Александр Андрюхин - Семя титана
— Значит, сегодня утром по телефону Воронович разговаривал с Калининой?
— А с кем же еще?
14
После той ночи, когда Инга выбежала из квартиры Чекушкина, она действительно больше не встречалась с Вороновичем. В этом критик не солгал. Чекушкин чувствовал себя виноватым перед девушкой, и это был единственный раз в жизни, когда он чувствовал себя виноватым перед кем-то. Да, Воронович продал тело своей возлюбленной, но он много страдал и искренне раскаивался в содеянном — это было чистой правдой. А Инга безумно любила заведующего отделом поэзии, и когда поняла, что она ему безразлична — ведь он был готов уступить её первому встречному, — чуть не бросилась под поезд по примеру Анны Карениной.
Однако с примером литературной героини она решила повременить. Не добежав метров двадцати до перехода, девушка зашла за киоск, присела на корточки и принялась рыдать. Ни продавец киоска, ни проходившие мимо прохожие не поинтересовались, что случилось с этой красивой девушкой. «За что мне такой крест — любить Вороновича? — изумлялась она сквозь слезы. Как теперь я буду жить без него?»
Жизнь без этого человека действительно потеряла всякий смысл. С Вороновичем было тяжело, но с ним не было этой леденящей пустоты. Без него стало никак. Полное небытие! И не было никого, кто бы мог его заменить.
«Сейчас приеду к Юльке и наглотаюсь таблеток, — мелькнула спасительная мысль. — Конечно, Юльке будет хлопотно с трупом, но что делать? Она поймет». Эта мысль заставила Ингу подняться с корточек и спуститься в метро. Перед входом в вагон она отерла ладонями слезы и одернула юбку с оторванной пуговицей. Зачем она это сделала, и сама не поняла. Ведь теперь ей все по фигу.
В летящем поезде она вглядывалась в черное стекло и думала, что, в сущности, она ещё очень молода, а вокруг пустота. А впереди? Представить страшно: бесцветная, однообразная жизнишка. Неужели так много для неё значил Воронович? Девушка вспомнила, что теперь его нет, и едва не разрыдалась на весь вагон. Может, правильней было подчиниться и не сопротивляться Чекушкину? Может, в сердце Вороновича тогда бы что-нибудь екнуло?
Инга вздрогнула, вспомнив ледяные руки Чекушкина, и слезливо подумала, что хорошо бы поскорее добраться до Юлькиной квартиры и залечь в ванну. Нужно поскорее смыть с себя всю эту грязь и облачиться в чистенький махровый халатик, а потом уже со спокойной душой наглотаться снотворных таблеток. Хотя перед ними можно будет в последний раз сварить кофе и с полотенцем на голове развалиться на уютном Юлькином диванчике. И тогда уже всласть отдаться воспоминаниям о солнечной Ирландии. Хотя, конечно, не всласть, а до пяти часов. В пять приходит с работы Юлька.
Но, кстати, почему именно солнечной? Ведь когда волны тащили её в море, затылок просто ломило от давивших на него туч. Однако когда она плыла обратно, то вовсю сияло солнце. И здесь не могло быть никакой ошибки, потому что в глазах плясали зайчики. Именно из-за них Инга сразу не смогла разглядеть лица появившегося на скале мужчины.
Однако сегодня она определенно не доберется до Чистых прудов. Голова раскалывалась ещё невыносимей, чем вчера, и пассажиров набилось будто сардин в консервную банку. И вдруг в черном окне среди этой заспанной консервной массы бедняжка увидела его. «Только не это!» — сверкнуло в больной голове, и девушка со стоном зажмурилась.
Должно быть, показалось. Не может же судьба быть такой жестокой! Инга украдкой принялась изучать отражавшихся в стекле людей, и чем внимательней всматривалась, тем больше приходила в ужас. Определенно он! Та же шевелюра с проседью и тот же грустный взгляд, обращенный в пустоту. Инга непроизвольно попятилась, но наткнулась на угрюмое непонимание пассажиров. «Девушка, выходит полвагона!»
Через минуту на станции действительно схлынуло полвагона, и теперь в такой визжащей юбке её мог не увидеть только слепой. Он подошел сзади и вежливо тронул за локоть. Пришлось угрюмо поднять глаза и разыграть изумление. Инга ещё не решила, как вести себя с ним: узнать или разыграть дурочку? Ведь от неё разит перегаром, табачищем и козлячьим чекушкинским духом. Наконец, она без косметики и на блузке масляные пятна от рыбы.
— Вот видите, — произнес он без всякого приветствия, как будто они только что расстались, — если судьба нас свела опять, значит, мы что-то друг другу не досказали.
Девушка скрестила на груди руки, чтобы замаскировать жирные следы от пальцев, и с тоской подумала, что ехать ещё целых пять остановок.
