Марианна Баконина - Смерть на выбор
— Вот и Нина-ханум, — радостно разулыбался вдруг очнувшийся Аскер. — Как поработалось?
— Просто замечательно. — Нина действительно была довольна. Она сделала массу выписок, сравнила каталоги разного времени — хорошо трудиться, когда никто не мешает и не отвлекает.
— Тогда чаю, — еще более довольным голосом предложил Аскер, однако, что его собственно веселило, Нина не понимала. Она села напротив мужчин, еще раз оценив все преимущества брюк. Сидеть в европейской юбке за дастарханом очень обременительно.
Особенно сейчас, когда вернулось мини.
Служитель, неизвестно как узнавший, что следует принести еще чаю, появился с двумя свежими чайниками. Нина уже совсем было собралась высказать свои соображения по поводу описей, но в этот раз смотритель явно не собирался вести ученые беседы. Он молчал, Аскер же был в своем репертуаре.
— Ах, Нина-ханум, до чего ты хорошая девушка, жалко, из Петербурга уехать ни за что не согласишься, а то мы бы тебе мужа нашли.
Разговоры о муже Нину, как правило, раздражали, ей нравилось на Востоке все, кроме неистребимой страсти содействовать всяческим женитьбам и замужествам.
— Да уж, не соглашусь. Да и кто меня здесь возьмет, — резонно и с должной скромностью сказала она. Последние слова оказались лишними, Аскер разразился невероятно длинной и цветистой тирадой. Если его слова воспринимались бы всерьез, выяснилось бы, что в подлунном мире не рождалось еще создания, подобного Нине.
— И слова такие говорить тебе должно быть стыдно, я еще не встречал девушки, которая могла бы сравниться с тобой, любой джигит от Кашмира до Финляндии рад будет назвать тебя своей женой. И умрет от счастья тот, кого осчастливишь ты своим выбором.
Слова Аскера могли бы показаться издевкой, но Нина привыкла к такой манере изъясняться, ее только позабавила неизвестно как вклинившаяся в цветистый водопад восточного красноречия Финляндия. Она проглотила вертящуюся на языке шутку насчет неизбежного в этом случае вдовства.
— А где Максим? — спросила она, чтобы сменить тему разговора.
— Он не появлялся, я тебя хотел спросить. — Аскеру, видимо, тоже прискучили собственные сплошные комплименты.
* * *В темноте ни черта не было видно, и тишина была похожа на тишину склепа. Пахло паутиной и летучими мышами. Максим достал зажигалку, но слабое пламя, изрыгаемое продукцией фирмы «Бик», не сумело пронзить многовековую темень.
Под ногами хрустели обломки истории, Максим шел быстро, но осторожно. Он не боялся неожиданного нападения, так как успел разглядеть хрупкую фигуру водителя и был убежден: с ним он справится в любом случае. Просто прогрессивный журналист отличался брезгливостью и старался избежать встречи с тарантулом, сколопендрой, камнезубой ящерицей или чем-то в том же духе, что в избытке водится в жарких странах. Чтобы глаза привыкали к темноте, зажигалку он погасил.
После нескольких поворотов Максим подумал, что неплохо бы как-то помечать дорогу. Казавшееся совершенно небольшим снаружи заброшенное строение превратилось в запутанный лабиринт, когда он попал внутрь. Ниток при себе не было, и испытанный еще в древности Ариаднин способ отпадал. Максим решил возле каждого поворота бросать спичку, здраво рассудив, что среди древнего мусора светлые палочки должны бросаться в глаза. Он, к счастью, всегда имел и зажигалку, и спички.
К тому же он старался запоминать каждую дверь и каждый проем. Тишина, прерываемая только шорохом его собственных шагов, становилась непонятной — юный джигит исчез в пустом и темном здании.
Максим остановился — так далеко догоняемый зайти не мог, невозможно беззвучно передвигаться по пересохшей глине, а именно осколки необожженных кирпичей толстым слоем лежали на полу. Тишина и мрак стали зловещими. Максим принял волевое и разумное решение — повернуть назад. Скорее всего неведомый преследователь затаился где-нибудь возле стены, а если на обратном пути найти юношу не удастся, то он и искать не будет — Нина, наверное, уже заждалась.
Назад Максим шел еще медленнее, все-таки ему хотелось побеседовать по душам с владельцем «Волги». Но и на этот раз никого не нашел. На каждом углу Максим останавливался и при неверном свете зажигалки старался отыскать свои спичечные отметины; когда это не удалось на третьем повороте, он понял, что заблудился.
