Альберт Баантье - Маска смерти
Молодой следователь смущенно отвел глаза.
— Это я во всем виноват. Я опять раньше времени забежал вперед. Мне следовало подождать вас и вести этот разговор с главным врачом в вашем присутствии.
Де Кок укоризненно покачал головой.
— Разве можно было предвидеть реакцию Рихарда Недервауда на эту неудачную очную ставку? — спокойно возразил он. — Однако как следователь ты должен всегда помнить о границах допустимых законом действий и не переступать их. Хотя, надо признаться честно, поведение людей часто совершенно непредсказуемо…
Фледдер одарил его благодарным взглядом.
— Я тоже никак этого не ожидал, — сказал он. — Очная ставка в больнице была проведена по всем правилам. Никаких нарушений… И с юридической точки зрения — тоже. Когда перед нами прошли все участники «парада», у меня камень с души свалился. Признаюсь, я искренне обрадовался тому, то Рихард Недервауд никого не узнал.
Де Кок нахмурил брови.
— Это как же понимать?
Фледдер улыбнулся.
— Я с самого начала говорил вам, что не верю в то, что больница Южного Креста имеет какое-то отношение к этому случаю с двумя женщинами, и то, что свидетель Рихард Недервауд не узнал никого, послужило тому подтверждением.
Старый сыщик задумчиво посмотрел на него.
— Значит, ты почувствовал облегчение, и все это поняли?
— Что вы имеете в виду?
Де Кок ухмыльнулся.
— А вдруг рядом с тобой был кто-то, кто совсем не разделял твоего чувства облегчения?
— Как это?
Старый сыщик махнул рукой. Опершись локтями на стол, он опустил подбородок на раскрытые ладони. Неожиданно инспектор подался вперед и прищурившись уставился на своего молодого коллегу.
— Ты поддерживал все эти дни постоянный контакт с Ван Беммеленом?
Фледдер покачал головой.
— Да нет, я говорил с ним всего два раза.
— Первый раз, — сказал Де Кок, — когда доктор неудачно пошутил по поводу трупа, возможно, забытого в анатомичке, и заявил, что Рихард Недервауд, по всем признакам, страдает паранойей и одержим навязчивой идеей… Верно?
— Да.
Де Кок приставил указательный палец к груди своего помощника.
— Во время ваших разговоров ты ни разу не упомянул об исчезновении Аннетье Схеепстра?
— Нет.
— А при встрече с доктором Лестерхейзом?
— Тоже нет. Речь шла только о Розалинде ван Эвертсоорд.
Де Кок задумчиво провел рукой по своему широкому подбородку.
— Тогда почему доктор Ван Беммелен потребовал у советника юстиции закрыть следствие по поводу исчезновения двух женщин? И в предписании министерства тоже речь идет о двух женщинах!
Фледдер слушал, раскрыв рот.
— В самом деле… — пробормотал он. — Речь все время идет об исчезновении двоих…
— Вот именно! — Де Кок почти ликовал.
— Это означает, — глухо произнес Фледдер, — что Ван Беммелен откуда-то знает об исчезновении Аннетье Схеепстра.
Лицо Де Кока окаменело.
— Совершенно верно! Спрашивается: откуда? Бертус из Утрехта никому не сказал об исчезновении Аннетье Схеепстра и мы — тоже. Каким образом Ван Беммелен узнал об этом?
Де Кок смотрел на Рихарда Недервауда, который сидел за столом, уронив на руки взлохмаченную голову, со смешанным чувством досады и жалости. На юноше был все тот же пиджак из грубой шерсти с кожаными отворотами, в котором он явился в полицию, когда пришел сообщить об исчезновении Розочки. Господи, кажется, целая вечность прошла с тех пор!
Казалось, молодой человек был погружен в глубокий сон, он даже не заметил, как вошел Де Кок, и инспектору пришлось потрясти его за плечо. Рихард Недервауд медленно выпрямился и провел по лицу согнутыми пальцами.
— А-а, инспектор… — Он широко зевнул.
Де Кок улыбнулся.
— Да, я, — сказал он просто.
Рихард Недервауд встряхнулся, окончательно освобождаясь от сонной одури.
— Где вы были сегодня утром, инспектор?
Де Кок взял стул и уселся напротив.
— Вы хотите сказать: во время вашей очной ставки в больнице?
Рихард кивнул.
— Мне вас там очень не хватало, — сказал он.
— Я поздно лег накануне, около трех часов ночи, — извиняющимся тоном пояснил Де Кок. — Ну и позволил себе утром поспать на часок подольше.
Юноша сокрушенно покачал головой.
— Вы не должны были доверять проведение этой очной ставки молодому следователю!