— Я не верю в судьбу, — произнесла Инга и тут же мысленно простонала.
Кажется, она совершила ошибку. Сейчас он ринется в свои блистательные рассуждения о судьбах и станет о чем-то выспрашивать. А это самое ужасное, поскольку от неё исходит аромат далеко не девичьей свежести. Ни к чему было вообще подавать голос.
Однако симпатичный незнакомец ничего не спросил, а только деликатно кашлянул.
— Я тоже не верил в судьбу, а сейчас понимаю, что от судьбы не убежишь, и чему быть, того не миновать, и что от нашей воли практически не зависит ничего.
После этих слов он замолчал надолго, должно быть, осмысливая смысл только что «прогнанной телеги». Но, видимо, так и не осмыслив, внезапно встрепенулся и произнес с натянутой улыбкой:
— Ну что ж, мне пора выходить. До свидания. Я вам ещё позвоню!
Молодой человек стремительно направился к выходу, и громкий вздох облегчения вырвался из полной груди девушки. Кажется, он что-то уловил. Впрочем, плевать она хотела: он ей не сват, не брат, а тем более — не муж. Но было бы замечательно, если бы он действительно позвонил. Только куда?
Словно подслушав её мысли незнакомец обернулся и крикнул на весь вагон:
— Но у меня нет вашего телефона!
Инга растерялась. Внутренний голос тут же забормотал цифры, но губы и не подумали шевельнуться. Не кричать же через головы пассажиров. К тому же она ещё не решила, стоит ли ему давать свой номер. Точнее, Юлькин.
Поезд остановился, двери распахнулись, но у дверей образовалась пробка. Пассажиры сзади нервничали и не совсем тактично пихали парня в спину. Наконец после некоторой возни им удалось выдавить его наружу, и он, махнув рукой отъезжающему вагону, громко прокричал:
— Ладно, я найду!
15
После беседы с Чекушкиным следователя взяла досада. «Нужно было все-таки поручить расследование практиканту Игошину», — подумал он и подавил зевоту. Разумеется, Батурин был не столь наивен, чтобы поверить критику. Где это видано, чтобы российские литераторы вешались из-за угрызений совести? К тому же из опыта сорокапятилетний следователь знал, что тем, кто уступает своих возлюбленных другим, не известны муки совести. Странно, что его коллега уверовал в эту белиберду. «Литературные работники всегда были оторваны от жизни, — с раздраженнием подумал следователь. Скорее всего, самоубийство связано с болезнью».
Анатолий Семенович спустился на второй этаж к экспертам и спросил:
— Ну как окно? Отпечатки есть?
— А как же! — улыбнулся Анатолий Ефимович. — По-моему, ладонь та же, что на столе и на телефонной трубке.
— Рука самоубийцы?
— Точно об этом сказать могу только после заключения.
— Ясненько! — устало махнул рукой Батурин. — Частички грязи на спинке стула обнаружить удалось?
— Увы! Не вставал он на спинку стула.
— Значит, опера сдвинули стул, — покачал головой Батурин.
Собственно, дело уже можно было закрывать. Осталось сравнить отпечатки пальцев. Если они принадлежат хозяину, то докапываться до истины больше не имело смысла. С мотивацией прояснится после вскрытия. Если болезнь на последней стадии — мотивом будет рак, если нет, то несчастная любовь. Хотя с любовью слишком надумано. Что касается мыла и прочих нестыковок — это лучше опустить.
Батурин вернулся домой в прескверном настроении. Осталось чувство чего-то недовершенного, хотя сегодня он отработал по полной программе. Анатолий Семенович сварил себе кофе и включил телевизор. Жена ещё не пришла с работы, поэтому ничего не оставалось, как закурить с чашкой кофе на коленях и угрюмо уставиться в ящик. Жена ругалась, когда он курил в квартире, но было лень тащиться на лоджию, к тому же по телевизору начались новости из раздела происшествий. Пожар в Каретном переулке. «Вольво» на улице Маши Порываевой столкнулся с трактором «Беларусь». Водитель «вольво» и двое его пассажиров доставлены в больницу с серьезными травмами. Тракторист не пострадал. Далее: двое скончались от отравления грибами. Вот и все происшествия на сегодняшний день. «Негусто и нелюбопытно», — вздохнул Батурин и переключил на футбол.
Но даже футбол не выветрил досаду от сегодняшнего дня. Через полчаса домой явилась жена и несколько развеяла уныние. Первым делом она отчитала мужа за курение в комнате, затем отчитала за обувь, брошенную под ногами, после чего поинтересовалась счетом и, наконец, принялась рассказывать о происшествии на Малой Бронной, свидетельницей которого она оказалась.
