Иван Максименко - Подводные камни

Во-первых, сертификат о том, что он прошел основной курс для аквалангистов был нужен ему, чтобы свободно купить необходимое снаряжение для погружения, так как без этого документа ему могли не продать его или, например, отказаться заполнять баллон воздухом. Во-вторых, практические занятия с инструктором ему были так или иначе необходимы, чтобы научиться пользоваться аквалангом и не допустить под водой какую-нибудь элементарную ошибку, которая могла не только провалить его начинание, но и подвергнуть его же собственную жизнь опасности.

Итак, Родриго зашел в серый барак, заполненный стеллажами с всевозможными водолазными принадлежностями, и при помощи своих весьма скромных знаний английского объяснил черноволосому мужчине, сидевшему за прилавком, что хочет записаться на курсы дайвинга. Также он показал молодому инструктору распечатку, доказывающую, что он (в бумаге были записаны данные поддельного паспорта на имя Мартина Ховаца) прошел платный теоретический курс. Любовник Вероники прошел его еще у себя дома — это можно было сделать, не вставая с компьютера, скачав все необходимые документы с сайта одной из международных дайвинг организаций — для того, чтобы на острове сразу перейти к практическим занятиям и быстрее получить заветный сертификат.

Занятия состояли из пяти уроков в закрытом бассейне, которые должны были дать кандидатам в водолазы основные навыки, и четырех уроков в естественной среде, то есть в океане. Родриго планировал уложиться в минимальный срок — четыре-пять дней, к тридцать первому июля купить комплект подводного снаряжения в одном из местных магазинов и не позже четвертого августа найти самый подходящий момент для приведения своего изощренного плана в действие.

Любовник Вероники — он же двадцативосьмилетний Мартин Ховац с большой родинкой на правой щеке — купил страховку, заполнил стандартную медицинскую анкету, арендовал акваланг и отправился на инструктаж.

— О, смотрите! Это золотой слиток! Бинго! — радостно воскликнул капитан Лийс и подскочил на кресле, глядя на экран одного из компьютерных мониторов.

Облако из ила и мелких ракушек рассеялось, и объектив камеры, установленной на корпусе подводного робота, поймал кусок благородного металла, зарытого в песке.

— Сколько экспедиций до нас было, и только мы нашли корабль! — повернувшись лицом к Мидасу Калано, стоявшему вместе со своей любовницей за креслом капитана, сказал Лийс и всплеснул руками. — Вот это называется везение! Маленький фрагмент кормы — вот и все, что осталось от судна. Одна часть корпуса сгорела еще до того, как оно ушло под воду, вторая — сгнила на дне. А мы-то уже думали, что не найдем его. А ведь нашли…. Основная часть сокровища должна лежать прямо под нами. Здесь, так сказать, эпицентр. К сожалению, артефакты не лежат одной кучей, как думают обычные люди, а разносятся веером на десятки километров. Столько времени ведь прошло. Мы сначала подробно сфотографировали весь квадрат и сделали трехмерную цифровую карту, поэтому потом легко можно будет сказать, где что лежало.

— А сколько всего золота было на судне, капитан? — спросил Калано, положив руку на талию Оксаны.

— Значит, в архивах записано, что золота было примерно сорок тонн, серебра — сто сорок, плюс еще сорок тонн драгоценных камней.

— Вот это сокровище, правда, Оксана? Уму непостижимо…

— Уму нет, а капитану постижимо, — улыбнулась девушка.

— Ну, мы все-то найти не сможем, но надеюсь, что хотя бы тонн пять поднимем, может и больше.

— Глубина больше километра, да?

— Тысяча двести метров ровно.

— А сколько золота нужно поднять, чтобы проект окупился, капитан?

— Ну,… — буркнул Лийс, поглядывая на то, как стальная рука робота протягивается к посеревшему золотому слитку и осторожно захватывает его щипцами, — хотя бы пять тонн, тогда компенсируем все затраты. Если поднимем больше — запишем прибыль.

— Виктор, а это сокровище в музее выставят или оно будет продано на аукционе? — Оксана, до этого молчаливо наблюдавшая за работой Лийса и двух его помощников, сидевших слева и справа от него, обратилась к усатому капитану.

