поскольку восьмых классов в их школе было четыре, а девятых — только два, то судьба свела Сочиванову и Тульского в одном классе…
На выпускном вечере Артур пригласил Дину на танец, и она, несказанно удивив многих, приглашение приняла. А потом еще и сама пригласила Тульского на «белый» танец. Тут уж все окончательно обалдели. Новость о «романе» главного хулигана школы и профессорской дочки обсуждали между собой на все лады не только школьники, но и некоторые родители.
После выпускного Дина с Артуром пару раз погуляли по набережным (Тульский даже за руку взять девушку так и не решился), а потом последовало приглашение в гости. Чтобы не было ненужных иллюзий, Сочиванова сразу предупредила, что «родители будут очень рады». Тульскому, конечно, интереснее было бы остаться с Диной в квартире наедине, но… Не все сразу, как говорится…
Профессорская квартира чуть придавила Тульского своей роскошью — старинная мебель, картины, какие-то карты на стенах, — в таких домах ему еще не доводилось бывать. Дине очень нравилось то, под каким впечатлением находился примолкший гость. Она-то чувствовала себя раскованно и уверенно на своей территории, да и родители были рядом — в общем, все преимущества наличествовали.
Она быстренько накрыла на стол в гостиной, подала чай в старорежимных чашках, варенье в специальной вазочке, печенье на блюде…
Чай пили чинно, почти по-светски, коротко переговариваясь вполголоса. Артур изо всех сил старался вести себя воспитанно. В принципе, у него получалось, вот только горячий чай он втягивал в себя со слишком громким хлюпаньем, не замечая, как улыбается на это Дина…
Долго усидеть за столом Тульский, разумеется, не смог. Он встал, подошел к книжным стеллажам — книг в квартире было очень много, — начал разглядывать корешки. Многие названия вызывали оторопь.
— Концепция тектонических разломов, — прочитал Артур вслух и вздохнул: — Красиво…
Стеллажи были украшены какими-то вазочками и бронзовыми фигурками. У Тульского начало рябить в глазах. Дина встала, подошла и, положив руку на фигурку собаки, сказала с гордостью:
— Конец XIX века, Польша. Очень тонкая ковка.
— Красиво! — Артур не понял, где какая ковка, и взял в руки фотографический портрет молодой женщины в старинной кожаной рамке. Дина аккуратно и тактично забрала у него портрет:
— Это моя бабушка по отцу. Она была смолянкой, но доучиться не успела из-за революции.
— Красивая! — похвалил Тульский бабушку и попытался составить куртуазный комплимент: — Прям вся в тебя!
Дина прыснула. Тульский недоуменно глянул на нее и насупился. Ему очень хотелось поцеловать девушку, но… Смущала даже не близость родителей, а непривычная атмосфера учености, академический дух, витавший в квартире. Уважуха!
Целоваться в храме науки было как-то стремно. Стремно, но очень хотелось…
Раздираемый противоречивыми чувствами, Артур судорожно схватил с полки старинный альбом — из него вылетела какая-то гравюра. Тульский ойкнул, попытался исправить оплошность, умудрился схватить листок на лету — но, естественно, смял его. Дина чуть нахмурила бровки, но, будучи девушкой воспитанной, сказала:
— Не переживай, я разглажу.
