Татьяна Полякова - Чего хочет женщина
— Как же… слабо старичку. Любовь, она дорогого стоит, а последняя и вовсе бесценна. Раскошелится.
— А я что рассказывать должна?
— Шла по улице, подскочили двое, затолкали в машину, глаза завязали, куда-то привезли. Держали вроде бы в подвале, еду приносили, когда свет выключали, на пол ставили. Потом в масках вошли, опять глаза завязали, вывели и в машине повезли куда-то. Велели до ста сосчитать. Повязку сняла, сижу на скамейке в парке Пушкина. Времени продумать всякие детали у тебя будет сколько угодно. Ну?
— Исключать милицию нельзя, — покачала я головой.
— Аркаша будет держать меня в курсе. Перепугается, гад, наболевшим начнет делиться.
— Засыпаться — раз плюнуть.
— Рискнем, — хмыкнула Танька. — В случае чего скажешь, что пошутила. Приласкаешь папулю, никуда не денется, простит.
— Меня — возможно, но не тебя.
— Моя идея — мой риск.
— Когда-нибудь мы доиграемся, — вздохнула я.
— Дуракам везет, — хохотнула Танька.
— Как ты мне сообщишь, что на скамейке в парке пора объявиться?
— На даче телефон есть. Позвоню. Ты сядешь на автобус и приедешь. Не зря говорят: все гениальное просто.
Мы посмотрели друг на друга сначала усмехаясь, потом растянули губы шире, а после и вовсе принялись хохотать.
— Ну? — хмыкнула Танька.
— Заметано, — ответила я.
* * *На следующее утро муж отправился на репетицию, Димка трудился, а я за газетами сходила. Приехала Танька, и мы взялись за работу. Письмо получилось лаконичным и устрашающим. Танька сумму проставила, я нахмурилась, а она от широты души хлопнула еще один нолик.
— Ну и аппетиты у тебя, — покачала я головой.
— Рисковать, так по-крупному. Есть такие деньги у папули?
— Есть, — кивнула я. — У папули много чего есть, вопрос только — захочет ли он раскошелиться?
— А куда ему деваться…
Следы своего трудового подвига мы тщательно уничтожили.
— Ну вот, — почесала Танька за ухом, — письмо подброшу, и завертится машина.
Меня стали одолевать сомнения.
— Танька, может, подождем с твоим планом? Не ко времени сейчас. У Аркаши с Ленчиком нелады. Пожалуй, не до меня папуле…
— Не дергайся. Решили, значит, нечего тянуть. Ленчик сам по себе, а у нас время — деньги.
— Меня муж на работу отвозит, а Димка встречает. Когда меня, по-твоему, «похитить» могут?
— У тебя завтра «окно» в занятиях есть?
— Завтра среда? Есть.
— Вот и сходи в магазин…
День выдался пасмурным, настроения с самого утра никакого. Я чертыхнулась, глядя в зеркало, и Таньку помянула недобрым словом. Ох, и вляпаемся мы с ее гениальными планами… Не сносить нам головы… Но в одном она права: затеяли дело, так надобно его до конца доводить… Валерка в ванную заглянул, спросил хмуро:
— Ты готова?
Последнее время виделись мы редко, а говорили и того меньше. Покидать он меня не спешил, но злился и копил обиду.
— Готова, — ответила я, думая о своем.
— Тогда поехали. Я сегодня вечером задержусь, — сказал он уже в машине. — Твой мальчик тебя встретит?
— Конечно. А ты к своей «бабушке» поедешь? — съязвила я. Валерка глаза выпучил, но промолчал. Да, настроение сегодня ни к черту, и мужа я зря дразню. Какой-никакой, а все-таки муж, и следует соблюдать приличия. Мы подъехали к школе.
— Спасибо, — кивнула я, стараясь быть поласковее.
— Пока, — ответил он, помолчал немного и вдруг спросил:
— Ладка, как мы докатились до всего этого?
Отвечать я не стала, хлопнула дверью и ушла.
Из школы позвонила Таньке на работу. Поздоровавшись, она лихо поинтересовалась:
— Ну что? Приступим?
— Приступим, — вздохнула я.
— Не слышу боевого задора.
— Да пошла ты к черту…
— Все там будем… Адрес помнишь, где ключ спрятан, знаешь. Жратвы на целую роту, книг — библиотека, на любой вкус. До половины шестого я в своем кабинете.
Мы простились, и я трубку повесила.
«Окно» у меня с часу до половины третьего. В учительской я возвестила всем желающим услышать, что иду в магазин, накрапывал дождь, и составить мне компанию никто не решился.
Я вышла из школы, раскрыла зонт и направилась к остановке. Дача художника Петрушина, давнего Танькиного приятеля, бездаря и алкоголика, располагалась практически в черте города, в полутора километрах от объездной дороги, в деревне Песково. Добраться туда можно было автобусом, но делать это я поостереглась: не ровен час встретишь знакомых. Потому на троллейбусе доехала до конечной, а к деревне пешком отправилась, напрямую через лесок, аэродром и озеро без названия, по крайней мере, мне оно не было известно.