— Мы подписали контракт с португальцами, поэтому часть отойдет им, часть — нам. Свою долю они, наверное, распределят по музеям, а то, что достанется нам, мы потом продадим с молотка. Правда, это не так быстро все происходит, надо сначала каждый артефакт внести в регистр, описать. Некоторые люди считают, что наша работа в чем-то аморальна, — на слове «аморальна» один из помощников Лийса посмотрел на него украдкой, потом снова стал наблюдать за изображениями на компьютерных мониторах и давать археологам, сидевшим в соседнем помещении, отрывистые команды по радиосвязи, — но в чем? Они даже говорят, что останки кораблей лучше не трогать и оставить их гнить на дне. Какой в этом смысл? Они разве нужны океану? Он их оценит? Для океана это просто мусор. Артефакты ценны для человека, для истории, поэтому я не согласен, что мы мародерствуем или что-то в этом роде. Наше дело важно для науки, к тому же у правительств обычно не хватает ресурсов и опыта в проведении такого рода операций, поэтому они охотно прибегают к нашим услугам. У нас есть и необходимое оборудование, и обученные люди. Вот этот аппарат, например, который сейчас достает слитки, — уникальная разработка, даже у военных еще нет такой модели. А у нас есть.

— А когда поднимете слитки? Уже не терпится их потрогать, — глядя на мониторы, полюбопытствовал Калано.

— Соберем еще несколько предметов и тогда. Рядом вон торчит цевье бронзовой пушки, мы ее тоже достанем, но попозже. К ней нужно будет сначала тросы привязать.

— Вы, можно сказать, выиграли в лотерею, капитан.

— О, это намного ценнее лотереи, Мидас. В лотерее выигрываешь только деньги, а я выиграл еще и четыреста лет истории. Мы сделали то, что не смогли сделать все остальные. Вот это настоящая награда.

Чувства, которые в этот момент испытывал каждый из членов команды судна Посейдон Эксплорер, было трудно передать простыми словами. Была в этих чувствах и блаженная легкость удовлетворения от того, что трехлетние усилия экипажа, наконец, увенчались успехом, и неописуемый трепет, знакомый каждому исследователю, стоявшему на пороге величайшего открытия.

Посейдон покачивался на волнах в девятнадцати морских милях южнее пролива между островами Фаял и Пику и примерно в ста тридцати морских милях западнее острова Сау Мигель, прямо над тем местом, где за четыреста лет до этого солнечного дня свой последний морской бой принял португальский парусник, каракка[1], груженый сокровищами.

В тот злосчастный июньский день 1593 года корабль, отчаливший от берегов Гоа вместе с двумя другими каракками, приближался к Азорским островам, держа курс на Португалию. Однако путь домой оказался усеян тяжелыми препятствиями буквально с самого начала — два парусника, получившие серьезные пробоины, пришлось оставить у берегов Мозамбика и Южной Африки, и перебросить на борт третьего судна их экипажи, половину которых составляли рабы, и драгоценный груз. Вслед за этим, у Мыса Доброй Надежды, последний корабль тоже стал протекать, вынуждая моряков выбросить часть лишнего продовольствия (золото, серебро и бриллианты, разумеется, остались в трюмах).

Необходимость пополнить запасы воды и еды привела португальцев в Анголу, что впоследствии оказалось роковым для многострадальных путешественников. Взяв на борт дополнительных рабов, парусник снова вышел в открытое море, где его ждал новый, еще ужаснее прежних, сюрприз — отсутствие ветра, к которому, вполне логично, прибавились малярия и цинга, покосившие половину экипажа и измучившие до крайности тех, кто остался в живых.

Из-за бесконечных неудач и испытаний по каютам поползли недобрые слухи, и многие стали сомневаться в том, что грузу удастся доплыть невредимым до Лиссабона. Это заставило капитана корабля объявить голосование, итогом которого стало решение большинства изменить курс и плыть в сторону Азорских островов. Однако это было слишком рискованно, так как было хорошо известно, что в данном районе существует другая напасть, противнее и безветрия, и бурь, и цинги вместе взятых — английские пираты, устраивавшие засады на торговые корабли, возвращавшиеся из Восточных Индий. Объявив свое решение, португальский капитан заставил экипаж произнести следующую присягу: «если на пути нам встретиться враг, мы скорее погибнем в огне, чем сдадим корабль».

Каракка, вооруженная тридцатью двумя пушками, была уже готова к сражению, когда, достигнув архипелага Азорских островов, ее дозорные заметили у острова Фаял три английских корабля, водоизмещением четыреста тонн каждый.

Неравный бой начался по полудню, загрохотала артиллерия, картечью ударили мушкеты, не смолкая целые сутки. Затем, на следующий день, когда солнце было в своем зените, англичане, собравшись в тройной кулак, попытались взять португальский парусник на абордаж. Соленая вода, смешивавшаяся с копотью и кровью обреченных португальцев, стекалась с палубы и выливалась грязной темно-красной жижей через шпигаты[2], окрашивая Атлантику зловещими пурпурными разводами.