Во мраке стены, двери, проломы и повороты выглядели совершенно одинаковыми. Максим сначала побежал в одну сторону, потом бросился в другую, он уже забыл, что на него могут напасть сколопендры и незнакомец, он не смотрел под ноги и передвигался с невероятным грохотом. Через полчаса бессмысленной беготни, время от времени прерывавшейся ползанием на четвереньках, он все же не потерял надежды выбраться с помощью спичек. «Король», или по крайней мере «принц», петербургских репортеров остановился, чтобы подумать.
Он сел на корточки возле стены, закурил и выругался:
— Угораздило заблудиться в четырех стенах. И какой идиот придумал строить дома без окон!
После двух затяжек он вскочил, почувствовав чей-то пристальный взгляд.
— Кто здесь? — Он вытянул руку вперед, словно горящая сигарета могла осветить обширный зал, потом, словно слепой, с вытянутыми руками сделал два шага, потом неожиданно увидел два глаза, злобно мерцавших в темноте. Стараясь не отводить взгляда, Максим присел, нащупал осколок потяжелее и, громко выдохнув, швырнул кирпич в противника. Шальной вопль оглушил прогрессивного журналиста, и он тут же понял, что сражался с кошкой. Причем победил. Радость победы омрачалась сознанием явного неравенства — все-таки кошка не совсем достойный соперник.
Докурив вторую сигарету, Максим пришел к единственно возможному решению — выбираться как можно быстрее. Человек опытный и рассудительный, Максим знал, что быстро не означает поспешно. Поэтому теперь он пошел не торопясь — направо, потом опять направо, полагая, что рано или поздно вернется на исходную позицию.
* * *— Пора ехать, я хочу вас познакомить с очень интересным человеком, Нина-ханум.
Они пили чай уже два часа, время от времени Нина спрашивала, куда мог подеваться ее спутник, а Аскер и смотритель библиотеки вполне резонно переадресовывали этот вопрос ей.
— Но надо же дождаться Максима. — Нина удивленно вскинула глаза.
— Почему? Если он сюда вернется, Джафар-ходжа скажет, где нас искать. Так?
Смотритель степенно кивнул.
— А если с ним что-то случилось?! — Нина упорно отказывалась бросить друга, даже такого неверного, как Максим.
— Ничего с ним случиться просто не могло, машина новая, сломается вряд ли, просто увлекся ваш журналист. Он же человек увлекающийся.
С этим заявлением было трудно спорить. Пылкий характер прогрессивного журналиста бросался в глаза с первого взгляда.
— Встречается с какими-нибудь коллегами или «зелеными». У нас ведь тоже есть «зеленые»! — гордо произнес Аскер.
— Как? Так прямо и называются? — Нина предполагала, что цвет знамени Пророка не может быть использован для обозначения примитивной борьбы за сохранение окружающей среды.
— А занимаются они чем?
— Есть, конечно, отличия, но у нас ведь тоже много экологических проблем — хлопок и безудержная ирригация, удобрения. Впрочем, если вам это интересно, Нина, в Ташкенте я могу вас познакомить с руководителями этого движения. А сейчас едем обедать.
Нина в конце концов согласилась. Неудобно заставлять Аскера ждать, к тому же они и так долго надоедают Джафару-ходже. Максим — взрослый человек и вполне мог бы помнить не только о себе, но и о других. Его самозабвенное желание добиться своего во что бы то ни стало не должно мешать жить другим.
Нина вежливо, по-узбекски поблагодарила смотрителя библиотеки за чай и помощь. Тот опять стал разговорчивым и пригласил посетить его скромную обитель еще раз.
— И обязательно скажите Максиму, где мы, — еще раз попросила на прощание Нина.
— Непременно, счастливого пути! — Джафар-ходжа проводил их до машины. Аскер уселся на водительское место, предварительно заботливо устроив Нину на переднем сиденье, проверил ремни безопасности.
— Поехали, видишь, если бы я не взял машину отца, нам бы пришлось ждать автобуса. Все-таки ненадежный народ эти журналисты.
Нина не хотела спорить, хотя Аскер сам буквально всучил им свой автомобиль.
* * *Ненадежный Максим, абсолютно весь покрытый паутиной и пылью веков, бродил по кругу — выхода он обнаружить не мог. Он ясно сознавал, что ни одна живая душа даже предположить не сможет, где именно он находится, так что рассчитывать надо только на себя — искать его здесь никто не будет. Живое воображение уже рисовало мрачные картинки голодной смерти, хотя пока его мучила только жажда, дышал он тяжело, пыль скрипела на зубах. Он жалел, что не захватил термос с чаем.