Дождь понемногу расходился, идти было сыро и грязно, но я не торопилась и шла осторожно, потому как в подвале сидеть радость небольшая, а здесь хоть и дождь, но все-таки свежий воздух и стены не давят.
Деревню я прошла задами, ориентируясь на высоченную черепичную крышу. Нужный мне дом с другим не спутаешь. Отыскав калитку в заборе, я садом пробралась к задней двери дома, пошарила под крыльцом и обнаружила ключ.
Танька подготовилась к моему заточению на славу. В подвале стояли кушетка, стол и плетеная мебель. Подруга даже обогреватель припасла, помня о том, что я зябкая и холода не выношу. За ширмой помещался импровизированный туалет. Я огляделась с довольной усмешкой. Права подружка, место — класс. Вход в подвал находился в столярной мастерской и был замаскирован шкафом. Не знаю, кому этот подвал понадобился, возможно, и в самом деле каким-нибудь сектантам, но в изобретательности им не откажешь.
Я поднялась в дом, немного побродила по комнатам, устроив себе что-то вроде экскурсии, и вернулась в подвал. Даже если каким-то образом Аркаша и выйдет на этот дом, обнаружить вход в подвал ему не удастся. Это меня воодушевило, и я принялась готовить себе обед.
Заточение в подвале, пусть и добровольное, мне очень скоро надоело, тут не помогали и книги. Я несколько раз поднималась наверх и разглядывала телефон. Очень хотелось позвонить Таньке и узнать, что там с ее гениальным планом. Но ей бы это вряд ли понравилось, а потому, поскучав немного, я возвращалась в подвал.
Через три дня мне стало казаться, что я здесь нахожусь уже целую вечность. Да, быть похищенной совсем не весело. Я скучала по Димке и впервые подумала: «Каково ему сейчас?» Но Димка полбеды, а вот как там Танька?
Она позвонила в субботу, около двенадцати. Звонок прогремел в пустом доме как иерихонская труба. Я была в ванной и, заслышав его, кинулась в чем мать родила в холл. Но по дороге опомнилась и стала терпеливо ждать. После четвертого звонка телефон стих. Я вернулась в ванную, выключила воду, накинула халат художника Петрушина и вернулась в холл. Телефон, как и положено, ожил через пять минут. Четыре звонка. Я села в кресло и уставилась на него. Еще через пять минут, лишь только сигнал прозвучал, сняла трубку. Танька захлебывалась от счастья.
— Ладка, сработало, век свободы не видать… Баксы у соседки в газовой плите, в духовке то есть. Ключ от квартиры я на всякий случай в почтовый ящик бросила, к нему мой ключ подходит.
— Заткнись, — перебила я радостное повизгивание. — Как Аркаша?
— Гневался. Ребятки, натурально, следили. Думаю, сейчас двигают к свалке на двух «БМВ», то есть по всем правилам ведут наблюдение. Пора тебе в парке объявиться…
— Танька… — поеживаясь, начала я, но она меня перебила:
— Хорош канючить, победе радоваться надо. Кати в город, но осторожность соблюдай: раньше времени тебя найти не должны.
Она повесила трубку, а я стала торопливо собираться. Мне не терпелось покинуть дачу, хоть и было страшновато. Аркаша не дурак и все наши хитроумные замыслы вполне мог разгадать. Что последует за этим — предугадать нетрудно. Особого оптимизма такие мысли не внушали. Но Танька права: волков бояться — в лес не ходить.
Песково я опять-таки покинула пешком, через сад, задами вышла на объездную дорогу и остановила машину. Погода, кстати, была солнечной, плащ мне пришлось держать в руках. Я села в потрепанные «Жигули», и лысый дядька отвез меня в город на улицу Мира, отсюда до парка Пушкина три остановки троллейбусом. Собственно, в парке мне делать было нечего, но план есть план, и менять его не стоило.
Я посидела на скамейке минут десять, поглядывая на редких прохожих, и вернулась к остановке, где заприметила телефон.
Аркаша был в конторе, трубку снял сам.
— Аркаша, — сказала я и заревела с перепугу, потому что гениальный там замысел или нет, а голов-то мы вполне могли лишиться.
— Ладушка? — ахнул мой друг бесценный. — Жива? Где ты?
Не уловив в интонации ничего подозрительного, я шмыгнула носом и сказала:
— Господи, дай сообразить, голова кругом… Я возле парка Пушкина, на остановке… Они меня в парке оставили… велели в повязке сидеть… Аркашенька… — Я зарыдала еще громче, а он забеспокоился:
— Ладуль, радость моя, не плачь… Жива-здорова, и слава богу, потом разберемся… Я сейчас пошлю кого-нибудь… Жди. Сам бы поехал, да веришь ли: сердце прихватило, не могу подняться.