— Вы имеете в виду моего молодого коллегу Фледдера?
— Да, я говорю о том молодом человеке, что был тогда вместе с вами в комнате, когда я пришел сообщить об исчезновении Розочки. Может быть, он и хороший следователь, не мне судить… но сегодня утром в больнице он проявил себя как человек не самый проницательный.
Де Кок нахмурился.
— В каком смысле?
— Да это же был настоящий спектакль! — возмущенно воскликнул Рихард Недервауд.
— Спектакль?
— Великолепное шоу… театр… ревю… — Рихард распалялся с каждым словом. — Ваш молодой следователь позволил обвести себя вокруг пальца! Его просто ослепил этот блестяще отрепетированный парад, этот костюмированный бал! Все сотрудники больницы Южного Креста хорошо к нему подготовились, каждый был тщательно выбрит, причесан и разутюжен… ничего не скажешь, отличный спектакль! Все участники этого действа просто наслаждались: и ваш коллега, и доктор Лестерхейз… А меня они сочли сумасшедшим!
8
Де Кок не случайно оставил Рихарда Недервауда одного в комнате на некоторое время: он хотел, чтобы тот немного успокоился. Понимая, какое потрясение испытал этой молодой человек, инспектор от души сочувствовал бедняге.
Вытащив из кармана пиджака фотографию Розалинды ван Эвертсоорд, Де Кок положил ее на стол и несколько минут разглядывал открытое улыбчивое лицо, задорную короткую стрижку, прелестные ямочки на щеках, затем перевернул фотографию и пододвинул ее Рихарду.
— Это твоя Розочка?
Юноша молча кивнул. Напряжение и скованность сразу исчезли, он невесело улыбнулся.
— Да, это она…
— Ты любишь ее?
— Очень!
— А она тебя?
Рихард помедлил с ответом, потом нерешительно сказал:
— Думаю, что тоже.
Де Кок напряженно ловил каждую его интонацию.
— Почему вы… э-э… все-таки не узаконили ваши отношения? Я хочу сказать: что мешало вам пожениться?
Рихард Недервауд еще раз быстро взглянул на фотографию.
— Она не хотела. Решила, что не выйдет замуж, пока спорт продолжает оставаться главным делом ее жизни. «Пойми, я просто не могу себе этого позволить, — говорила она, — ты все время будешь оставаться как бы на втором плане». И надо сказать, подобное положение меня тоже не устраивало. — Рихард самодовольно усмехнулся. — Должен вам сказать, Розочка никогда не отступала от своих принципов и была удивительно последовательна во всем.
— Вероятно, вы с ней часто говорили о ее спортивных достижениях? Мне кажется, такая девушка хотела бы как можно дольше оставаться в большом спорте…
Рихард Недервауд оживился и закивал.
— Да, это так. А это означало, что я был вечно обречен оставаться на вторых ролях.
— И у тебя не было никакой надежды?
Молодой человек пожал плечами.
— Я никогда не строил иллюзий на сей счет. Когда я видел, с каким увлечением Розочка занимается спортом, с какой самоотдачей целые дни проводит на тренировках, я не мог ею не восхищаться. Недавно она вернулась со своей командой из очень успешной поездки по Центральной Африке и тут же стала строить грандиозные планы: собиралась отправиться на Дальний Восток, в Китай.
Де Кок озадаченно почесал нос.
— И ты ни разу не заводил с ней речь о свадьбе?
На лицо Рихарда набежала тень. Он несмело пододвинул фотографию поближе к Де Коку.
— Нет… Но Розочка никогда уже не будет моей невестой…
— Почему ты так говоришь?
— Она же умерла… — Рихард проглотил ком в горле.
— Откуда тебе это известно?! — поинтересовался Де Кок.
Молодой человек потупился.
— Интуиция мне подсказывает… — Он постучал себя кончиками пальцев по груди. — Это чувство у меня где-то здесь, внутри… Я уверен, что Розочки нет в живых.
Де Кок искоса взглянул на него.
— А я следователь, и верю только фактам! Такова уж моя профессия. Как ты понимаешь, мне нужны только факты и доказательства. Если я буду основываться на интуиции, на чьих-то смутных предчувствиях, я далеко не уеду…
— Жаль.
Де Кок заглянул в глаза молодому человеку.
Он тщетно пытался вызвать в себе симпатию к Рихарду, но ему это плохо удавалось, что-то в поведении этого долговязого юноши настораживало инспектора и мешало относиться к нему с полным доверием.
— Наши чувства, — вздохнул Де Кок, — часто основываются на пережитом, на том, что давно кончилось и угасло, хотя нам трудно в это поверить… и эти ничем не подкрепленные чувства мы называем «интуицией». — Он криво усмехнулся.
